Но парни таки сделали этих матерых министерских волчар.

Все. Теперь это простые граждане, реально живущие в малогабаритных квартирах только на пенсию, как и большинство населения страны. И никакие старые связи и знакомства, никакие взятки и «помощь друга», никакие судорожные метания от неотвратимого катка правосудия Гарандина не помогли бывшим крупным деятелям страны. Он не собирался и не планировал устранять их физически – ни в коем случае! Он понимал, что простая жизнь среди того самого народа, которому они «служили», для них страшнее и горше любой смерти.

Детки их мажорные, рулившие бизнесами папаш с презрительными мордами в адрес тех, кто ниже их по социальному статусу, рассекавшие с чувством властителей мира на спортивных тачках за миллионы долларов по улицам Москвы, сидевшие в креслах владельцев банков и предприятий, ни хрена никогда не сделавшие в жизни сами, не заработавшие ни рубля – они сломались самыми первыми, не бойцы оказались. А оставшись голыми – без работы, без тачек, бабок, связей и папочкиной поддержки, такое принялись вытворять, что «мама дорогая!».

Влад посодействовал, чтобы двоих из этих деток посадили по очень неприятным статьям: групповое изнасилование, участие в принудительной сексуальной эксплуатации, распространение наркотиков и педофилия. Между прочим, все обвинения совершенно обоснованы и доказаны, эти упырьки, министерские отпрыски, совершили их с особым упоением, тащась от собственной вседозволенности и теша свое извращенное существо, насилуя малолетних девочек.

Когда Гарандина увидел в зале суда отец одного из обвиняемых, он дико заорал каким-то истеричным, бабским фальцетом, покраснев лицом от натуги и ненависти и тыкая во Влада пальцем.

– Ты! – брызгал он слюной. – Ты все подстроил!!! Обокрал, разорил, по миру пустил!!! Все ты!! Сына моего посадил, – задыхался от ярости этот некогда могущественный и недосягаемый человек.

Влад посмотрел ему прямо в глаза, без сожаления или торжества и без улыбки, и обозначил легкий намек на поклон головой.

– Убью! – орал поверженный враг. – Найду и убью! Раздавлю гадину! Раздавлю…

И вдруг захрипел горлом, закатил глаза и начал заваливаться на спину под перепуганные крики сидевших в зале.

Владислав Олегович Гарандин развернулся и неспешной походкой удовлетворенного хорошо сделанным делом человека вышел из зала суда, отчетливо понимая, что те двое, которые получили сегодня реальные сроки, вряд ли протянут на зоне с такими статьями дольше года. Лично он больше чем на восемь месяцев не поставил бы.

И прямо от здания суда, сопровождаемый охраной, ставшей в последнее время неотъемлемой частью его жизни, Влад поехал на кладбище к отцу, по дороге купив букет разноцветных роз, которые больше всего нравились Олегу Дмитриевичу.

Он долго сидел возле могилы, не чувствуя никакого сожаления или мутного осадка прошлых обид, поднимающегося из глубины сознания, лишь какую-то необычную, незнакомую пустоту внутри, и разговаривал с ним, словно отчитывался о проделанной работе. И неожиданно подумал: и что дальше?

Все эти годы его вела главная цель – восстановить справедливость и «воздать всем по делам их». Ради этого он и пер вперед буром – не ради наживы как таковой, не из «любви к деньгам», он относился к растущему богатству исключительно как к инструменту для достижения своей главной цели.

Ну вот восстановил и воздал. И что? Какая теперь цель жизни? Устремленность к чему?

– А теперь будем становиться самыми богатыми людьми мира, – указал ему новую цель Макс.

– Зачем? – спросил его Влад.

– Потому что можем, потому что это высший пилотаж и потому что это другая жизнь, в которую вхожи единицы, – разъяснил Макс. – Неограниченные возможности, мир в его лучшей, виповской, лакшери, версии принадлежит тебе. Все самые великие достижения доступны тебе. Это круто, брат. И я хочу это испытать.

– Ну ладно, – без особого энтузиазма согласился Влад. – Давай!

И их с Максом понесло конкретно.

Влад изменился, как-то очень быстро перестроившись с четкого спокойного достижения определенной цели на деловитое зарабатывание денег и увеличение капитала, просто потому, что это стало делом его жизни. Ну и потреблял сопутствующие его статусу удовольствия, стремясь испытать, посмаковать вип-жизнь самой верхушки богатых людей мира.

Дотянуться до небес и устроиться там с комфортом.

Он и не заметил, да и не мог, наверное, заметить, как меняются его мышление, его привычки, его жизнь, его мировоззрение и чувствование мира, жизни, восприятие себя как личности, как делового человека, как человека, облеченного немалой властью.


– А жены? – спросила Дина, когда Влад надолго замолчал, и пояснила, когда он, посмотрев на нее, вопросительно приподнял одну бровь: – Ты забыл, что мне уже можно заходить в Интернет на целых три часа в день, и я им таки воспользовалась и прочитала всю информацию, что могла найти про тебя.

– И что, есть что-то интересное?

– Многое, – со значением склонив головку набок, заверила Дина. – Самое интересное то, что после две тысячи одиннадцатого года про тебя вообще нет никакой информации, словно ты пропал неведомо куда. Желтая пресса выдвигала в основном дикие версии на твой счет, да на телевидении несколько раз было какое-то мимолетное упоминание: сменил род деятельности. Ни громких разоблачений и триумфального побега в Лондон, ни судебных разбирательств с арестом, ни конфискаций с миллиардными исками. Размыто-непонятно: смена деятельности. Считай, как хочешь. И в соцсетях тебя нет.

– Тебя, кстати, тоже, – смотрел на нее веселыми глазами Гарандин.

– Ну, я-то понятно почему, а вот ты лошадка темная.

– Это точно, – от души рассмеялся Влад.

– Так что с женами? – напомнила свой вопрос Дина. – По данным из Интернета и сетей, которые, как известно, никогда не врут, у тебя было три официальные жены.

– Это ужасный моветон – рассказывать женщине, за которой ухаживаешь, про своих бывших женщин, – посмеивался Влад, принимая ироничность ее тона.

– Я потерплю, – «героически» пообещала Дина.

– Тебе придется запастись терпением, поскольку завтра тебя выписывают, а про такие важные дела, как мои жены, я не могу рассказывать второпях, – остудил ее ожидания Гарандин и вдруг серьезно спросил: – Ты едешь ко мне?

– Вот так сразу, что ли? – немного оторопела Дина.

– Есть повод тянуть? – спросил он, всматриваясь в выражение ее лица.

– Повода нет, но как-то это…

– Дина, – многозначительно произнес Влад.

Это был вопрос…

Оба они отчетливо понимали, что именно предлагает он ей и о чем конкретно спрашивает.

«Да что я, господи боже ты мой! – негодуя на себя, рассердилась Дина. – Все было понятно еще тогда, когда я на асфальте валялась, и ничего с того момента не изменилось, только стало гораздо определенней!»

– Ну еду, еду, – проворчала она, сдаваясь. – Батенька настоятельно рекомендует, да и дети мать гонят в поля фермерские, как неродную.

– Я купил их лоббистские голоса, пообещав нечто заманчивое, – усмехнулся Влад.

– Ну вот, что за дети, а? – наигранно возмутилась Динка. – Продали мать родную ни за что ни про что, за полушку какую-то!

– Это очень весомая полушка, пожалуй, что и на рубль потянет, так что детки твои не продешевили, – уверил ее Гарандин со всей серьезностью.


– Люблю дорогу, – призналась Дина, как только они выехали за МКАД, – люблю куда-нибудь вот так ехать и ехать в машине. В любое время года, но почему-то больше всего зимой, когда снег. Странно, да?

– Да нет, не странно, срабатывает глубинная генетическая память: когда вокруг холод, а ты в пещерке, да еще в тепле и относительной безопасности. Во времена выживания это было сродни счастью, – сказал Влад.

– Наверное, – согласилась Дина. – А ты дорогу любишь?

– Как сказать, – задумался Влад, – сейчас, пожалуй, ничего, иногда в радость, но вот несколько лет назад, нет. – И пояснил: – Слишком много и слишком интенсивно долгие годы я ездил, летал, бесконечно перемещался. Это было частью работы и моего существования.

– Кстати, о «слишком долго», – ухватилась за мысль Дина. – По-моему, самое время рассказать, как ты жил-был олигархом.

– Я не был олигархом, – посмотрел на нее Гарандин.

– Но ты был долларовым миллиардером и даже входил в списки «Форбс», – напомнила ему Дина.

– Был и входил, – кивнул Влад. – Но олигархом не был. Я не принадлежал к составу правящей олигархии, не имел прямого влияния на правительство, хотя, конечно, проплачивал некоторым лобби для проталкивания своих интересов и в какой-то степени имел влияние.

– Ну, хорошо, не хочешь быть олигархом, не надо, – легко согласилась Дина. – Но ты входил в списки самых богатых людей мира! – с нажимом повторила она. – А это все же не Гиви, держащий фруктовый ларек, согласен?

– Согласен, – легко посмеялся Влад.

– Ну? – потребовала ответа Дина.

– Конкретизируй это свое «ну», – предложил Гарандин.

– И каково это – быть миллиардером мирового уровня?

Он не ответил сразу. Молчал, смотрел вперед на дорогу, думал.

– Чем выше поднимаешься, – заговорил Влад тихим голосом, не отрывая взгляда от дороги, – тем более одиноким становишься, тем меньше людей, способных тебя понять в полной мере, находящихся с тобой наравне. На вершине всегда одиноко. И этот закон работает не только для богатых людей и политиков высшего эшелона, но и для уникальных ученых и вообще людей в чем-то гениальных. Есть один выдающийся ученый у нас в России, занимающийся новым направлением в науке, которое еще не сформировано до конца, что-то вроде симбиоза нанотехнологий-физики-астрологии и математики. И во всем мире существует только два ученых такого же направления. То есть во всем мире есть только два человека, которые могут понять его мысли, логику, ход его размышлений и формулы.