«Пока не могу. Все очень сложно».

«Сложно» – это просто слово года. Если я попытаюсь описать все как есть на малюсенькой клавиатуре этого паршивого телефона, то мне понадобится несколько дней. Да и тогда не факт, что у меня получится все объяснить. Потому что я понятия не имею, с какой стороны к этому подступиться.

Я ставлю ноут на колени и смотрю на черный экран. Потом решаю еще раз пролистать заметки, на этот раз вооружившись моим любимым зеленым маркером. Я переворачиваю страницы в попытке выудить тезисы, найти, с чего начать эссе. Я все листаю и листаю, в задумчивости засовываю кончик маркера в рот и грызу и нервно вожу пальцами по строчкам. Но чем больше я читаю, тем больше начинаю нервничать. Все бесполезно.

Мой сломанный дорожный будильник подмигивает красной лампочкой, будто насмехается надо мной из-за того, что я так долго не могу справиться с заданием. Я вскакиваю с постели, прислоняюсь спиной к стене и приседаю на невидимый стул. Тренировка мышц ног. Чем сильнее будет жечь в бедрах, тем быстрее остынет голова. Я считаю секунды. Тридцать. Шестьдесят. Девяносто. Время тикает, но ничего не происходит. Почти две минуты, ноги уже начинают дрожать, но хаос из мыслей и страхов никуда не уходит. Где-то на третьей минуте мои ноги сдаются, я опускаюсь на пол. Разминая руками ноги и тяжело дыша, я пытаюсь решить, что делать.

Такое впечатление, будто я брожу в потемках своего разума с фонариком, но никак не могу найти ни единого слова для того, чтобы описать, что я чувствую. Очевидно только одно: мне ни за что не удастся написать сегодня два эссе, тем более учитывая тот факт, что в последние дни Джейсон почти не помогает мне. Вернее, вообще не помогает. Он не помощник, он полная противоположность полезности.

Раз уж он не выполняет свою часть сделки, то и я не собираюсь выполнять свою. Пойду и скажу ему это. Прямо сейчас. Я провожу руками по животу, чтобы разгладить складки на рубашке, глубоко вздыхаю и быстро выхожу из номера, подперев дверь ботинком, чтобы она не захлопнулась – миссис Теннисон уже собрала ключи.

Я останавливаюсь перед дверью Джейсона и громко стучу, пока не успела передумать и отговорить себя. В ответ тишина. Я прислоняю ухо к двери, но не слышу ни музыки, ни телевизора – вообще ни звука. Может, Джейсон спит? На часах десять тридцать. Похоже, он куда-то смылся. Я стучу еще и смотрю в глазок, как будто надеюсь увидеть в него комнату. Я так близко наклоняюсь к двери, что стукаюсь об нее лбом.

– Ауч! – бурчу я под нос и потираю ушибленное место.

– Йоу, его нет, – раздается голос позади меня. Я оборачиваюсь и вижу Квентина Филлипса, игрока из команды по лакроссу и самого отмороженного любителя травки в школе, он высунул голову из двери номера напротив комнаты Джейсона.

– Что?

– Йоу, у тя… че-то… на… – Квентин от смеха толком не может ничего выговорить.

– Что? В чем дело? – раздраженно спрашиваю я.

– Да у тя губы зеленые, – говорит Квентин и тычет мне в лицо пальцем.

Тут я вспоминаю о том, как листала свои заметки и грызла зеленый маркер. Ну класс! Я облизываю палец и начинаю тереть губы, но без зеркала не могу понять, становятся ли они чище.

– А куда он делся? – спрашиваю я Квентина. Он как раз перестал хохотать, значит, мне удалось избавиться от зелени.

– Свалил, – отвечает Квентин, странно коверкая слова, будто он серфер. (Но я-то точно знаю: этот парень родом из Бостона.)

– Ты знаешь куда?

– Йоу, не-а, не знаю точно, – медленно тянет Квентин, прищурившись. – Кажется, он говорил про какой-то сухой закон или че-то типа того.

– Извини, чего? – Я не очень-то сильна в псевдосерферском наречии, так что, скорее всего, что-то не поняла.

– Да не знаю я, ну че ты. – Ленивая ухмылка расползается по лицу Квентина. – Он че-то говорил там про какой-то запрет, но мне было не до того, я устал, но че-то там было про то, что бухло – это зло и все такое.

– Ты уверен, что ничего не путаешь?

Запрет? На алкоголь? Серьезно? Да что этот парень курит? Нет, даже если представить, что в Лондоне проходит какой-то странный митинг против продажи алкоголя, то Джейсон скорее подожжет свои волосы, чем станет в этом участвовать. Пару дней назад он показал себя как раз сторонником алкоголя.

– Йоу, да я типа пришел с пробежки и увидел его в холле, и такой типа: «Йоу, чувак, че как?» – и он такой типа: «Сухой закон. Пора». – Квентин начинает раздражаться. – Да я ваще-то не его сиделка или типа того, разве это не твоя работа, а?

В голове у меня вдруг загорается лампочка. Это никакой не митинг, это тот бар для экспатов, мимо которого мы проходили как-то в первый день в Лондоне, этот бар так и называется – «Сухой закон». Конечно же, Джейсон улизнул пить. Опять. Только на этот раз даже не удосужился мне об этом сообщить.

Взбешенная, я возвращаюсь в номер и что есть силы захлопываю за собой дверь. Зеркало в золоченой раме вздрагивает на стене. Я хватаю с кровати мягкую подушку в шелковой наволочке, зарываюсь в нее лицом и начинаю орать так громко и так пронзительно, как в жизни еще не орала.

Потом бросаю подушку обратно на кровать и смотрю на себя в зеркало. Я вне себя от злости, и это видно. Я бы даже сказала, я выгляжу как чокнутая. Волосы спутались и торчат в разные стороны, потому что я теребила их от волнения. Глаза красные, а на щеках какой-то странный непроходящий румянец. Стены моего номера как будто сдвинулись и теперь давят на меня со всех сторон. Воздух в номере стал тяжелым, липким, и мне тяжело дышать.

Мне нужно взять себя в руки. Немедленно. Я резко открываю шкаф и достаю форму для бега. Быстро переодеваюсь, крепко зашнуровываю кроссовки, кое-как собираю волосы в пучок. Потом нахожу свою порвавшуюся сумочку. Там, во внутреннем кармане на молнии, все еще лежит пластиковая карта-ключ, которую Джейсон стянул для меня. Я не пользовалась ею с той злополучной вечеринки, после которой поклялась, что больше не нарушу ни единого правила. Боже, я никогда так не ошибалась.

Я открываю дверь, высовываю голову и смотрю, нет ли людей в коридоре. Чисто. Я выхожу из номера, делаю глубокий вдох и захлопываю дверь до щелчка. Надо проверить, работает ли ключ. Я облегченно вздыхаю, когда вижу зеленый огонек рядом с ручкой. Значит, все в порядке, можно уходить. Я убираю ключ в карман спортивных шорт и иду к лестнице.

Я бегу долго, мимо проносятся квартал за кварталом. Такое впечатление, будто проходит не один час. Я бегу и бегу, пока ноги не перестают болеть и усталость не исчезает, и вот я просто лечу на автопилоте. Каждый мой шаг соответствует удару сердца. Сейчас поздно и темно, но на улицах полно людей, так что я вряд ли окажусь вдруг одна в темном переулке. Никто, похоже, не обращает внимания на маленькую американку в неоново-розовых шортах, которая бежит по улицам Лондона.

Когда наконец начинаю расслабляться и сбавляю темп, моя кроссовка за что-то цепляется, и я валюсь на землю. Но успеваю вовремя подставить руки, так что мои коленки остались целы, но ладони теперь жжет, и каким-то образом я даже умудряюсь содрать кожу на большом пальце левой руки.

Ну класс! Я осторожно встаю на ноги. На левой кроссовке развязан шнурок – похоже, я на него наступила. Так торопилась выйти из отеля, что забыла завязать еще один узел.

Я нагибаюсь, чтобы снова затянуть шнурок.

– Swe-e-e-e-et Caroline!

Даже несмотря на то, что голос звучит неровно, я узнаю его. Это Джейсон. Я оборачиваюсь и вижу, как он почти вываливается из паба. Я добежала до «Сухого закона». Ну конечно же! Я уже собираюсь развернуться и броситься прочь, но замечаю, что Джейсон в неважной форме. Он налетает на уличную урну и начинает хихикать.

О-ох! Он абсолютно пьян. И похоже, не видит меня. Он восстанавливает вертикальное положение и устремляется вниз по улице, спотыкаясь и налетая на все подряд. Я бросаюсь за ним. Думаю, мне следует убедиться, что он дотащится до отеля в целости и ни во что не влипнет. В конце концов, как сказал Квентин, я же типа его сиделка. Но не успеваю я и пяти шагов сделать, как Джейсон оборачивается и, потеряв равновесие, падает прямо на меня.

– Ой! – взвизгиваю я от неожиданности и пытаюсь сообразить, как мне объяснить, почему я преследую его посреди ночи на улице.

– Вау, вот это я везунчик, – бормочет Джейсон. – Врезаться в такую горячую штучку, как ты.

Эту фразу можно было бы принять всерьез, если бы его глаза не были плотно закрыты. Я и в самом деле вся красная после пробежки, моя старая вытянутая футболка с эмблемой «Ньютон-Норд-Хай» насквозь мокрая от пота, а выбившиеся из пучка волосы прилипли к щекам и ко лбу.

Джейсон трет глаза руками, как будто ему в лицо прыснули перцовым баллончиком.

– Это я, Джулия, – говорю я, пытаясь заставить Джейсона убрать руки от глаз, но он сопротивляется. Тогда я отпускаю его руки, и он, не успев этого понять, по инерции бьет себя кулаком в глаз.

– А-у-у-у-уч! – кричит Джейсон, продолжая тереть лицо. – За что-о-о-о?

– За то, что сбежал из отеля. Опять. И не сказал мне, – тут же отвечаю я и вытираю пот со лба краем своей футболки. – И за то, что надрался в одиночестве так, что глаза открыть не можешь.

– Не в одиночестве! А в кругу друзей! Целой кучи друзей… – возражает Джейсон, но никаких друзей я нигде не вижу.

– Ну так и где же твои новые клевые друзья?

– Только что ушли, – пожимает он плечами. – Вот и я ухожу.

Он делает шаг по тротуару и тут же наступает на свой развязавшийся шнурок. Я хватаю Джейсона, чтобы он не врезался в асфальт.

– В таком состоянии ты без посторонней помощи никуда не дойдешь.

Я прислоняю Джейсона спиной к стене маленького магазина спортивных товаров и присаживаюсь на корточки, чтобы завязать ему шнурки. Квентин был абсолютно прав. Я и правда сиделка.