Дирдре продолжает болтать, но я не слушаю – вспоминаю свою собственную страшную историю. Мне было пять, и мы с семьей выбрались в парк неподалеку от дома на пикник. Мы с другими детьми играли у пруда, когда на него села стая гусей. Я подошла к одной из птиц, чтобы ее погладить.

Если верить расплывчатым детским воспоминаниям, гусь издал самый громкий, самый жуткий и самый долгий вопль, который я когда-либо слышала, и попытался укусить меня за руку. Я завизжала, как сирена, и со всех ног бросилась бежать, а гусь погнался за мной. Я думала, что умру (или, во всяком случае, кричала я так, словно сейчас умру, как потом рассказывал папа). Он подбежал и подхватил меня, и в одно мгновение я стала выше этой тупой птицы. Со мной на руках папа сам погнался следом за гусем.

И все равно с тех пор я боюсь гусей. И каждый раз, увидев их, думаю о том, что теперь я должна гоняться за ними в одиночестве. Хорошо хоть этот гусь набит наполнителем, покрыт сверху лаком и прибит к деревянной платформе. Вегетарианка Фиби убила бы меня на месте за такие мысли, но я чувствую странное удовлетворение.

К счастью, экскурсия длится не слишком долго. Мы возвращаемся в парадный зал, и все разбредаются осматривать портреты на стенах и мраморную лестницу. Я засовываю блокнот в сумку, чтобы не потерять свои заметки, и направляюсь к Джейсону, который стоит у большого окна и смотрит на улицу. Он перекидывает телефон из руки в руку и, я почти уверена, размышляет сейчас не о политических последствиях, вызванных появлением на окне портьеры из пурпурной парчи.

– Все в порядке? – спрашиваю я. – Ты сегодня будто не с той ноги встал?

– Что? – переспрашивает он. Похоже, не заметил, как я подошла.

Я машу рукой у него прямо перед носом.

– За последние два часа ты не выдал ни одной похабной шутки. Ты нормально себя чувствуешь? Может, у тебя жар?

Вдруг Джейсон резко спрашивает:

– Тебе правда нравится Марк Биксфорд?

В эту секунду у меня в голове происходит короткое замыкание.

– Что! – Больше ничего сказать я не в состоянии.

– Ну, он вроде какой-то поверхностный, – говорит Джейсон.

Я прилагаю грандиозные усилия, чтобы сейчас мое лицо не выдало внутреннюю истерику.

– Откуда ты об этом узнал? – спрашиваю я, стараясь сохранить спокойствие и не выдать панику голосом.

– Сара Финдер, королева сплетен. Откуда же еще?

Ну конечно. Я вдруг чувствую, как подкашиваются ноги и позолоченный сверху донизу зал кружится вокруг меня. Кому еще сказала Сара? А Марк знает? И как ей самой вообще удалось узнать? О господи! Она писала об этом в твиттере?

Джейсон тем временем продолжает:

– С другой стороны, пожалуй, он довольно обаятельный и уж точно не такой придурок, как я.

Он тянет слово «обаятельный» так, что мне становится не по себе. Я надеялась, Джейсон забыл про то, что я вчера наговорила лишнего. По крайней мере, он не выглядел раздраженным, когда мы уходили в Cue-2-Cue, но сейчас, похоже, он зол.

– Понятия не имею, к чему этот разговор, – выдавливаю я. Надеюсь, Джейсон не заметит капель пота, выступивших у меня на лбу.

– Да расслабься. Мне нет дела до того, по кому ты сохнешь. Я не стану никому рассказывать.

– Я не сохну по Марку. А даже если и так, тебе-то что?

Я стараюсь говорить уверенно, будто бы этот разговор действительно не имеет значения, но на самом деле я сейчас думаю только о том, что мои коленки трясутся, как мятное желе. Я как бы невзначай кладу руку на стоящее рядом кресло, но это, должно быть, выглядит так, будто я отчаянно цепляюсь руками за мебель на тонущем «Титанике». Надеюсь, это кресло не представляет исторической ценности, а то я вот-вот рухну в него без сознания. Или меня стошнит.

– Да мне без разницы, – отвечает Джейсон. Он плюхается в то самое кресло. Наверное, со стороны это выглядит так, словно мы позируем для какого-то нелепого портрета. Только я, наверное, смотрюсь так, будто меня заставляют делать это под дулом пистолета.

– Зачем тогда ты начал этот разговор? – требую я объяснений, мое лицо горит.

– Ты правда не понимаешь? – закатывает Джейсон глаза.

Я встаю прямо перед ним.

– Послушай, не надо ненавидеть Марка за то, что он лучше тебя. – Я смотрю Джейсону прямо в глаза.

– Повтори-ка, – прищуривается он от ярости.

– Ты все слышал. Марк действительно обаятельный и вежливый, и он не пытается постоянно обратить на себя внимание. – Джейсон открывает рот, но я продолжаю, не давая ему вставить ни слова: – Он просто милый парень, который ни разу не сказал ни о ком ничего плохого. И ты выглядишь жалко, пытаясь облить его грязью.

– Знаешь, что, Джулия. Ты…

Но очередная отвратительная тирада не успевает вылететь у Джейсона изо рта: у меня в кармане начинает вибрировать телефон, и я поднимаю вверх указательный палец – международный способ сказать: «Простите, у меня тут дела поважнее, так что вам придется подождать». Я оглядываю зал в поисках миссис Теннисон. Ее нигде не видно, но я не хочу рисковать, поэтому прячусь за помпезными портьерами королевы Виктории и только после этого открываю телефон. Там новое сообщение от Криса: «Сижу в кафе, пью мокко с карамелью и мечтаю о тебе…»

Мои щеки вспыхивают еще сильнее. Никто и никогда не писал мне таких милых сообщений. Я читаю еще раз. И еще. Потом чувствую, что кто-то тычет в меня пальцем через портьеру.

– Ты там?

Я тяну портьеру в сторону, пытаясь выпутаться, но из-за Джейсона ничего не получается. Я чувствую, что его рука где-то рядом, но не могу ее найти. На мгновение меня одолевает паника, я представляю, что никогда не выберусь отсюда, и мое мумифицированное тело станет частью дворцовой экспозиции.

В конце концов мне приходится встать на колени и проползти под портьерами. Когда я появляюсь, Джейсон закатывает глаза, в его взгляде читается: «Ты просто королева чокнутых».

– Чего тебе от меня надо? – спрашиваю я, делая вид, что все в порядке и мне не пришлось только что сражаться с огромным куском бархата.

– Если тебе та-а-а-а-а-ак нравится этот Марк, если вы с ним СДД, или как там это называется, – произнося «СДД» Джейсон делает в воздухе пальцами кавычки, – тогда зачем ты так охотишься за этим Крисом? Для той, кто, наверное, даже трусы свои гладит, это как-то не очень логично. Ты ведешь себя с парнями, как все те девчонки, которых ты так презираешь.

– Я никого не презираю! – возмущаюсь я.

– Да неужели? Разве не ты с самого начала поездки уверена, что все твои одноклассники просто озабоченные идиоты, которые не смогут оценить историю и культуру Лондона?

– Ну Сара и Иви и правда идиотки, – отвечаю я. – Особенно Сара. Какое ей дело до всех остальных вообще? Она думает, что другие люди живут лишь для того, чтобы дать ей повод для сплетен.

– Да ты ничего о ней не знаешь, – отвечает Джейсон. – Если бы ты хоть одну секунду провела за чтением блога Сары Финдер, то поняла бы, что она так одержимо хочет все обо всех знать, чтобы защитить своих друзей. Ты так занята жизнью в Джулиаленде, что не замечаешь никоговокруг.

– Да ладно? – ворчу я. Горло у меня сжимается. Джейсон выставил меня каким-то ужасным, повернутым на себе монстром. Но я совсем не такая! Он думает, что знает меня. Нет, он ничего обо мне не знает! Я делаю глубокий вдох и тихим голосом говорю: – Марк тебя никак не касается, понял? Ты встречался с кучей девчонок, но это не делает тебя экспертом в любви. Нет, серьезно, у тебя были девушки, но разве хоть одна продержалась рядом с тобой больше недели? – Я закусываю нижнюю губу, тут же пожалев о сказанном.

– Если я такой идиот, зачем ты попросила моей помощи? – Он бросает в меня чем-то маленьким и серебристым. Я успеваю поймать это до того, как оно врезается мне в щеку. Мой телефон! – Вот.

Удачи с перепиской.

– Что? Как ты… Когда ты… – бормочу я.

– У придурков вроде меня все всегда к рукам липнет, – отвечает Джейсон с каменным лицом.

Ох, портьеры. Должно быть, он выхватил мой телефон, пока пытался «помочь» мне выбраться. Я дышу быстро и глубоко, будто только что вышла из бассейна после тяжелого спринта. Все идет наперекосяк. Если люди могут самовозгораться, то, боюсь, я в зоне риска.

– Отвали от меня, – шиплю я.

– С радостью.

Джейсон проходит мимо меня, с силой толкнув плечом. От удара я делаю шаг назад… И врезаюсь в рыцарские доспехи. Конструкция начинает дребезжать и раскачиваться. Я пытаюсь предотвратить катастрофу, но слишком поздно. Как будто в замедленной съемке доспехи, на удивление тяжелые для уменьшенной копии, падают на пол. Грохот отражается от мрамора и, как торнадо, вихрем разносится по всему залу. Я замираю от ужаса. Все смотрят на меня, и Джейсон тоже, на его лице застыло непонятное выражение, что-то между досадой и удивлением.

Наш экскурсовод выдает нервный смешок и, повернувшись к обомлевшим одноклассникам, говорит:

– Это всего лишь копия, просто копия. Однако впредь будьте аккуратнее, мисс, прошу.

– Джулия Лихтенштейн, какой бес в тебя вселился? – громко шепчет миссис Теннисон сквозь сжатые зубы. Очевидно, она взбешена с большой буквы «В», но не хочет устраивать скандал перед гидом. Она шлепает в мою сторону в своей старой обуви. Наверное, думает, что выглядит в них модно, но, по правде говоря, ноги у нее в них как у слона. Она берет меня под локоть и выводит в боковой коридор.

– Мисс Лихтенштейн… – Обычно именно так она начинает отчитывать учеников. – В этой поездке вы ведете себя абсолютно неприемлемо. Я надеялась, что вы будете примером для одноклассников, но вместо этого вы ведете себя импульсивно, беспечно и неуважительно. От вас я меньше всего ожидала такого поведения.

Ее слова – словно удар в солнечное сплетение. У меня перехватывает дыхание, к глазам подступают слезы. Никогда еще ни один учитель не говорил со мной так. Никогда.