– Почему вы не в постели? – нахмурился он, увидев, что она, упрямо сложив перед собой руки, сидит в гостиной в освещении нескольких ламп. – Ребенок? Если так, надо было послать кого-то из слуг за акушеркой.

– Дело не в ребенке, Чарльз. Война в Америке закончилась. Англичане разбиты и просят мира.

– О, – как ни в чем не бывало ответил Чарльз, – кажется, я что-то такое слышал сегодня.

– Это все, что вы можете сказать? Господи, все кончено! Неужели не понимаете? У вас больше нет надо мной власти. Я свободна идти, куда захочу, и делать, что мне вздумается!

– Неужели, дорогая? – язвительно спросил он. – Куда же вы пойдете и что станете делать?

– У меня есть дом, Чарльз. Я не сказала вам раньше, но отец оставил мне все: дом, землю, доходы. Я богата и ни в чем не буду нуждаться. Я более чем способна позаботиться о себе и ребенке.

– Когда вы об этом узнали? – с любопытством спросил Чарльз. – Полагаю, сию новость поведала вам экономка отца, когда вы ездили в особняк Эшли?

– Да, – с вызовом ответила Алекса. – А еще я в тот день нанесла визит его поверенному. И подписала бумаги. Теперь все принадлежит мне.

– И вы сочли возможным утаить от меня эту информацию, – сердито прорычал Чарльз.

– Это вас никоим образом не касается.

– А как же ваше обещание, Алекса? Слово Эшли так мало значит, что вы настолько легко его нарушаете?

– Обещание, данное вам по принуждению, для меня теперь недействительно. Вы добились его при помощи угроз. Я с самого начала не собиралась его выполнять. После рождения ребенка планировала найти способ нарушить его и не становиться вашей… любовницей или женой, если таковым было ваше намерение.

– Я хотел жениться на вас, Алекса, – рассерженно признался Чарльз. – Если бы знал, что вы богаты, то уже давно так и сделал бы.

– Вы ни о чем не забыли, Чарльз? У меня уже есть муж. Я не пойду на двойной брак, а вы пока ничего не предприняли, чтобы получить развод, не говоря уже о том, что я не намерена на него соглашаться.

Внезапно Чарльз расхохотался, ошеломив Алексу. Хохотал, пока слезы не покатились по его щекам.

– Что с вами? Вы с ума сошли?

– Ах, Алекса, как вы наивны, – выдохнул Чарльз, вытирая слезы. – Неужели вы действительно поверили, будто я оставлю Лиса в живых, чтобы он однажды вернулся за вами? Я думал, вы обо мне лучшего мнения!

– Что… что вы хотите сказать? – Взглядом впившись в Чарльза, Алекса побледнела, и все ее тело сжалось от ужаса. – Я собственными глазами видела, как Адам покинул корабль, исчезнув в ночи.

– Но вы не заметили двух людей, которым я заплатил, чтобы они убили Лиса, как только он скроется из вашего поля зрения, – злорадно улыбаясь, сообщил ей Чарльз. – У этого человека было девять жизней, и я не рискнул доверить палачу задачу покончить с ним. Побег был вполне возможен, как бы хорошо его ни охраняли.

– Презренный мерзавец! – прошипела Алекса, трясясь от бессильного гнева. Но тут ей внезапно пришла в голову мысль. – Почему вы так уверены, что он умер? Мы отплыли почти сразу, и Лис мог обойти вашу ловушку. Разве не вы сейчас сказали, что у него больше жизней, чем у кота?

– Это исключено, – самодовольно улыбнулся Чарльз. – Вы сами видели, каким он был слабым. Вашего мужа ежедневно избивали тюремщики, и его раны продолжали гноиться.

С искрой надежды в сердце Алекса ответила:

– Все равно он мог спастись. В ту ночь могло произойти что угодно.

– Вряд ли, – лукаво проговорил Чарльз. – Я знаю наверняка, Лиса нет в живых. Помните огонек, который мы увидели на берегу, когда отплывали? Вы еще тогда спросили о нем. – Алекса кивнула, с ужасом ожидая слов, которые неизбежно должны были последовать. – Это был заранее условленный сигнал, сообщавший мне: Лис, или Адам, если вам угодно, мертв. Только после того как я убедился, что его больше нет в живых, мой корабль покинул Саванну. Теперь сомневаюсь, что оно того стоило, – кисло добавил он.

Вне себя от ярости, Алекса вскочила с кресла и набросилась на Чарльза, глубоко впившись ногтями ему в щеки.

– Гнусное животное! – завопила она, теряя рассудок от горя. – Будь у меня меч, я бы разрубила тебя пополам! Ты убил человека, которому даже в подметки не годишься! Ненавижу тебя! Однажды, Чарльз, когда меня не будет отягощать ребенок, мы встретимся на равных, и я с огромным удовольствием тебя прикончу! Помогай мне в этом Господь!

Чарльза затрясло от страха. Он еще не видел женщины, настолько убитой горем, чтобы она оказалась на грани потери рассудка. Оторвав ногти Алексы от своего залитого кровью лица, он с большим трудом сумел вырваться. Чарльз достаточно хорошо знал Алексу и Лису, чтобы понимать: ее угрозы не пустые слова. Однажды, когда он будет меньше всего этого ожидать, в его тело вонзится острый конец рапиры, и, скорее всего, ему придется принять внезапную смерть от рук мстительной женщины.

– Успокойтесь, Алекса, – прошипел Чарльз, – подумайте о ребенке.

– Я думаю о ребенке и о том, что он никогда не узнает отцовской любви.

– Полагаю, мне лучше уйти, Алекса. Вы теряете самообладание, и я боюсь за ваше душевное здоровье, – проговорил Чарльз, пятясь к двери.

– Ты боишься за свою жизнь, трус, и правильно делаешь! Прочь с глаз моих! Если я еще хоть раз тебя увижу, готовься к смерти!

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, Чарльз повернулся и бросился вон из дому, бормоча себе под нос о женщинах, возомнивших себя ровней мужчинам и отказывающихся им подчиняться. Никогда больше он не станет укрощать такую строптивицу. Дайте ему скромную женщину, существование которой зависит от доброй воли мужа.

Алекса шаг за мучительным шагом поднялась по лестнице, сотрясаясь от рыданий. Умер! Адам умер! Тупая боль грызла ее и высасывала быстро иссякающие силы. У нее не было причин не верить Чарльзу, ибо она ясно помнила, как они стояли у поручней корабля и с берега им подмигивал фонарь. По какой-то непонятной причине в ту ночь она решила не расспрашивать Чарльза, хотя он явно был на взводе, пока не увидел мерцающего огонька, означавшего, как теперь выяснилось, гибель Адама.

Она не могла поверить, что больше никогда не узнает его любви и не услышит, как он шепчет ей на ухо хриплым, чувственным голосом. Больнее всего было от мысли – он умер, так и не узнав о ребенке. Запершись у себя в комнате, Алекса повалилась на постель, благодарная, что может хотя бы дать волю слезам.


С первыми лучами следующего дня Алекса со всем багажом переехала в особняк Эшли и, рыдая, упала в объятия Мэдди.

– Я надеялась, вы вернетесь домой, миледи, когда услышала новости о войне, – утешала ее экономка. – Теперь вы в безопасности, милая. Чарльз не причинит вам вреда.

– Ах, Мэдди, Чарльз уже сделал самое страшное, что только можно представить. Он убил Адама! Он приказал лишить жизни моего мужа!

Усадив Алексу в кресло и выслушав, как далеко зашел Чарльз в своей подлости, Мэдди, насколько могла, попыталась ее утешить.

– Возможно, все случилось не так, как говорит Чарльз, – с надеждой сказала Мэдди. – Постарайтесь не убиваться так, милая. Это не на пользу ребенку.

– Ты не видела Адама в ту ночь. Он был измучен и настолько слаб, что едва держался на ногах, – всхлипнула раздавленная горем Алекса. – Он умер, я знаю!

В попытке сменить тему Мэдди спросила:

– Вы виделись с Чарльзом сегодня утром? Он не пытался вас остановить?

Не переставая плакать, Алекса резко расхохоталась.

– Этот трус? Ему хватило ума не попадаться мне на глаза. Когда я уезжала, его нигде не было. Слуги сказали, что прошлой ночью он так и не вернулся домой. Думаю, Мэдди, я его испугала. Я пообещала убить его, и он понял, что не шучу.

Мэдди выпучила близорукие глаза и защелкала языком, когда ее милая, любимая Алекса в одну секунду превратилась в хладнокровную Лису. У седой экономки не осталось сомнений – Чарльзу стоит позаботиться о собственной безопасности.

С помощью Мэдди Алекса заново обжилась в родном доме. Хотя она много времени проводила в загородном поместье отца, особняк Эшли в Лондоне был ей не менее дорог. Она строила осторожные планы провести лето в деревне с малышом. Возможно, там, в умиротворяющей обстановке, она наконец примирится со своей потерей и научится жить без Адама.

В душе Алекса знала, другого мужчины в ее жизни не будет. Благодаря отцу она не испытывала финансовых проблем. Хотя собственное существование перестало иметь для нее какое-либо значение, она намеревалась как можно достойнее прожить жизнь ради ребенка Адама. Слава богу, ей осталась эта маленькая частичка мужа, благодарно вздыхала Алекса, поглаживая живот. В течение следующих двух недель ею владело спокойствие – спокойствие, часто предшествующее родам.

Двенадцатого мая 1782 года у Алексы начались схватки. Несколько часов она скрывала боль от Мэдди, которая и без того слишком рьяно хлопотала вокруг нее. Но к сумеркам экономке стало ясно: у Алексы полным ходом идут схватки, и она поспешно вызвала акушерку. Алекса заблаговременно сообщила Мэдди, что не желает иметь дела с женщиной, найденной для нее Чарльзом. Поэтому экономка, наведя справки, нашла опытную акушерку, отличавшуюся чистоплотностью и сочувственным отношением к пациенткам.

В десять часов того же вечера Алекса родила сына, которого незамедлительно назвала Дэвидом Эшли Фоксвортом. Сокращенно Дэйви. Роды прошли почти без осложнений, и после Алекса смогла полежать с сыном на руках, дивясь чуду его рождения. Каждый крошечный пальчик был идеальным, равно как и голова красивой формы, маленькие ушки и черты, в миниатюре повторявшие отцовские. Как же она его любила!

Алекса горько разочаровалась, когда у нее не появилось молоко и она вынуждена была прибегнуть к помощи кормилицы. Женщина подозревала, что это из‑за потрясения, пережитого незадолго до родов, когда она узнала о смерти Адама. Но в чем бы ни крылась причина, Алекса ужасно огорчилась, впервые увидев Дэвида, умиротворенно сосущего грудь другой женщины.