Уилл взял кружку и, отхлебнув большой глоток, ощутил, как проходит чувство напряженности, не покидавшее его уже несколько месяцев.

— Только дурак мог бы спешить в Англию в это время, если у него есть друг, который изготавливает лучший портвейн в Португалии, — отозвался он.

— Не могу поклясться, что он лучший. Производство портвейна переживает сейчас не самые хорошие времена после всех этих боевых действий, но со временем я все приведу в порядок, — рассмеялся Боллард.

Уилл взглянул на своего друга. Темноволосый, наполовину португалец, превосходно владеющий двумя родными языками, Боллард мог без труда сойти за коренного жителя.

— Ты думаешь когда-нибудь вернуться в Англию?

— Конечно. Весь этот туман и зелень полей у меня в крови, хотя Португалию я тоже люблю, — сказал Боллард, отхлебнув кофе. — Каждый человек становится лучше, когда проживет хотя бы год в другой стране.

— Особенно если там в него не стреляют, — заметил Уилл. — Кажется, мне не удалось стать лучше ни в Португалии, ни в Испании.

— Тебе надо приехать и пожить здесь подольше, когда наконец закончится война, — сказал Боллард. — А теперь позавтракай, Потом можешь просмотреть английские газеты. Свеженькие. Их только что доставил пакетбот, так что новости в них устарели немногим более чем на неделю.

— Должно быть, пакетботу удалось поймать в паруса попутный ветер, — заметил Уилл, накладывая себе в тарелку двойную порцию яичницы. Сидя за столом напротив Болларда, он налил себе кофе и взял лондонскую газету.

Он лениво перелистывал страницы, быстро пробегая глазами заинтересовавшие его статьи, В конце концов он наткнулся на раздел некрологов и побледнел.

— Что случилось? — тревожно спросил Боллард.

— Кажется погиб мой брат. — Уилл сделал глубокий вдох, пытаясь осознать прочитанное: неотразимого Маккензи больше нет. — Если верить написанному, он пытался задержать воров, ограбивших его клуб, и его застрелили.

Боллард взял газету и прочел некролог. Он был потрясен.

— В это трудно поверить. Маккензи всегда казался несокрушимым.

— Может быть, здесь какая-то ошибка, — сказал Уилл, не желая верить написанному. — Он работал с Керклендом, а у того возможно абсолютно все.

— Хорошо бы, — тихо сказал Боллард, — но на это трудно надеяться.

Уилл, у которого пропал аппетит, вскочил.

— Я не мешкая, следующим же рейсом отправлюсь домой.

— Сегодня после полудня пакетбот возвращается в Лондон, — сказал Боллард, вставая. — Я отправлю своего секретаря узнать, не найдется ли для тебя свободной каюты.

— Я готов спать на палубе, но мне необходимо отплыть на этом пакетботе, — решительно заявил Уилл.

— На палубе в ноябре? Что за неразумная мысль! Ты офицер, джентльмен и английский барон. Тебя обязаны устроить получше. — Боллард отправился дать указания секретарю.

Уилл просмотрел остальные газеты, но никакой более подробной информации не нашел. Деймиен Маккензи. Убит в переулке за зданием своего клуба. В голове не укладывалось.

Ему вспомнилось, как они впервые встретились с Маком, который тогда был совсем маленьким мальчиком. У него только что умерла мать, и он оказался среди незнакомых людей. Маку было страшно, но он изо всех сил старался не показывать этого.

Их общий отец был в отъезде, и слуги не знали, что делать со странным мальчиком, которого прислала к ним служанка его покойной матери. Служанка оплатила Маку проезд в дилижансе до дома его отца и дала ему с собой документы, удостоверяющие его личность, а потом исчезла.

Дворецкий решительно выступал за отправку кукушонка, подброшенного в чужое гнездо, в ближайший работный дом, но Уилл воспротивился: в тот день в добродушном и покладистом ребенке обнаружилось дремлющее аристократическое высокомерие. Когда управляющий сказал, что Уилл не может взять себе незнакомого мальчика словно щеночка, он именно так и поступил.

Ему всегда хотелось иметь брата или сестру, но ему не везло. А теперь этот брат чудесным образом появился, и был он так похож на Уилла, что не оставалось никакого сомнения в том, что они из одной семьи.

Задиристость Мака быстро прошла, как только он понял, что Уилл относится к нему по доброму. Уилл отвел своего нового младшего брата наверх, в детскую, представил его своей нянюшке и дал ему несколько своих игрушек. К тому времени как возвратился лорд Мастерсон, Мак уже стал частью домашнего хозяйства, а Уилл очень решительно заявил, что не допустит, чтобы его брата отослали неизвестно куда.

Лорд Мастерсон чувствовал некоторую ответственность за своего незаконнорожденного сына, поэтому Мак остался, и с ним обращались почти как с законным сыном. Почти, но не совсем. Только Уилл воспринимал его безоговорочно, как будто незаконность его рождения не имела никакого значения.

Именно поэтому они оба оказались в Уэстерфилдской академии. Лорд Мастерсон не стал разлучать мальчиков. Но посылать своего незаконнорожденного сына в Итон он не хотел. Поэтому Уилл отправился к леди Агнес, а Мак стал жить на полном пансионе в доме викария в деревне Уэстерфилд. Викарий обучал Мака до тех пор, пока не привел обрывки его образования в соответствие со стандартами леди Агнес, после чего он был принят в школу и стал учиться на класс ниже Уилла.

Закончив Уэстерфилд, оба продолжали оставаться близкими людьми, несмотря на то что жизнь нередко разлучала их. Мак ушел в армию. Уилл, будучи наследником, сделать этого не мог. Когда в жизни Мака произошла трагедия, Уилл отправился в армию, а Мак возвратился домой.

Но они писали друг другу. За долгие годы собралось множество писем. Письма Мака были остроумными и нередко язвительно-забавными. Уилл знал, что его письма менее интересны. Однако письма поддерживали связь между ними. Если одному из них предназначено было умереть, то вероятным кандидатом был Уилл — он был офицером действующей армии в военное время. Но нет, он пережил годы военных действий без каких-либо тяжелых ранений и с единственным серьезным приступом лихорадки. Маку было предназначено остаться в живых. Его юмор и жизнелюбие должны были сделать его бессмертным. И вот теперь…

Уилл и сам не знал, сколько времени простоял, глядя на серебристую поверхность реки Дауро, когда возвратился Боллард и сказал:

— Ты получил каюту на пакетботе, который отходит через три часа. Каюта маленькая. С тобой вместе поедет один крупный виноторговец, он кое-чем мне обязан и поэтому согласился приютить тебя. Там так тесно, что вам придется дышать по очереди.

— Мы справимся. Спасибо, Джастин. — Уилл криво улыбнулся. — Как хорошо, что я еще не распаковал вещи.

Он рад, что возвращается в Лондон. И первое, что он сделает, — это навестит Керкленда и спросит, что, черт возьми, произошло с его единственным братом.

Глава 31

Спускаясь по лестнице к завтраку, Кири зевала. Хотя ей доставляли удовольствие массовые сборища и знакомство с самыми разными людьми, десять дней посещения клубов, общения с картежниками, потягивание алкогольных напитков (последнее не доставляло ей никакого удовольствия) — все это вызвало у нее непреодолимое желание провести спокойный вечер на Эксетер-стрит. Еще того лучше было бы провести спокойный вечер в кругу своей семьи, но вся семья уехала на север, в поместье ее брата.

Еще хуже, чем тоска по семье, было осознание того, что остается всего неделя до открытия парламентской сессии, а о заговорщиках им так ничего и не известно. Никаких покушений на жизнь не было, но это могло лишь означать, что готовится какой-то массированный удар. Маккензи объяснил ей, что открытие парламентской сессии — это грандиозное событие, которое привлекает толпы жителей Лондона, жаждущих поглазеть на членов королевской семьи и высокопоставленных государственных деятелей. Все обставляется с большой помпой и по традиции призвано продемонстрировать мощь и величие королевства. Кроме того, это самый удобный случай для всяких неожиданностей.

Кэсси и Маккензи уже сидели за завтраком. Взглянув на Кири, он одарил ее теплой улыбкой. За последние несколько дней им обоим, к сожалению Кири, удавалось демонстрировать деловитость и строгость отношений.

Глядя на него, она всякий раз вспоминала прикосновение его рук, когда он попросил ее не флиртовать. Одна рука обняла ее за талию, другая лежала чуть выше груди, их тела идеально подходили друг другу. Она обрадовалась на мгновение, подумав, а вдруг он изменил свой взгляд на то, что входит в понятие чести, но он тут же отпустил ее. Он сделал это вопреки собственному желанию, но сделал. Правда, она говорила себе: ей не нужен мужчина, не умеющий владеть собой, но она, кажется, и сама не верила в это.

В столовую вошел Кармайкл.

— Хорошие новости? — спросила Кэсси. — Неужели поймали заговорщиков?

— Еще нет, но по крайней мере дело сдвинулось с мертвой точки, — ответил Кармайкл. — Сегодня после полудня состоится встреча по боксу. Рядовой матч, но он привлечет лондонцев и множество болельщиков из самых низших слоев.

Кири насторожилась.

— Вроде того похитителя в «Деймиене»?

— Именно так. Как ты думаешь, Кири, смогла бы ты узнать его?

— Возможно, — осторожно сказала она. — Правда, никаким приметным одеколоном он не пользуется, но я хорошо разглядела его телосложение, запомнила манеру двигаться и привычку шмыгать носом.

— Думаю, стоит попробовать, — проговорил Маккензи. — Время идет, а мы все еще топчемся на месте.

— У Керкленда много и других возможностей, — сказал Кармайкл. — К сожалению, они тоже пока не дают результатов.

— А кто участвует в поединке? — поинтересовалась Кэсси.

— Макки и Каллен — молодые боксеры, которые считаются перспективными. Посмотреть на них соберется много народу.

— Болваны несчастные, — пробормотала Кэсси. — Тебе это зрелище не понравится, Кири.