— В Граймз-Холл.

— Я об этом позабочусь. Моя карста отвезет вас в Лондон. Для соблюдения правил приличия я отправлю с вами служанку.

— Спасибо! Я собиралась доехать до Лондона почтово-пассажирским дилижансом, — сказала Кири. — Вы слишком великодушны по отношению к непрошенной гостье.

— Здесь радушно примут любого друга Маккензи, — сказала леди Агнес.

— Я не друг его, — сказала, искоса взглянув на нее, Кири. — Я девица, попавшая в беду, которой здорово повезло, что он ее спас.

— В драматических ситуациях дружба возникает быстро. — заметила леди Агнес.

«Уж не пытается ли она осторожно предупредить, чтобы я не слишком сильно привязывалась к Деймиену Маккензи?» Боже милосердный, неужели Маккензи рассказал своей старой наставнице о том, что Кири явилась к нему в спальню? Быть того не может! Но лучше, пожалуй, сменить тему, поговорить, например, о лошадях.

— Как только я попрощаюсь с Чифтеном, я буду готова ехать. Это великолепный конь.

— К концу дня он будет дома, — пообещала леди Агнес, вставая из-за стола. — Я рада, что нам представился случай познакомиться поближе, леди Кири. Уверена, мы снова встретимся в Лондоне.

Поскольку Кири было практически нечего упаковывать, кроме мешочка с драгоценностями, она сразу же после завтрака отправилась в конюшню. Чифтен, судя по его виду, был доволен жизнью, хотя и устал.

Поглаживая лоснящуюся шерсть на шее коня, она снова подумала о своем приключении. Бегство из Граймз-Холла можно было бы считать безрассудным поступком, однако, если учесть то, что она подслушала, в нем был здравый смысл. Если бы она осталась, то могла бы сломать кому-нибудь шею.

Однако безрассудство превысило всякие разумные пределы, когда Маккензи поцеловал ее. О чем только она думала? Если рассуждать здраво, ее поведением Маккензи перешло из категории безрассудных поступков в категорию умственного помешательства.

Она вообще ни о чем не думала, а просто с головой погрузилась в эту страсть. И если бы не сдержанность Маккензи, они стали бы любовниками. Возможно, это было бы великолепно, но уж слишком велик был риск грандиозного скандала.

Последний раз потрепав Чифтена по шее, она повернулась и направилась к карете, ожидавшей ее перед входом в Уэстерфилд-Мэнор.

Полчаса спустя Кири ехала в уютном экипаже леди Агнес, направляясь в Лондон. Сопровождавшая ее служанка, тихая немолодая женщина, на ровных участках дороги занималась штопкой. Кири большую часть пути смотрела на проплывающие мимо пейзажи.

Казалось, события предыдущего дня просто приснились ей во сне. Презрительные слова леди Норленд все еще задевали ее, но уже не так сильно.

Кири догадывалась: семейство Хичкоков сильнее расстроит утрата коня, чем какой-то наследницы со смешанной кровью.

Ей повезло, что она возвращается домой, не причинив вреда ни себе лично, ни своей репутации. Но она не могла перестать думать о Маккензи. Если бы он не был владельцем скандально известного игорного клуба, то наверное, было бы можно позволить ему начать ухаживание.

Но поскольку он занимается этим бизнесом, любая связь с ним угрожала бы не только ее репутации, но и репутации ее семьи. Ее младшие единоутробные брат и сестра, Томас и Люсия Стилуэлл, имели смешанную, кровь, как и она, а Люсия почти достигла брачного возраста. Чтобы ни сделала Кири, это отразится на них и на ее матери.

Все правильно, все логично, но почему она чувствует себя такой опустошенной?


Мак вернулся домой в Лондон невероятно измученным. Вчера он не мог заснуть и выехал из Уэстерфилд-Мэнор на рассвете. Он оставил леди Агнес записку, поблагодарил за то, что приняла их, сообщил, что должен немедленно вернуться в Лондон, и выразил надежду, что она как следует позаботится о леди Кири. Все это было правдой, хотя и продиктованной некоторой трусостью. Интересно, как спалось Кири — лучше, чем ему?

Мак заехал к своему управляющему Жан-Клоду Баптисту. Он хотел убедиться, что в «Деймиене» за время его отсутствия не случилось никаких неприятностей, Баптист рассмеялся и отправил его домой, тем более жил он рядом с клубом.

Он отсыпался за двое с половиной бессонных суток, когда из приятного полудремотного состояния его вывели чьи-то крадущиеся шаги. Сразу же проснувшись, Мак с кинжалом в руке принялся обшаривать взглядом комнату в поисках источника возможной угрозы, потом, расслабившись, вновь откинулся на подушки.

— Ох, это ты, Керкленд. Не следует так подкрадываться ко мне.

— Я подкрадывался потому, что боялся разбудить тебя, если ты спишь, — сказал его старый друг Керкленд. — Но раз уж я тебя разбудил, то говори, где мой драгоценный табак?

Мак зевнул, прикрыв рукой рот. Судя по разлившейся в комнате темноте, уже вечерело, и ему все равно надо было скоро вставать.

— В верхнем правом внутреннем кармане моего плаща.

Керкленд нашел плащ на спинке стула, куда его бросил Мак, и нащупал толстенький сверток с французским табаком. Открыв пакет, он покопался в душистых сухих листьях и минуту спустя сказал:

— Эврика!

Он вытащил маленькую трубочку, такого же коричневого цвета, как табачные листья, и извлек оттуда кусочек тончайшей бумаги. Прочитав короткую записку, он нахмурил брови.

— Плохие новости? — спросил Мак, спуская ноги с кровати.

— Все примерно так, как я и ожидал. Прочту это повнимательнее потом. — Керкленд завернул трубочку и записку в носовой платок и убрал их в карман.

— Есть что-нибудь об Уиндеме? — спросил Мак об их давно исчезнувшем школьном товарище, пропавшем где-то во Франции после заключения Амьенского мирного договора[1].

Мак, как всегда, спрашивал, а Керкленд, как всегда, отвечал:

— Нет. Хотя мой информатор говорит, что ходят слухи, будто среди пленных есть англичанин, по описанию похожий на Уиндема. Он собирает дальнейшую информацию.

Мак не позволял себе надеяться. За долгие годы они не раз шли по ложному следу.

— А если какой-нибудь след окажется настоящим, что будем делать?

— Мы его вызволим, — решительно заявил Керкленд. — Организовать побег из Франции будет нелегко, но я приму этот вызов.

— И у тебя найдется немало помощников, — поддержал его Мак.

Он подошел к раковине и, чтобы лучше соображать, умылся холодной водой, Уиндема очень любили в Уэстерфилдской академии. О его исчезновении горевали даже по прошествии нескольких лет.

Будучи реалистом, Мак понимал, что Уиндема, должно быть, нет в живых. Однако без подтверждения его гибели надежда все же продолжала теплиться.

— Надеюсь, твоя встреча с контрабандистами прошла без особых приключений? — спросил Керкленд.

— Откровенно говоря, не совсем. Они взяли в плен молодую леди, которая нечаянно столкнулась с их обозом, груженным контрабандой, — сказал Мак и, потрогав щетину на подбородке, потянулся за бритвенными принадлежностями. Владелец «Деймиена» должен всегда выглядеть элегантно и быть безупречно ухоженным. — Пленницей оказалась не кто иная, как леди Кири Лоуфорд.

— Боже милосердный! — воскликнул Керкленд. — С ней все в порядке?

— С леди Кири все в порядке, — сказал Мак. — Когда я появился на сцене, она уже своими силами почти подготовилась к побегу. Я оказал свою скромную помощь, и она сбежала, после чего я сопроводил ее к леди Агнес.

Керкленд вздохнул с облегчением.

— Это хорошая новость. Если в этом участвует леди Агнес, я уверен, инцидент не будет иметь неприятных последствий. Кири совсем не нужны еще какие-то темные пятна на ее имени.

— А разве у нее есть какие-нибудь темные пятна? — спросил Мак, заинтересовавшийся этим больше, чем следовало бы. — Я не встречался с ней раньше, так что понятия не имею как на нее смотрят в обществе:

— Она дочь герцога — это хорошо. У нее отличное приданое. Но к сожалению, есть примесь индийской крови, — коротко сформулировал Керкленд. — Мужская часть общества считает ее красавицей, но многие женщины, особенна матери девушек, которые тоже ищут мужей, полагают, что быть до такой степени красивой просто вульгарно.

Мак рассмеялся. А Керкленд, набив трубку только что полученным контрабандным французским табаком, продолжал:

— Она не из тех, кто будет прятать от окружающих то, что дано ей от природы. Она не только умна и красива, но и более общительна, чем Эштон. И хотя у нее великолепные, чисто английские манеры, в некоторых кругах ее считают слишком дерзкой. Подозреваю, что есть мужчины, которые считают ее темноволосой соблазнительницей и уверены, что она благосклонно отнесется к их знакам внимания.

Мак дернул сонетку четыре раза, а это означало, что он требует принести кофе и сандвичи. Потом взял бритву и принялся за работу.

— Полагаю, она ищет мужа? Или уже нашла?

— Пока еще не нашла. Было бы проще, если бы она старалась оставаться в тени, как ее мать, но леди Кири не такова. — Керкленд скорчил гримасу. — Любой мужчина, у которого имеется хотя бы крупица здравого смысла, сразу сообразит, что она является сущим наказанием.

Чтобы не перерезать себе горло, Мак отвел подальше от лица руку с бритвой, вспомнив, каким очаровательным сущим наказанием была Кири. Сделав глубокий вдох, он возобновил бритье:

— Я уверен, если вокруг нее начнет крутиться какой-нибудь неподходящий тип, Эштон и генерал Стилуэлл быстренько его спровадят.

— Не сомневаюсь, что такое случалось уже не раз. Вряд ли в Лондоне найдется какая-нибудь другая девушка, у которой имелись бы столь великолепные защитники.

Это хорошо, сказал себе Мак. Леди Кири полна жизненных сил, она уникальна. Она заслуживает самых преданных защитников, которые будут отгонять от нее мужчин вроде Мака.

Он был рад тому, что она так хорошо защищена. Это не позволит ему пойти на поводу у самых низменных своих инстинктов.