– Игорь… милый… если бы ты знал, как я рада тебя видеть! – прошептала она, улыбаясь сквозь пелену слез.

– Галчонок! А я… нет… я не рад, я ужасно, ужасно счастлив, что ты пришла, спасибо тебе… – Игорь осторожно взял Галину руку в свою и стал с нежностью гладить ее ледяные пальцы. – Ну как ты? Как живешь? Ты говори, говори, пожалуйста, а я буду тебя слушать!

Глаза у Игоря сияли счастливым светом, который любой врач принял бы за проявление лихорадки, но Галина знала, что Игорь действительно безумно рад их встрече. Иначе зачем бы он посылал за ней своего отца? Сама она была сильно смущена и с недавних пор испытывала вполне конкретное всепоглощающее чувство вины перед этим худым, бледным, но таким дорогим ей человеком.

– Что ты хочешь услышать, Игорек? Мне и рассказывать, в общем-то, особенно нечего… Живу, учусь, все как обычно, – через силу улыбнулась Снегирева и вдруг, вспомнив, что она принесла Игорю соки, засуетилась, потянулась к сумке и стала выставлять пакеты на тумбочку. – Вот, чуть не забыла, я тебе соков всяких притащила, сплошные витамины, – оживилась девушка, про себя радуясь, что можно отвлечься и постараться справиться с чувством неловкости. – Я так понимаю, тебе все это можно, да?

– Можно-можно, – бодро кивнул Игорь, оглядывая целую батарею пакетов. – Только, кажется, томатный не очень… Ты забери его, сама выпей.

– Вот еще! Ничего, папа твой пусть выпьет, – возмутилась Галина.

– Спасибо… Галь, налей мне персикового, пожалуйста, и сядь. Я хочу, чтобы ты все время была рядом, видеть тебя хочу, а ты все куда-то убегаешь, суетишься… Вот когда я спал, ты куда бегала, а? – Игорь говорил почти весело, но в глазах таились напряженность и глубоко запрятанное отчаяние.

– Я… просто так выходила… искала буфет… – брякнула Галина первое, что пришло в голову, и не очень убедительное.

– Галь, ты совершенно не умеешь врать, – посерьезнев, укорил ее Игорь. – Ты к Валерьяну ходила, да?

Галина отвела взгляд и промолчала. Ее тяготила двусмысленность положения, в которое она попала. Что она должна ответить любимому человеку? Сказать правду? Но тогда ей придется подтвердить и те печальные перспективы, о которых Игорь уже знает или догадывается. А может быть, Игорь надеется, что она сейчас улыбнется и скажет: мол, все хорошо, милый, доктор ошибся, прогноз благоприятен и ты идешь на поправку? Так что же, лишить его этой последней надежды? Или стоять на своем? Совсем неумно. Она на самом деле врать не очень умеет. Тем более в подобной ситуации – у нее все написано на лице.

«Хватит вранья. Если так фишка легла, что именно от меня он должен узнать правду о своем положении, то пусть так и будет, – сердито решила Снегирева. – У меня достанет сил. Обязательно».

– Да, я была у Сабанеева. – Галя подняла голову и твердо посмотрела в любимые глаза.

– Ну и… о чем базарили? – фальшиво-беззаботно, как бы вскользь, поинтересовался Игорь.

– Обсуждали сериал «Кто в доме хозяин», – через силу пошутила Галина. – О тебе говорили, естественно.

– Ну и… и что? – продолжал расспрашивать Игорь и, так как Снегирева ничего не ответила, расстроился: – Галь, ну, что я из тебя каждое слово вытягиваю, а? Ты мне чего-то недоговариваешь, да? Галь, ты скажи мне все, даже самое плохое. Нет, ну в самом деле, блин! От меня что-то скрывают, я же все секу. И родители с похоронными лицами сидят, хоть и пытаются что-то бодренькое из себя изобразить, и от Валерьяна толком ничего не добьешься.

И так как Снегирева продолжала упорно молчать, Игорь передвинулся повыше на своем электронном кресле и, глядя напряженным взглядом в пространство, заговорил медленно, каким-то внезапно потухшим голосом:

– Послушай… Ты не мучайся и слова не подбирай. Я все про себя знаю. Поэтому и решился… нет, уместнее сказать, посмел тебя вызвать сюда… Я понимаю, я так виноват перед тобой, что не имею права вообще ни о чем тебя просить, тем более требовать. Но мне захотелось тебя увидеть, Галчонок, до сумасшествия. Я ведь все это время думал о тебе каждую секунду…

Игорь утомился от этого монолога и сделал паузу. Галине внезапно стало жарко и нещадно захотелось пить. Она налила себе немного сока в пластиковый стаканчик. Сок был прохладным и не слишком сладким.

– Тебе налить? – Она глазами показала ему на пакет сока.

– Подожди… не мешай. Я должен сказать все, что собирался. – Глаза Игоря беспокойно блестели. Он крепко взял Галину руку в свою, словно боялся, что девушка убежит. – Так вот, повторюсь: то, что вы все от меня скрываете, никакая для меня не тайна. Я уже давно знаю, что дела мои хуже некуда. Я просто хотел услышать, что тебе поведал Сабанеев. Это безумие, конечно, но мне казалось, что… он именно тебе скажет что-нибудь новое, обнадеживающее, что ли. Что у меня есть шанс…

– Именно это он и сказал, Игорек! – Галина решительным тоном перебила Игоря. – Твой шанс – это донор. Понимаешь? Мы найдем донорскую почку и…

– Да это я знаю… – Игорь сжал ее чуть подрагивающие пальцы. – Только у меня ведь проблемы с почками, а не с головой! Ты думаешь, Галчонок, я не понимаю, что донор – это не шанс, а, наоборот, никакого шанса… Моим родителям никогда не найти столько денег, да еще так быстро! Найдем почку… Она ведь в супермаркете не продается, на поиски подходящего донора тоже время нужно. А у меня его нет! Нет, понимаешь? Люди годами ждут своей очереди, и дожидаются далеко не все. Валерьян собирается через три дня отключить меня от этого чертова диализа. И что будет потом, знаешь? Либо операция, либо… Через три дня операция невозможна, это ежу понятно. Значит, остается… тапки откинуть, а можно еще лыжи в угол поставить, ноги протянуть, выбирай любое, блин. – Игорь судорожно вздохнул и горько усмехнулся.

– Игорь, замолчи! Игорек, милый, прошу тебя, не говори об этом! – У Галины все внутри переворачивалось от ужаса и отчаяния. – Послушай меня. Нельзя отчаиваться, выход есть всегда, просто мы его еще не видим. Знаешь, я не верю, что с тобой может случиться что-то… непоправимое. И ты не верь, слышишь! Не смей смиряться с обстоятельствами, какими бы трагичными они ни были! Игорь… ты понимаешь меня? Ты меня слышишь?

Игорь вяло кивнул и отвернулся к стене. Галине на миг показалось, что он плачет, но, когда он снова взглянул на нее, она увидела, что глаза его сухи.

– Галь, я… я так благодарен тебе… что ты все-таки пришла сюда, что сидишь со мной и я могу видеть твое лицо. Знаешь, давай не будем больше обсуждать эту тему. Это бессмысленно и очень тяжело. Позволь мне просто знать, что ты рядом со мной, что ты… меня простила. Ты ведь простила меня, а? – Игорь вопросительно и виновато заглядывал ей в глаза.

– Я… конечно простила, глупый. – Галя нервно провела рукой по его спутанным волосам. – Иначе меня бы здесь не было.

Она помолчала, собираясь с мыслями, и, решившись, спросила:

– А ты? Ты прощаешь меня?

– Тебя? – В голосе Игоря прозвучало неподдельное удивление. – Да тебя-то за что, Галчонок? Ты все сделала правильно. Знаешь, я тогда еще, ну, когда ты отказалась со мной общаться, окончательно понял, каким я был эгоистом… Только о себе думал… А ты столько перенесла из-за меня! Я вот как-то со стороны посмотрел на ситуацию, в которой мы с тобой оказались, и понял, каким же подлецом я в твоих глазах выглядел! Так за что же мне тебя прощать-то?

– Игорь, это я виновата во всем. В том, что с тобой случилось. Да-да, не перебивай, пожалуйста. – Снегирева не могла больше держать в себе отчаяние от осознания своей непоправимой вины.

Дав сначала себе слово, что Игорь не узнает о ее косвенной причастности к его болезни, она внезапно поняла, что тоже должна повиниться перед ним, так же как это только что сделал он. Тогда, может быть, ей станет хотя бы чуточку легче.

– Ты наверняка этого не знаешь, – продолжила она, взволнованно глядя прямо в лицо Игорю, – но Сабанеев сказал мне, что у тебя был сильный стресс. Очень долгий и очень сильный. И из-за него случилось то, что случилось. Я понимаю теперь, что этот стресс у тебя был из-за меня, хотя я, в общем-то, думала, что ты… давно забыл меня и почти не вспоминаешь. Я и не подозревала, что ты вот так… переживаешь. И я сейчас отчетливо чувствую, как я виновата перед тобой. Прости меня, ладно?

– Галчонок… глупышка ты моя… Ни в чем ты не виновата. Придумала себе головную боль! – Игорь притянул ее к себе и прижал к груди.

Галина обнимала своего самого дорогого на свете человека и почти физически ощущала, как за спиной у нее вырастают и распрямляются крылья. Ей было так легко и спокойно, словно она наконец выздоровела от тяжелой болезни и ее душевные силы крепли с каждым мгновением. Теперь девушка знала точно: она способна на невозможное! И осознание собственной силы наполняло ее сердце предвкушением фантастической удачи.

3

Галя Снегирева шла домой. Эти два с половиной часа, что она провела в больнице, оказались самыми трудными, самыми сложными во всей ее жизни. Небывалый эмоциональный подъем, охвативший ее десять минут назад, постепенно таял, как льдинка под лучами весеннего солнца. Да, чувство вины значительно притупилось, и энергия еще искала себе немедленного применения, но… уныние и безысходность снова начали проникать ей в душу.

Галина не знала, что делать. Она пыталась сосредоточиться, придумать какое-нибудь наиболее простое и действенное решение проблемы, перебирала в уме всех знакомых и малознакомых людей, с которыми ее сталкивала судьба. Но, увы, все было тщетно. Среди их с мамой знакомых не наблюдалось не то что врачей, а даже хоть как-то причастных к медицине людей.

Галина усилием воли приказала себе не отчаиваться. Нужны деньги – много, много денег… Войдя в свой подъезд, девушка машинально заглянула в почтовый ящик. Из него, как всегда, торчало множество назойливых рекламных изданий и бесплатных газетенок, призывающих немедленно отремонтировать квартиру, вставить евроокна, посетить распродажи обуви и одежды из Европы, приобрести элитный тур по Средиземному морю… Галина вытащила ворох ярких глянцевых проспектиков и уже собралась выбросить их в мусоропровод, но неожиданно один из них привлек ее внимание. Это была предвыборная реклама, предлагающая отдать свой голос на будущих выборах в городскую Думу какому-то Евдокимову Юрию Степановичу. Про предстоящие выборы Галина что-то весьма смутно слышала, не более того. Политикой она не интересовалась, еще ни разу ни за кого не голосовала, поскольку ей еще не было восемнадцати. Сейчас, стоя на лестничной площадке с рекламкой в руке и рассматривая довольно приятное, упитанное лицо будущего депутата, она припомнила, что обычно «избранники народа» стараются совершить как можно больше благих дел во время предвыборной кампании, все, как один, становятся альтруистами и просто-таки добрыми волшебниками.