Андрей Жвалевский - Современные методы управления погодой

– Нет, спасибо, мороженое я не буду.

– Спасибо. Я не хочу воздушный шарик.

Больше всего на свете мне хотелось обнять ее, сказать, что она самая лучшая на свете. А если этот дурак дядя Сергей уезжает, то это он теряет нас, а не мы его. Мы переживем, а у него в жизни больше никогда нас не будет!

Внезапно я поняла, что не могу больше сдерживаться. Ярость накатила внезапно, и я даже не знаю, что бы я Сергею наговорила, но тут в небе всполохнуло. А потом сразу громыхнуло, даже не громыхнуло, а шандарахнуло, и по парку пронесся вопль ужаса. Молния ударила где-то совсем рядом, мы бегом помчались к машине.

Гроза бушевала такая, что о том, чтобы куда-то ехать, не могло быть и речи. Мы сидели в машине, мы с Машей сзади, я ее обнимала и качала на ручках – ее здорово напугала та первая молния, Сергей впереди, причем довольно надутый: уже целых десять минут я совершенно не обращала на него внимания.

Еще минут через двадцать дождь стал редеть.

– Значит, так, – сообщила я, – в связи с неблагоприятными погодными условиями мы сейчас отвезем тебя на вокзал, а сами потихоньку поедем домой. В темноте по такой погоде я точно никуда не доеду.

Я пыталась смягчить интонацию, но не смогла. Сергей промычал что-то невразумительное, мол, у него до поезда два часа. Но я знаю – уже давно знаю, – что когда у меня в голосе прорываются вот такие, как сейчас, стальные нотки, со мной никто не спорит. Никто и никогда. К сожалению, я не могу вызвать их когда хочу, но в момент действительно критический они появляются сами.

Дима когда-то, под пьяную лавочку, когда мы уже почти разошлись, сказал мне, что не может жить с женщиной, которую временами боится. Я ему тогда честно ответила: «А не нужно меня злить!»

В подтверждение моих мыслей снова громыхнуло. К вокзалу мы подъехали под проливным дождем.

На глазах у потрясенного гаишника я подрулила к самому входу на вокзал, практически заехала под козырек подземного перехода. Не то чтобы я очень о Сергее заботилась, просто понимала, что иначе он из машины не выйдет. Я бы, конечно, с удовольствием выбросила его в ближайшую лужу…

В небе что-то оглушительно выстрелило.

– Ой, мамочка, я боюсь, – заплакала Маша.

– Не бойся, котенок, не бойся, любимый. Вот сейчас дядя Сергей уйдет, и мы поедем домой. Там тепло. Не бойся.

Дядя Сергей намек понял и начал вылезать из машины. К счастью, для прощания не было никакой возможности. Ветер рвал дверцу из рук, дождь стоял стеной. Единственное, что он мог сделать, так это быстро отскочить под крышу.

Я махнула рукой в окно и отъехала, окатив волной подошедшего гаишника.

– Мамочка, мы куда?

– К Натке, конечно. Я же тебе обещала.

– Ура! – Ребенок оживал на глазах. – А ночевать останемся?

– Давай останемся. Завтра воскресенье.

– Ура!.. А правда, дядя Сережа дурак, что уезжает?

– Дядя Сергей просто самовлюбленный идиот, кретин…

К счастью, в небе снова загрохотало и словарный запас моего ребенка не слишком пополнился.

От природной катастрофы мы укрылись в машине. Катя с дочкой забились назад, вокруг грохотало, так что я даже не смог рассказать пару забавных историй про недавние московские грозы. Пришлось сидеть и молча наблюдать, как мои девочки вжимаются друг в дружку. Я бы с удовольствием поменялся местами с Машкой!

Катя, оказывается, жутко боится молнии! Как только стало немного светлее, она заявила, что отвезет меня на вокзал, а сама поедет спасаться домой. У нее был такой странный голос, что я даже не стал особенно спорить, хотя до поезда оставалось еще два с половиной часа.

Из-за чертова ливня нам даже не удалось попрощаться по-человечески. Я выскочил из машины и еле успел сигануть под козырек. Хорошо еще, что сумка у меня была наготове.

Расхаживая по неожиданно современному залу ожидания, я не уставал повторять себе, что расстались мы тепло и все прошло очень хорошо. А когда устал повторять, то удивился: а чего это я себя успокаиваю? Все ведь так хорошо прошло.

Только в мягком международном купе я понял, в чем причина беспокойства. В грозе.

Я уже начал привыкать к тому, что погода следует в кильватере наших с Катей отношений: у нас страсть – на улице жара, у нас грусть – на дворе дождь. А тут что-то нелогичное. Все так хорошо прошло – и вдруг как из ведра! Нелогично.

В конце концов я тихонько рассмеялся: надо же, придумал управление погодой! Шаманство! Нам бы еще бубны и колпаки с бубенчиками.

Главное, что все прошло хорошо.

Первые два месяца на новом месте прошли неизвестно как. Ничего не помню. Масса разрозненной информации, а общей картины нет. Пахать приходилось так, что искры из глаз. Хорошо еще, что возили меня на машине. Я поначалу возгордился – личный водитель, все такое! И только потом понял, что иначе не выжил бы. За день приходилось перелопачивать столько, что я начинал путать вторник с июнем. О возможности поздних приходов на работу здесь и не подозревали. Уже в пять часов на улицах начиналась жизнь, а к семи она просто не давала спать. Спасаться удавалось только во время регулярных кофейных перерывов. Мне даже пришлось обзавестись здоровенной чашкой и привычкой посылать всех подальше, пока не допью свой кофе.

И язык! Мой английский оказался… как бы это сказать… Горный киргиз на Казанском вокзале обладал куда более глубокими знаниями русского, чем я – английского. О немецком уж и не говорю. Хотя именно на немецком больше всего говорить и пришлось. Через неделю я умолял непосредственного начальника заменить мне персонального водителя на персонального переводчика. Генрих хлопал меня по плечу и радостно говорил: «Fignja! Normalno!»

Он вообще знал много русских слов. Когда на корпоративном фуршете (о, где наши милые русские застолья!?) я хлопнул рюмку чего-то крепкого и не закусил, Генрих восторженно заметил: «Sud'ba cheloveka!» После чего продолжил беседу на немецком.

И в конце концов я стал ощущать, что понемногу начинаю осваивать этот шипящий язык фельдфебелей и крутой порнухи. По истечении четырех недель я не только улавливал смысл обращенной ко мне фразы, но и умело конструировал ответ из доступного мне десятка слов.

Чтобы не потерять практику общения по-русски, несколько раз звонил маме (из дому – когда я попытался воспользоваться служебным телефоном для личного разговора, мне быстро и вежливо вычли солидный кусок зарплаты). Дважды звонил Кате. Она была бодра, но все время куда-то спешила, так что толком поговорить не удавалось.

Хуже всего было по вечерам. Смотреть их телевидение невозможно, особенно с моим знанием немецкой речи. Ходить в гости к коллегам не принято. Посидеть в пивном баре можно, но не все же вечера подряд! Продолжать свои писательские эксперименты не хотелось. Выручали русские книги. Оказалось, что их здесь можно купить, хотя и в пять раз дороже. И вообще книги здесь стоили баснословные деньги. Билет на футбол обходился немногим дороже билета на международную игру на «Локомотиве», а вот литература – на порядок! Теперь я стал понимать, почему западные книгоиздатели общаются с русскими несколько свысока.

Мои работодатели довольно быстро подняли мне оклад. Хотя он все равно оказался самым низким в конторе. Но взамен мне пришлось мотаться в Прагу. И там было не легче: гора информации, дикий темп работы и книги, книги, книги…

К середине июня от одного вида глянцевой обложки меня начинало подташнивать. Теперь мои вечера стали окончательно пустыми.

Я старалась не скучать.

Мы с Машкой вели очень активную жизнь – ходили по гостям, по всяким тренировкам или по театрам. У нас не было ни разу свободного выходного, мы выезжали на шашлыки, ездили на дачу.

Пару раз выбирались на автобусные экскурсии по городам и весям.

Я старалась так организовать свободное время, чтобы его не было совсем. Если вечером напрыгаться во дворе (мы пристрастились играть в бадминтон), то когда приходишь домой, засыпаешь практически мгновенно и нет времени думать и вспоминать.

Как ни странно, с потерей Сергея-мужчины я смирилась довольно быстро. В конце концов, не так уж часто мы виделись. А вот Сергей-друг… С этим было сложнее.

В моменты слабости я даже думала, что, наверное, мы с Сергеем правда были двумя половинками одного целого. Сейчас у меня половинку оторвали, я смотрю на все только своими глазами, и картинка из объемной превратилась в плоскую. Иначе чем объяснить, что раньше мир вокруг был цветной и интересный, а стал серый и унылый. И спектакли неинтересные, и шашлыки невкусные.

Надеяться можно только на то, что мозг – штука умная. Он должен приспособиться видеть одним глазом, и картина скоро должна опять стать выпуклой, нужно только подождать.

Я ждала.

К концу мая совершенно неожиданно все вокруг начали собираться в отпуск. Сначала я категорически отказалась даже думать на эту тему, уж очень больно было вспоминать, сколько всего мы с Сергеем напланировали на это лето. Мы хотели съездить вместе к морю, мы хотели, чтобы я и Маша приехали к нему на пару недель, вместе попутешествовать по окрестностям Москвы, а в июне мы собирались вместе в Питер на книжную выставку и т. д. и т. п. Да по летней дороге можно хоть каждые выходные друг к другу в гости ездить!

Но совсем не думать на тему отпуска у меня не получалось. Все вокруг словно взбесились, носились по офису с какими-то цветными буклетами, размахивали паспортами с визами. Настроение было такое, что периодически казалось, что на работе шумит прибой и отчетливо пахнет тропическими фруктами.

Проблема решилась, как всегда, внезапно и довольно быстро. Мне позвонила Таня и начала жаловаться, что у ее мужа отпуск в этом году срывается и что придется сидеть в городе…

Внезапно мне в голову пришла мысль. Простая, как все гениальное.