Я поднимаюсь на ящик и взбираюсь на мотоцикл, хватаясь за ручки, и силясь перекинуть свою короткую ногу через него.

— Ты возьмешь меня с собой? Я тоже хочу уехать.

Он подходит к задней части мотоцикла и приседает на корточки, чтобы проверить шины.

— Да, приятель, возьму.

Я поворачиваю руль, делая вид, что уже мчусь по дороге и, на секунду, я вижу жизнь без боли.

— Ты обещаешь?

Он кивает, резко выдыхая.

— Обещаю.

Оказалось, мой брат был лжецом, как и все остальные в доме. В конце концов, он уехал, оставив меня, потому что предпочел пьянствовать, нежели чем иметь дело с жизненными проблемами. Несколько лет спустя, мой второй брат, Дилан, закончит обучение и переедет из дома. Сменит номер, и никогда и никому не скажет, куда он направляется. С тех пор мы о нем ничего не слышали.

Мне было двенадцать, когда я остался единственным ребенком в доме и главным предметом для ярости отца. Он ясно дал это понять в ночь, когда Дилан собрав свои манатки, свалил из дома. До этого избиения не были такими серьезными. Пощечины, подзатыльники, порка – это было больно, но терпимо.

Прижавшись к холодному окну, я смотрю, как Дилан уезжает. Я мечтаю быть рядом с ним, в машине, хотя мы никогда не были близки. Мой отец входит в дом, принося с собой порыв холодного ветра. Он орал на Дилана всю дорогу до машины, что он придурок, раз отказывается от футбольной стипендии и членства в команде.

— На что ты, черт возьми, смотришь? — Он хлопает дверью так, что наш фамильный портрет грохается на пол.

Я разворачиваюсь на кресле и сажусь ровно, уставившись на портрет.

— Ни на что, сэр.

Он подлетает ко мне, так близко, что я могу почувствовать приторный запах алкоголя. Он больше и сильнее меня, а его взгляд красноречиво говорит мне, что я на собственной шкуре испытаю все его преимущества и ничего не смогу с этим поделать.

Я знаю, что нужно делать. Убежать и спрятаться, тогда у него будет время, чтобы остыть. Но я не мог сдвинуться с места. Я думаю о братьях, которые ушли и бросили меня здесь, как старую футболку. Мы привыкли быть вместе, сейчас же остался только я. И я начинаю плакать, плакать как грёбаный ребенок, понимая, что это разозлит его ещё больше.

— Ты ревешь? Что, черт возьми, с тобой не так? — Со всей силы он ударяет меня кулаком в плечо.

Боль распространяется вверх, к шее, и вновь возвращается обратно к руке, вышибая весь кислород. Я падаю на пол и пытаюсь избавиться от черных пятен в глазах, часто моргая.

— Вставай! — Он ударяет меня в бок, но я уже не могу ничего сделать. Мои ноги предали меня. С каждым его ударом что–то умирает внутри меня. Я уже не пытаюсь защититься, подтянув колени к подбородку. Я отдаюсь боли.

— Ты бесполезен! Твои братья хотя бы били в ответ, а ты? Что ты? Ты – ничто! Это все твоя вина!

Ещё удар. Прямо в кишечник.

— Вставай! Вставай. Вставай…

Сапог врезается в мой живот и его голос становится умоляющим. Как будто это и вправду моя вина, и он хотел, чтобы я это остановил. А может быть, это была моя ошибка. Все, что я должен был сделать – встать. Но даже на что–то простое я был не способен.

Тогда он избил меня очень сильно. Словно вымещал всю злость на мне. Мама забрала меня из школы на две недели и все: учителя, друзья, соседи слышали одно – я простудился и лежу с высокой температурой.

Я лежал в постели почти все время, чувствуя, что мое тело исцеляется, но мой разум и воля к жизни умерли, от понимания, что лучше уже не будет, что отныне для меня – это моя жизнь.

Я моргаю, прогоняя воспоминания, и сажусь на пол, поднимая рубашку. Когда я пошел в колледж, то пообещал себе, что остановлю это. Эту привычку быть избитым. Но я не предполагал, что она так сильно завладела мной.

***

На следующий день, в классе биологии я пытаюсь держаться неподвижно, как можно старательнее сдерживая боль, но все же смотрю на Келли, которая кажется не замечает, что я превращаюсь в сталкера.

Профессор Фремонт не торопится заканчивать лекцию. Когда же занятие подходит к концу я направляюсь к выход в коридор, переполненный людьми. Я застываю в дверях, пытаясь решить идти ли мне на следующий предмет или нет, когда кто–то врезается в мою спину.

— О, Господи, прости, — Келли извиняется, отступая от меня, словно я маньяк. — Я не смотрела, куда иду.

— Ты не должна извиняться. Клянусь, со мной все будет в порядке, даже если ты пробежишься по мне. — Усмехаюсь я, подходя ближе, чтобы не стоять на пути у других. Поворачиваясь, я чувствую, как мускулы на животе пронзает острая боль.

— Прости, — повторяет Келли, а потом закрывает глаза и качает головой. — У меня ужасная привычка извиняться.

— Всё нормально, но ты должна бороться с ней. — Выношу вердикт я, опираясь рукой на дверной косяк. Её каштановые волосы подняты наверх, но несколько прядей всё же обрамляют лицо. Сама она одета в джинсы и простую фиолетовую футболку, минимум макияжа. Её грудь не торчит, джинсы не облегают фигуру – ничего из ежедневного гардероба Дейзи. Взгляду не за что зацепиться, но я смотрю на неё, не в силах оторваться.

— Я пытаюсь, но это трудно. — Она утыкается глазами в паркет, невинно и застенчиво. Девушка выглядит так, словно нуждается в тысячи объятий, чтобы стереть все печали, которые она носит на своих плечах. — От привычек сложно избавиться.

— Мы можем сходить куда–нибудь вместе? — спрашиваю я, не задумываясь о том, что делаю, и какими будут последствия. — Я по-настоящему хочу отблагодарить тебя за… ты знаешь за что.

Её глаза широко распахиваются, и моё сердце пропускает удар. Такого никогда не случалось раньше, и от этого меня бросает в дрожь.

— На самом деле я должна встретить Сета, но может в следующий раз. — Уклончиво говорит она, перекидывая сумку через плечо, и начинает идти по коридору дальше.

Я подстраиваюсь под её шаги.

 — Знаешь, он очень интересный человек. Мы в одном классе на английском, и он всегда тянет руку, чтобы дать неверный ответ.

Слабая улыбка трогает её губы.

 — Он делает это специально.

Одной рукой я открываю ей дверь.

— Почему?

Она прикладывает ладонь ко лбу в попытке спрятаться от солнца.

 — Потому что это в списке.

Я останавливаюсь, поднимая бровь.

— В списке?

— Да так, ерунда одна, — отмахивается она. — Мне пора.

Она поспешно уходит, ее тонкие ноги двигаются быстро, оставляя меня во дворе кампуса, а голова втягивается в плечи, как будто она делает это специально, чтобы быть незаметной.

Келли

Моя комната в общежитии расположена в здании Макинтайра, это самое высокое из общежитий здесь. Я достаю свою ключ–карту, чтобы попасть в холл, а после ввожу код, чтобы попасть в комнату. Когда я смотрю из окна вниз – люди кажутся крошечными, а я, словно птица, наблюдаю за ними с высоты своего полета.

Вытаскиваю свой дневник, который прячу под подушкой, и беру ручку. Я начала писать в нем в тринадцать лет, чтобы переносить все свои мысли на бумагу. Вообще я не планировала делать из этого пожизненное хобби, но так я чувствовала себя намного лучше, когда наконец–то могла "говорить" свободно обо всем.

Края обложки оборваны, а некоторые страницы оторваны от спирали. Я сажусь, скрестив ноги, и надавливаю кончиком ручки на чистый лист.

Удивительно, как те вещи, что навсегда поселились в твоей голове, и которые лучше бы было забыть, но за которые ты отчаянно цепляешься, начинают ускользать, слово песок сквозь пальцы.

Я помню все о том дне, словно все те образы выжжены в моем сознании, как клеймо. Но я бы хотела, чтобы их унес ветер.

Кто–то стучится в дверь. Вздыхая, я прячу дневник под подушку, перед тем как открыть дверь. Сет держит в руках два латте со льдом и один протягивает мне.

— Твой голос звучал так, слово тебе срочно нужна доза кофеина. — Он снимает с себя куртку, вешая на спинку стула возле стола, и садится на кровать. — А теперь давай колись.

— Я не понимаю, почему он разговаривает со мной и предлагает куда-нибудь сходить. — Я расхаживаю взад и вперед перед своей кроватью и пью кофе мелкими глотками. Эскизы и постеры группы Райз Эгейнст висят на стене возле кровати моей соседки, заваленной грязной одеждой. — Он правда никогда не разговаривал со мной раньше.

— Кто, Кайден? — Спрашивает Сет, и я киваю. Он заваливается на кровать и просматривает плей–лист на моем ай–поде. — Может ты ему нравишься.

Я останавливаюсь на середине комнаты и мотаю головой, а лед тем временем бултыхается в стаканчике.

— Нет, это не так. У него есть девушка – супер распутная девица, к которой он может прикасаться.

— Наверное, он и тебя бы коснулся, если бы ты позволила ему, — говорит он, и у меня перехватывает дыхание. — Ладно, до этого мы еще не дошли.

Я ставлю кофе на стол и сажусь на кровать, засовывая руки под ноги.

— Не уверена, что когда–нибудь дойду до этого. Кажется, я пришла к выводу, что никогда не буду в состоянии зайти с кем–нибудь так далеко. Может, в конечном итоге, я окажусь одной из тех старушек, что живут с тысячью кошек, которые едят корм прямо из банок.

— Во–первых, извращенка, я бы никогда не позволил такому случиться. А во–вторых, мы должны добавить это в список.

Он садится и тянется за ручкой на тумбочке.

— Даже если это будет в списке, не означает, что это произойдет. — Говорю я, когда он встает и двигается к доске, висящей на двери, где написан наш список.

— Но так оно и будет, Келли. — Он улыбается, щелкая кнопку ручки большим пальцем. — Потому что это волшебный список, полный возможностей.