Я прикусываю губу, засучивая рука толстовки Кайдена.

— Мне жаль. Да и кому какая разница, он просто идиот.

— Не стоит сожалеть, детка. — Он вытаскивает мелочь и бумажник из кармана и бросает их на комод рядом с лампой. — Ты самый понимающий человек, которого я когда-либо встречал.

Он начинает расстегивать рубашку, я оборачиваю свои руки вокруг него.

— А ты самый замечательный человек на всем белом свете.

Смеясь, он гладит меня по голову.

— Ага, посмотрим, будешь ли ты думать завтра так же, встречая утро похмельем.

Я с превеликим удовольствием заваливаюсь на его кровать. Взбив подушку, поворачиваюсь к стене и смотрю на его фотографию, где он с темноволосым парнем с ярко-голубыми глазами.

— Сет, это он? На фотографии.

Проходит минута, прежде чем он отвечает.

—Да. Это Брайден.

Брайден похож на футболиста – сильные плечи, неширокая грудь и четко выраженные руки. Одна из его рук лежит на плечах Сета. Они выглядят счастливыми, но в глубине души одного из них нет. Один из них останется в стороне, когда упреки в сторону их любви начнут кружить по школе как рой пчел. Один из них будет смотреть, как избивают другого. Я хочу спросить, почему он хранит эту фотографию и зачем повесил ее на стену, но знаю, что ему неприятны все эти разговоры.

Он выключает свет, на другой стороне комнаты скрипит кровать, пока Сет забирается на нее. Мы молчим, я сворачиваюсь в клубок, зарываясь лицом в подушку и закрывая глаза.

— Можно спросить кое-что? — внезапно спрашивает Сет.

Я открываю глаза.

— Конечно.

Он замолкает на некоторое время.

— Тебе сняться кошмары о том, что случилось?

Я зажмуриваюсь, вдыхая запах от толстовки Кайдена.

— Постоянно.

Он шумно выдыхает.

— И мне. Я не могу от них избавиться. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу только ненависть на лицах и кулаки и ноги бьющие по мне.

Я сглатываю с трудом.

— Иногда, могу поклясться, что чувствую его запах.

— Я все еще могу чувствовать тот запах грязи и привкус крови, — шепчет он. — И боль.

Он затихает, и потребность срочно утешить его настигает меня. Я скатываюсь с кровати, поднимаюсь и перебираюсь на матрац к нему. Он поворачивается ко мне, лунный свет очерчивает его лицо.

— Может быть, сегодня нас не посетят кошмары, — говорю я. — Возможно, все будет по-другому.

Он вздыхает.

— Я очень на это надеюсь, Келли. На самом деле надеюсь.

Всего на минуту у меня появляется надежда. Ночь была отличная, и мне кажется, что все возможно, но потом я закрываю глаза, и все это ускользает от меня.

Глава 6. #8 Бросить вызов самой себе

Кайден

После того, как мы вернулись со скал, я отправился в свое общежитие, желая сбежать от нахлынувших чувств. Ванна занята, поэтому я лежу в своей кровати и смотрю в потолок, пока в окно хлещет дождь. На другой стороне комнаты спит Люк, уткнувшись лицом в подушку, и храпит.

Алкоголь выветривается из моего организма, и каждая эмоция раздирает меня, словно поток игл. Мне нужно отключить их. Это единственный способ, которым я привык справляться с жизнью.

Я поворачиваюсь на бок, поднимаю кулак и ударяю спинку кровати со всей силы. Слышится хруст костяшек моих пальцев, и Люк подскакивает на своей кровати.

— Какого черта это было? — он моргает, озираясь по сторонам, за окном мерцает серебристая вспышка молнии.

— Это гром, — вру я, поворачиваясь на другой бок и прижимая кулак к груди, в то время как обжигающая боль пронзает мою руку. Мгновение спустя я погружаюсь в глубокий сон.

~ ~ ~

— Не сиди тут целый вечер в одиночестве, — говорит Люк, подходя к мини-холодильнику в углу комнаты. Он достает пиво и открывает крышку. — Ты ведешь себя странно после церемонии вручения аттестатов.

Я лежу на диване, сжимая и разжимая руку, смотрю на вереницу вен, пролегающих под кожей.

— Просто немного волнуюсь, думая об отъезде.

Если честно, мне странно думать о жизни в целом. Я хочу уехать, отправиться в колледж, стать свободным, но идея, что я буду там сам по себе, окруженный вещами, которые не понимаю, чертовски пугает.

— Черт, тебе просто надо с кем-нибудь переспать. С кем-то помимо Дейзи. — Он открывает дверь и музыка, играющая наверху, доносится до нас. — Я планирую заняться тем же.

Люк захлопывает за собой дверь, оставляя меня одного, в ловушке собственных мыслей.

Он прав. Мне надо подняться наверх и подцепить первую же попавшуюся девчонку, но я не могу перестать думать о своей руке и моем гребанном будущем.

Наконец, я встаю с дивана. Подхожу к стене и смотрю на дверь. Потом поднимаю кулак и со всей мощи ударяю им стену. Гипсокартон и краска крошатся, моя кожа трескается, но этого недостаточно. Я бью снова и снова, пробивая стену насквозь, но при этом едва ли врежу собственной руке. Нужно что-нибудь пожестче – нужен кирпич.

Я поворачиваюсь к двери, но она распахивается, и в комнату входит отец. Он смотрит на дыры в стене, затем на порезы на моей руке, кровь из которых капает на ковер.

— Какого черта, что с тобой не так? — он качает головой, подходя ко мне, смотрит на гипсокартон и краску, осыпавшиеся на пол.

— Понятия не имею. — Я прижимаю руку к груди, обхожу его, спеша наружу.

В доме полно людей, они смеются, кричат, поют, огни мерцают в темноте. Я прохожу через задний двор, слышу его шаги у себя за спиной, зная, что он меня догонит, и что он зол как дьявол.

— Кайден Оуэнс, — тяжело дыша, говорит отец, преграждая мне путь, его глаза полны злобы. Его дыхание разит виски, ветер разносит листья повсюду. — Ты намеренно пытался повредить свою руку?

Я ничего не говорю, поворачивая в сторону гостевого домика, не зная, куда иду, но чувствуя, что не должен останавливаться.

Когда я дохожу до двери, отец хватает меня за локоть, силой заставляя развернуться.

— Начинай объяснять. Сейчас же.

Смотрю на него безучастно, а он начинает орать, какое я ничтожество, но я едва его слышу. Наблюдая, как двигаются его губы, я жду. Секунды спустя кулак отца врезается в мое лицо, но я практически не чувствую этого. Он бьет снова и снова, пока его взгляд не становится пустым. Я падаю на землю, и он пинает меня со всей силы, желая, чтобы я поднялся. Но я не встаю. Не уверен, что хочу встать. Может, пришла пора покончить с этим; в любом случае не так уж и долго осталось до конца.

Я слушаю, как сердце спокойно бьется в моей груди, спрашивая себя, почему оно не реагирует. Оно никогда не реагирует. Может, оно мертво. Может, я мертв.

Затем, словно из ниоткуда, за спиной отца появляется девушка. Она миниатюрная и выглядит напуганной до ужаса, как должен выглядеть я. Девушка что-то говорит ему, когда он ее замечает. Я думаю, она вот-вот убежит. Но она остается со мной, пока отец не уходит.

Я сижу на земле, сбитый с толку, не находя слов, потому что такого просто не может быть. Люди всегда проходят мимо, делают вид, что ничего не происходит, верят невнятным объяснениям.

Ее зовут Келли, я знаю ее, мы из одной школы. Она стоит надо мной, смотрит полными ужаса глазами.

— Ты как?

Впервые кто-то задает мне подобный вопрос, и я в замешательстве.

— Я в порядке, — отвечаю резче, чем планировал.

Келли разворачивается, намереваясь уйти, но я не хочу, чтобы она уходила. Хочу, чтобы она вернулась, чтобы объяснила, почему так поступила. Я спрашиваю ее, и она пытается ответить, но в этом нет никакого смысла.

В итоге я оставляю любые попытки понять, и прошу ее принести аптечку и лед. Я захожу в гостевой домик, снимаю футболку, пытаюсь смыть кровь с лица, но все равно выгляжу хреново. Он ударил меня по лицу, такое случается редко, только когда он всерьез выходит из себя.

Когда Келли возвращается, она нервничает. Мы едва обмениваемся парой слов, но мне приходится попросить ее помочь открыть аптечку, потому что моя рука не слушается.

— Тебе и впрямь нужно наложить швы, — говорит она. — Или у тебя будет шрам.

Я стараюсь не засмеяться. Швы не помогут. Они соединяют кожу, порезы, лечат раны снаружи. А я разбит изнутри.

— Я могу вынести шрамы, особенно те, что снаружи.

— Я думаю, что нужно попросить твою маму отвезти тебя к врачу, а после ты смог бы рассказать ей о случившемся, — продолжает Келли, отказываясь сдаться.

Я начинаю разматывать бинт, но используя только одну руку, роняю его, словно идиот.

— Этого не случится, даже если бы я рассказал – это не имело бы значения. Абсолютно никакого.

Она поднимает бинт, и я жду, что Келли вручит мне его обратно, только она сама начинает его разматывать, после чего накладывает бинт на рану, рассматривая мои шрамы, замечая каждый, понимая, какие ужасы за ними скрыты. Что–то в ее взгляде кажется мне знакомым, словно она таит что-то внутри себя. Интересно, я выгляжу так же?

Мое сердце начинает оглушительно биться в груди впервые на моей памяти за долгое время. Поначалу это едва заметно, но чем дольше ее пальцы находятся над моей кожей, тем громче оно стучит, до тех пор, пока не оглушает меня полностью. Я пытаюсь побороть панику. Что за чертовщина творится с моим сердцем?

Келли отступает назад, склонив голову, будто пытается спрятаться. Я едва могу разглядеть ее лицо своим отекшим глазом, но мне хочется увидеть ее лицо. Я практически решаюсь протянуть руку, дотронуться до нее, но она уходит, дважды удостоверившись, что со мной все в порядке. Пытаюсь притвориться, что меня это не заботит, только мое сердце продолжает колотиться еще громче, и громче, и громче.