Здоровая молодая кровь Клодины, казалось, влила в нее жизненную энергию.
Герцогиня лежала в сладком сне, в комнату сквозь открытое окно веяли ароматы летней ночи; царила полнейшая тишина, слышалось только ровное дыхание больной.
Сестра неподвижно сидела около кровати.
Клодина стояла в своей комнате с перевязанной рукой, чувствуя себя совершенно разбитой не только из-за потери крови, но и из-за всех страшных потрясений этого дня… Она едва держалась на ногах, но однако с решительностью, граничившей с упрямством, отказалась лечь. Ей надо еще поговорить с бароном Герольдом, сказала она, а потом сейчас же уехать домой.
Старая герцогиня, полная чувства благодарности, пошла за ней от постели больной и теперь с материнской заботливостью просила отложить этот разговор, потому что ей следовало беречься. Но Клодина настаивала.
— Я ничего не делаю наполовину, — сказала она с необыкновенным спокойствием и серьезностью.
Профессор, позванный на помощь, был очень недоволен.
— Хорошо, — сказал он, — пусть состоится этот разговор, но поездка запрещается, а теперь выпейте вина.
И он, не допуская возражений, поднес к ее губам стакан вина. Клодина против воли сделала глоток. Услышав шаги в коридоре, она снова обратилась к герцогине:
— Разрешите мне, ваше высочество, поговорить с моим кузеном наедине.
Огорченная старая герцогиня вышла, качая головой… Профессор и фрейлина Катценштейн вышли вслед за нею. В дверях появился барон Герольд.
— Желаю вам всяческой удачи, милый барон, — прошептала ему герцогиня.
Он низко поклонился ей.
— Не волнуйте ее, барон, — предупредил его профессор, — соглашайтесь с нею во всем, как бы трудно вам это ни было.
Лотарь вошел… Перед этим он долго ходил по парку и ничего не знал о том, что произошло в замке, когда его искал лакей. Его испуганный взор упал на перевязку, на бледное лицо и распущенные волосы Клодины, на белый халат…
— Что здесь произошло? — спрашивали его глаза, но губы не шевельнулись: он только безмолвно указал рукой на перевязку.
— Пустяки, — поспешно ответила она, указывая на стул. — Ничего более, как маленький надрез, сделанный доктором для того, чтобы перелить кровь герцогине… Давайте говорить о деле.
— И вы говорите так равнодушно? — воскликнул он вне себя. — А знаете ли вы, что это могло кончиться вашей смертью?
— Вы забываете, что переливание сделано знаменитостью, а если бы даже…
— У вас, вероятно, нет никого на свете, кому бы ваша смерть принесла горе, кого вам следовало прежде спросить: «Имею ли я право располагать своим здоровьем, а может быть и жизнью?»
— Нет, — возразила она, — у меня есть Иоахим, но для этого не было времени.
— Иоахим? — повторил он с горечью… — А я, просивший вашей руки для себя и своего ребенка на всю жизнь, не стоил вашей памяти?
Он сказал это тихо и печально.
У Клодины внезапно закружилась голова, и ей пришлось сесть на ближайший стул.
— Я хотела говорить с вами об этом, — начала она, не глядя на него, — я обещала герцогине-матери, что разговор будет кратким… Вы так несказанно великодушны, кузен, что я не знаю, как и благодарить вас, единственное, что я могу сделать — это отказаться от вашего предложения, а…
Лотарь стоял неподвижно и смотрел на нее.
— А это значило бы пренебречь средством, которое, как говорит старая герцогиня, может продлить жизнь тяжело больной. Поэтому я не могу так сделать, простите меня. Но вот что я предлагаю — быть помолвленными. Ведь это не значит быть обвенчанными. Если герцогиня выздоровеет, мы разойдемся, если она умрет, то, конечно, то же самое; наша помолвка, таким образом, будет успокоительным средством. Это немного странно, я знаю, но помолвка ведь только обещание и известно, что не все обещания выполняются. Один Бог знает, как часто случается, что двое расстаются до свадьбы, это не стыдно, я… я…
Клодина говорила все быстрее, а теперь в изнеможении оперлась о спинку стула головой и закрыла глаза.
Лотарь подошел ближе, лицо его странно подергивалось.
— Я не могу уехать отсюда, но вы, Лотарь, вы свободны; после, к сожалению, неизбежной помолвки вы легко найдете причину удалиться куда-нибудь, пока… — Клодина вдруг выпрямилась. — Я говорю это не для себя, клянусь Богом, не для себя! Зачем это мне? С меня вполне достаточно моей чистой совести, но несчастная там, наверху… понимаете вы, Лотарь?
— Так мы должны некоторое время разыгрывать комедию? — спросил он.
— Недолго, недолго! — прошептала Клодина.
Прекрасные глаза ее просили у него прощения.
Он схватил ее здоровую руку со страстным порывом.
— Пусть будет так, — сказал он, — но вы больны, больны, во всяком случае, прежде чем начнется комедия…
— Пусть она начнется сейчас же, — попросила Клодина, — пойдите к герцогине-матери и скажите ей, что я дала свое согласие. Тем временем я соберусь уехать домой, — я так устала, так смертельно устала…
— Я пойду, — спокойно сказал он, — а вы ляжете и домой не поедете!
— Поеду! — воскликнула она и покраснела. — Не забывайте, что каждый из нас вполне сохраняет свою свободу!
Лотарь сдержался и направился к двери. «Соглашайтесь, соглашайтесь с ней во всем», — приказал доктор.
Клодина словно во сне смотрела ему вслед: она чувствовала, что силы ее иссякают, и казалась себе такой униженной, такой слабой, ей хотелось сорвать повязку с руки, чтобы вместе с кровью потерять жизнь. Пальцы ее невольно коснулись бинта.
Вдруг у нее перед глазами пошли круги, ей показалось, что она куда-то летит. «Стой» — прошептала она себе, но все вокруг нее завертелось, и она потеряла сознание.
Сестра милосердия, вошедшая проверить ее состояние, нашла ее без чувств…
Клодину уложили на кушетку, где она скоро очнулась.
— Это только истощение, господин барон, — сказал доктор, позвавший Лотаря снизу. — Ничего более. Не беспокойте совершенно пациентку, и завтра она будет свежа и здорова. С такою молодостью и силой… Поезжайте спокойно в Нейгауз, милый барон.
Герольд дал наставления горничной и приказал ей при малейшем сомнении в положении фрейлейн позвать сестру милосердия; потом он попросил фрейлину фон Катценштейн присмотреть за больной. Старая фрейлина вошла к Клодине, чтобы сообщить Лотарю о ее состоянии, и он остался ждать в коридоре. Дверь была неплотно притворена, и он услышал, что Клодина говорила, но с кем? До него ясно долетало каждое слово.
— Простите меня! — послышался громкий голос принцессы Елены, но в нем звучала не просьба, а приказание. Лотарь нахмурился, с трудом удерживаясь, чтобы не войти.
Старая фрейлина скромно вышла.
— Ее светлость у фрейлейн фон Герольд, — прошептала она.
— Его высочество приказал мне просить у вас прощения, и потому я прошу его. Вы слышите? — донеслось до него.
Барон вне себя переступил порог полутемной комнаты. Лицо Клодины вспыхнуло, когда она увидела его.
— О Господи! — прошептала она и махнула рукой.
Страшное сердцебиение не дало ей говорить. Ей не было неприятно, что он вошел, она думала только о том, какой уничтожающий удар должен был упасть сейчас на это упрямое существо, так высокомерно подошедшее к ее постели, чтобы по высочайшему повелению попросить прощения. Принцесса не заметила барона, она стояла, как воплощение противоречия.
При виде ненавистной девушки ее раскаяние перешло в возмущение.
— Вы не хотите? — спросила она. — Мне некогда ждать, я должна ехать в Нейгауз, мама прислала за мной фрау фон Берг. Но я не поеду с ней, я не желаю. Я попрошу у барона Герольда его экипаж. Итак, я в третий раз спрашиваю вас, фрейлейн фон Герольд!
— Принцесса, я, право, не знаю, за что вы просите прощения, но от всего сердца даю вам его, — отвечала Клодина дрожащими губами.
— Ваша светлость просит таким образом прощения у тяжелобольной и оскорбляет ее вновь? — прозвучал взволнованный голос барона.
Принцесса повернулась, как будто ее ударило электрическим током. Глаза Клодины умоляюще посмотрели на Лотаря: она знала по личному опыту, как тяжело действует уверенность в потере любимого человека.
— Нужно иметь такую доброту и самоотверженность, как у моей невесты, чтобы дать вам столь странно испрошенное прощение.
Свершилось. Мертвая тишина воцарилась в комнате. У Клодины снова потемнело в глазах… Разве мог мужчина так безжалостно говорить с той, которую любил и за которой давно ухаживал? Она протянула руку.
— Принцесса, — слабо проговорила она, как бы сама прося прощения. Но изящная белая фигурка не покачнулась, как боялась Клодина; принцесса гордо откинула голову с короткими черными кудрями.
— Желаю счастья, — коротко сказала она.
Только по слишком громкому тону голоса можно было догадаться о потрясении девушки, горячая любовь которой получила смертельный удар.
Принцесса не обратила внимания на протянутую ей руку и гордо наклонила голову.
Лотарь схватил эту руку и поднес к губам.
Клодина поспешно отдернула ее.
— Зачем? — спросила она и отвернула голову к стене. — Это лишнее после нашего разговора.
Они ушли. Оставшись одна, Клодина позвонила, чтобы ей помогли раздеться, и велела потушить свечи.
Фрейлина фон Катценштейн осторожно пробралась через темную комнату к постели; ничто не двигалось за пологом, вероятно, Клодина уже заснула от истощения. Но, приглядевшись, она увидела, что та сидит на постели.
— Вы еще не спите? — озабоченно спросила старушка и ласково поцеловала холодную щеку девушки. — Я только что узнала о вашей помолвке, — с чувством прибавила она, — да благословит Господь ваш сердечный союз, моя милая Герольд!
Сказав это, фрейлина вышла.
Клодина схватилась за голову.
"Совиный дом" отзывы
Отзывы читателей о книге "Совиный дом". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Совиный дом" друзьям в соцсетях.