- Мам, а теперь что ты будешь делать?

- Не знаю еще, Катюш. Надо позвонить по поводу Васи, узнать, как обстоят дела... А еще я очень хочу дозвониться одному человеку . Не получается пока.

- А он кто? - Катя села напротив Ирины, на место, где только что сидел Мухамед. Ирине не понравился вид неубранного стола - чашки из-под кофе, открытая сахарница, она вскочила унесла посуду и, вернувшись в комнату, села теперь уже в кресло.

- Он? Один из приятелей молодости. Автор того самого "шедевра", где я -Тонечка.

- А-а! А вы давно не виделись?

- Порядочно. То есть мы виделись коротко лет семь-девять назад, когда, я по приглашению тети Бети - жены дедушкиного троюродного брата ездила в Израиль. Очень коротко, мы и не пообщались почти. У него жена красивая, трое (или четверо) детей. А сейчас мне с ним очень бы нужно было поговорить...

- А позвони сейчас - вдруг дозвонишься, - с каким-то азартом преложила Катя.

Ирина помнила уже телефон наизусть. Позвонила. Катя следила за выражением Ирининого лица.

- Ну?

Ирина положила трубку:

- Все то же. Автоответчик.

- Мам, я сбегаю ненадолго к Маринке, возьму у нее билеты. У меня же экзамены уже на носу. Мы с тобой совсем об этом забыли.

Катя чмокнула мать и убежала. А Ирина опять вспомнила Иерусалим Игорь сухой, в модных очках, крепенькие загорелые дети, улыбчивая жена. Ирина приехала тогда после тяжелого разрыва с любимым тогда мужчиной, не в лучшей форме. Игорь с семейством были с ней милы - куда-то сводили, что-то подарили, все это как-то смутно маячило в памяти. Но что-то ведь осталось... Улочка... Две девочки в темных длинных юбках и светлых блузках под палящим солнцем. Разглядывают какие-то фотографии. Неподалеку хасид с мальчиком, кажется, совещаются, в какую сторону идти дальше. Вдали маленькое кафе, человек с газетой за столиком. Все это сохранилось в памяти, застыло. Примерно такую же сценку увидела она однажды на выставке московской художницы Стеллы Норкиной. Захотелось познакомиться. Она оказалась невысокой рыжеватой женщиной с маленькими круглыми черными глазками, крохотными ручками. В веснушках. Улыбчивая. Выслушав комплименты пригласила в гости в мастерскую... Там за маленьким столиком ("детсадовским", - подумала Ирина) сидел немолодой мужчина - крупный статный с ярко синими глазами.

- О, гостью привела, Стеллочка. Кстати-кстати - расскажу историю.

- Позвольте вам, Ира, представить - друг юности моей мамы, писатель Аким Николаев.

Писатель чуть приподнялся, и вместе с ним приподнялся столик, и поцеловал Ирине руку.

- Рад. Сердечно рад. К нашему шалашу - он плавно опустился на диван, столик встал на место. Ирина прыснула.

Из стоящей рядом с ним сумки он достал большой китайский термос, три бутербродницы, бутылки, упакованные в пакеты, забитые льдом.

- Стеллочка, с тебя только посуда и вилки-ножи. Я тебя, безхозяйственницу, знаю - вся в мать - не принять, не угостить. Зато талантливая.

Стелла, щуря круглые глазки, молча расставила посуду.

- Ну что, Ириша, пришли посмотреть новый Иерусалимский цикл?

- Да. Я видела две работы - влюбилась, вот и напросилась в гости.

- А я напросился, когда узнал, что гостья будет. Люблю ли, знаете, ли когда гостья приходит...

Он рассматривал Ирину откровенно, пристрастно. Губы сочные еще, свежие. Лицо холеное. "Интересно, сколько ему?". Как бы отвечая на вопрос, он сказал:

- Знаете ли, мне 76. Не потерял еще интереса ни к вину, ни... - он похмыкал, - к искусству.

Разлил водку, разложил закуску, поднял рюмку.

- За двух прекрасных дам, согревающих своим присутствием мое старое сердце.

Стелла улыбнулась, чокнулась с ним, Ирина последовала ее примеру. Старик же, перехватив Иринину руку, обвил ее своей.

- На брудершафт, девочка, на брудершафт!

Ирина усмехнулась: детский столик, детские шутки, ну ладно...

- Поцелуемся.

Рядом с ней синие глаза, свежая щека. Она чмокнула. Николаев же крепко поцеловал ее в губы.

- Ура! Ирочка, мы на "ты"! За тебя, красотка!

Стелла больше не щурилась. Курила отрешенно. Ирина смущенно поднялась, начала бродить по мастерской, хвалить картины. Стелла некоторое время сидела молча, и Ирина уже испугалась, что она обиделась, но та, вдруг, встряхнув рыжей головой, подошла, встала на цыпочки, обняла Ирину за плечи. И начала с ней вместе расхаживать по мастерской, подавая реплики, комментируя Иринины восторги. Их обеих остановил странный звук. Стелла тихонько пожала Ирине руку.

- Слышите, он храпит. Всегда так. Постарел. А раньше... - отпустила она Иринину руку и помахала своей крохотной лапкой. - Ух!

- Он друг вашей мамы, а мама?..

- Жива, жива, двумя этажами ниже, сейчас она смотрит "Вести" или что-то еще политическое, ей нельзя мешать. Ей, знаете ли, 86.

Ирина уважительно кивнула. "Да, молодцы, этой Стелле, небось, за шестьдесят. Мне бы так... Когда-нибудь". Взяв интервью у Стеллы - "на всякий случай" - Ирина отправилась восвояси. На душе было... А как было на душе-то? Скорее всего кисло, пасмурно, ни то ни се. Чего-то не хватало, или чего-то было слишком много. В общем, к ней эта жизнь не имела отношения.

Интервью вскоре вышло, со Стеллой они изредка виделись, Ирина даже была представлена её маме, Николаев ей при случае подмигивал и обращался "на ты". А Израиль так и остался в памяти той самой картинкой - "Уличное кафе. Иерусалим" С. Норкина".

Игорь звонил два раза - первый - узнать, не противна ли ей Москва после Израиля, второй - попросить перезвонить его теще в Кишинев, почему-то он сам не мог это сделать, это забылось. У тещи день рождения. Эта просьба показалась ей глупой и неуместной, но Ирина все же ее выполнила: набрала продиктованный номер и поздравила неизвестную ей Рахиль Соломоновну с днем рождения, чем несказанно ее удивила. Когда же это было? Нет, не пять, а лет все же шесть - семь назад... С тех пор не общались. Ирина расхаживала по квартире, подходила к открытому окну, переставляла время от времени предметы: то книги, то безделушки и думала, думала, думала.. Как же все-таки этот написанный так давно текст отразился на наших жизнях: моей, Сашиной, Шуриной? Себя-то Игорь там не вывел, скорее всего зашифровал среди гостей Мякшева - младшего или "внесценического" напарника по бойлерной. В общем, Игоря как персонажа там нет. Тем интереснее роль автора в истории. Но ведь нет смысла звонить - нет там никого. Вернулась Катя.

- Мам, а Витя не звонил? - с порога крикнула она.

- Никто, Катюш, не звонил

- А бабушка-то где?

- Она, Катюш, встречается с доктором

- У нее личная жизнь, - задумчиво протянула Катя - Мам, мне скучно. Я не знаю, что бы такое сейчас поделать?

Катя бесцельно бродила по комнате, переставляла какие-то предметы. "Как я, несколько минут назад", - подумала Ирина. В доме почему-то было неуютно. На улице весело, солнечно, шумно. "Что с нами? Надо срочно что-то сделать. Мы обе чего-то ждем, сейчас и у нее и у меня на душе пусто. Может подняться раздражение, недовольство. Не друг на друга - на ситуацию, но это опасно.

- Катька, пойдем-ка с тобой обедать в кафе. Бабушке сегодня не до нас. Вчерашний обед, он и есть вчерашний, пойдем кутить.

До вечера, до встречи с Ота оставалось еще много времени и, оставив бабушке записку, они отправились гулять. На улице настроение сразу же поднялось. Катька взяла Ирину под руку, пристроилась к ее шагу!

- А мы ведь давно никуда вдвоем не ходили! - заметила Катя.

- Да, Кексик, что-то в последнее время и люди, и события - все не давали мне с тобой побыть. Ну ведь поправимо?

- Да, мам. А джинсы мне правда очень идут?

- Правда. Поедем в твои каникулы к Косте?

- А получится?

- Должно.

- Нужно нам сейчас две вещи побыстрее сделать - паспорт тебе и знаешь что? Купить компьютер - и тебе нужно и мне для работы. Деньги у нас с тобой на это есть.

Костиных денег и действительно уже скопилось достаточно, и Ирина решила, что нужно же что-то делать, как-то обустраивать их с Катей жизненное пространство, от бесконечных рефлексией, воспоминаний анализа событий и отношений все усиливалось ощущение нереальности собственной жизни. "В конце концов Кате ни холодно ни горячо, если я распутаю узел своего "соучастия", перестану на деле быть соучастницей мужчин, а уже сейчас быть ей помощницей я должна. И хочу". Ирина видела маленькое Катькино ухо худую руку и осознавала, что любит ее. "Конечно, я люблю Катьку, Костю. И, в общем, это все. Сильно привязана к родителям, слабее к подругам. Иногда Галку люблю. Но мужчины, к которому бы я чувствовала любовь, нет. Ну что поделаешь - нет. Это ж ни с чем не спутаешь". Ирина вздохнула.

- Ты что, мам, - спросила чуткая Катя.

- Так, Кекс, пустяки. Как ты думаешь, это кафе нас может с тобой устроить?

Они проходили мимо дома, где была вывеска "Кафе. Бар".

- Давай заглянем.

Они вошли, увидели маленький зал, накрытые яркими клетчатыми скатертями столики, услышали негромкую приятную музыку. Переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к столику возле окна. Обедали весело, Катька болтала, много всего рассказала о школьных подружках, о влюбленности Маринки - соседки и одноклассницы - в мальчика из одиннадцатого класса. О Вите не было сказано ни слова. Когда они вернулись, бабушка уже была дома.

- Как погуляли?

- Хорошо. Нам...

- Звонили, звонили, - подхватила бабушка, - Кате - Витя. Только она успела это сказать, как Катька схватила телефон и исчезла с ним в детской. Бабушка покачала головой, - а тебе Таня, Галя и твой аспирант, он какую-то квитанцию нужную случайно забыл в рукописи. Долго извинялся, сказал, что на минуту заедет в половине пятого - она ему сегодня нужна.

- Я должна в четверть шестого выйти из дома, я сегодня иду на концерт. Пригласил Ота Ираклиевич, Васин врач.