Я крепче как-то, здоровей. Но это сейчас, в эту, минуту, да и то по сравнению с ней. А что было, когда Вера холодно глядя на меня, сказала... Вот именно, что же она сказала, что же она сказала? Что не любит? Это она и раньше говорила, но... любила. А вот именно, что ничего не сказала. Не сказала, а я услышал. И тогда я надел ей ведро на голову и стал по нему барабанить. И топать ногами, и вопить, вопить, вопить. Я оскорблял ее, я унижал ее, я колотил по ведру и скакал. А она стояла. В том-то и дело. Она стояла, а я видел, чувствовал, знал, что она убегает от меня, улетает, ее под руки подхватывают гигантские птицы и уносят, уносят за моря. Я бесновался, а она стояла. Потом упала. У нее был обморок, и я пришел в себя. Я же шел мириться! Мирится, а не убивать. А она упала. Молча. Потом я привел ее в чувство - я целовал ее лицо, руки, глаза, в них были слезы.

Ирина отложила рассказ.

- Пожалуй, достает, дергает. Вечную нашу дихотомию Саша хорошо улавливает, во всех рассказах у него об этом. Кажется, он не читал Барта, Джона Барта, я увлеклась им позже, мы уже не виделись. Кто у кого в объятьях? И где истинная Елена. И вечное "Почему?". "Почему она выбрала его из всех или он ее - из прочих. И что это за ответ: "Любовь". Я не понимаю и не пойму этого. Мне бы, как хорошей героине русской классической литературы Одинцовой (умный роман "Отцы и дети") выйти замуж за хорошего человека и дожиться (или дожить?) с ним до любви... Что-то Катя не звонит, пора бы уж". Ирина посмотрела на часы - половина одиннадцатого. В эту минуту и зазвонил телефон, но это была не Катя.

- Ирина Викентьевна? Извините за беспокойство, это Надежда, бывшая жена вашего соседа Васи. Я знаю, вы в нем участие принимаете, он уважает вас очень. Я вот почему звоню, мне вот только что из больницы позвонили и сказали, что Васю переводят в какой-то интернат и спросили, я буду его навещать, привозить там что-нибудь или не имею возможности? Я сказала, что не отказываюсь. Только вот я мало что поняла, мы ведь давно не жили с ним... Мне бы с вами посоветоваться...

- Конечно, Надежда. Давайте я сегодня тоже в больницу позвоню, в крайнем случае завтра вечером буду что-то знать и вам, как все узнаю позвоню. Можно я запишу телефон?

Надежда продиктовала и положила трубку. Ирина вспомнила, что телефон-то уже записывала! Махнула рукой - невнимательная какая! Потом задумалась - кажется, события там развиваются очень быстро. Что это за интернат? Почему Ота с ней любезничает, а про главное, про Васю, ничего ей не сообщил, или в его представлении все это пребывает в разных сферах? Нужно все выяснить. Во всяком случае, интернат - это совсем не то, что она для него намечтала. Ирина позвонила в отделение, спросила Ота Ираклиевича. Его не оказалось, тогда она попросила дежурного, врача. Подошла знакомая ей врач и успокоила Ирину - Ота Ираклиевич в курсе, он обдумал все переданное Ириной. Интернат этот профильный - именно для таких больных. Подробности в понедельник у Ота Ираклиевича. Вася себя на данный момент чувствует удовлетворительно. Это все, чего смогла добиться Ирина. Ну, все же пора звонить Кате. Все ли там в порядке? Подошла мать.

- Здравствуй, Ира. Ты к нам сегодня собиралась вроде?

- Да, но с утра хотела заехать Катя. С Витей, чтобы "видик" наладить, а потом уж вместе к вам. Только что-то ее нет, спит еще? Вчера поздно легла.

- Нет, она в восемь часов уже ушла - у нее встреча с Витей. Важная. Что-то между ними там произошло, вроде бы размолвка. Ты знаешь, она похудела за последние дни, нервничает.

- Да, она мне говорила. Витю мать хочет отправить учиться в Штаты, Катюша наша, конечно, не хочет расставаться.

- Понятно теперь. Но они еще такие маленькие, неужели все может быть так серьезно?

- Я не знаю, мам, серьезно, конечно же, может быть в любом возрасте. Я просто не знаю, как это у них. Если Катя скажет, что серьезно, ей нужно будет верить.

- Так что, Ира передать Кате, если они с Витей придут сюда?

- Ну, пусть перезвонит мне. Что же еще?

Ирина положила трубку очень расстроенная - Катя, похоже, не на шутку страдает. Скорее бы позвонила или пришла, до чего же трудно в неведении! Ирина вновь взяла в руки рассказ: "В них были слезы..." "Еще бы", прокомментировала Ирина.

- А потом я убежал. Я заплакал, заревел уже в подъезде. Я ничего не понимал. Ничего! Кроме одного - страсть душит, мутит мое сознание. Я хочу трясти ее за плечи и требовать. Чего? Ведь все у нас когда-то было: ночи, нежность. Такая радость. Я не знал ничего и носился, носился по городу... Так в чем же я сильнее, крепче ее, этой случайной попутчицы Жанны? Жанетты... Хм, Жабетты. Надо же, выдумал ее обожатель имечко. Из одного болота перенес в другое и утопил. В электричке Жанна сказала.

- Я не знаю, почему со мной случилось то, что случилось. Я не знаю, почему со мной не случилось того, чего я хотела, к чему готовилась. Я хотела с ним жить долго...

Я продолжил.

- И счастливо.

- Да. Именно так. Мне на роду было написано, да видимо стерлось как-то или выцвело.

- Он бросил тебя?

- Не знаю. Не знаю, как это назвать. Он, кажется, переадресовал меня.

- Как это? Не понял.

- Ну, как газету. На другого человека оформил Я вся ему принадлежала, а он взял и некому своему двойнику меня отдал.

С некоторым трудом (я был почему-то на редкость нынче туп) я понял, что она имеет ввиду отвратительную сущность ее милого, проявившуюся, заявившую о себе. Ну, как у меня история. Моя сущность, "Переадресовал",вот словечко нашла.

- И что же теперь? Ты к нему?

- Нет. Лучше сгореть. Я бы пошла к нему, если б могла - я ведь хочу. Но я не могу. Не могу! Сгореть, сгореть...

У нее задрожали губы. Я опять погладил ее по голове. У нее поднималась температура. Глаза блестели. Слез в них не было

- Ты ведь больна. Тебе надо в нормальную постель, чаю, меда.

-А тебе?

-Мне? Веру.

Электричка подошла к станции. Я неожиданно вскочил, побежал к дверям, успел выскочить. В окно я прокричал ей.

- Я на кладбище. У меня тут друг. Друзья. Посоветоваться. А ты держись!

Электричка тронулась. Я видел, что она посмотрела на меня безучастно. Что же. Нам не согреть, не излечить друг друга. Страсть гонит ее, гонит меня. Как будет дальше - не знаю. Но придется идти вперед, вперед, вперед. Сейчас надо подойти к могиле Димы, потом в церковь Михайловскую, потом к подруге доброй попить чаю, а уж затем в редакцию к компьютеру и за работу, за работу. Придется терпеть... Другого выхода у меня нет. Терпеть-терпеть-терпеть-терпеть! Вот так. До бесконечности. Сколько Бог велит. Теперь-то хуже уже некуда. Да и Жанетте одной носиться, сжав зубы терпеть. Что же еще остается?".

"A мне нравится, - подумала Ирина, выглядывая в окно, - Нравится, как это все Сашка рассказал. Ишь ты - Жабетта. Все мы отчасти Жабетты и я, и Таня и, даже может быть, Галя". В окно залетела бабочка, покружилась, на секунду присела на пестрый платок. Будто поймав Иринин пристальный взгляд, почистила лапки и улетела. "Катя, Катя позвони, Катя, Катя позвони", начала наколдовывать Ирина, меряя шагами комнату: "Раз, два, три, четыре, пять". Нервы не выдержали - уже час, а от нее ни слуху ни духу! Ирина опять набрала материн номер: "Не звонила?".

- Нет. Мы вот здесь с Михаилом Федоровичем совет держим.

- С Михаилом Федоровичем?

- Ой, Ириша, вы ведь еще не знакомы, как раз сегодня хотела вас представить друг другу. Это мой врач, очень достойный человек. Справедливый. Его мнению я доверяю.

Ирине некогда сейчас было изумляться, вспоминать Катины высказывания о бабушкиной личной жизни, историю с рецептом, некогда, не до того.

- Хорошо, мам. Я еще перезвоню.

Ирина бросила трубку.

"Тане что ли, позвонить - давно не разговаривали что-то. Она, конечно, занята - ребенка от армии "откосить" не шутка, но она-то эксперт в любви Катька-то влюбилась! Четырнадцати нет. Ну ладно" - Ирина запретила себе причитать и набрала Танин "обычный", номер. Никто не снял трубку. Мобильный. Оттуда понеслось "Абонент не отвечает". Ирина в сердцах положила трубку - терпеть она уже не могла этот кукольный голос, сообщающий неприятное. "Я и так не понимаю и никогда не понимала, как эти телефоны вообще работают - откуда голос в трубке, а уж эти мобильники вообще темный лес. Но связь мне нужна, очень нужна связь...". Зазвонил телефон, это опять была Галя.

- Ирочка, со мной что-то не то. Я уже и по магазинам прошлась - обычно я отвлекаюсь и дочке позвонила о тряпках поболтала - психотерапия. А тут... Я почему-то очень расстроилась и растерялась... Ты знаешь, я почему-то даже не уверена, что он мне вообще позвонит и мы объяснимся... Как ты думаешь, позвонит?

Ирина кое-как утешила растерянную и грустную Галю, даже чуть-чуть ее рассмешила, рассказав какую-то Танину байку. Но сама Ирина была абсолютно ни в чем не уверена - как-то так странно складывались обстоятельства у всех вокруг, что Ирине чудился какой-то смысл во всем, виделся ей смутно общий рисунок, где все только лишь фрагменты. Это - пазл. Нас надо подогнать друг к другу, мы должны попасть в пазы и тогда постепенно станет вырисовываться гора или зеленый луг, или лошадь. На часах два - Кати нет. Под окном прохаживается психиатр с собакой. Вот, взглянул на ее окно. Ирина помахала ему. Он улыбнулся и жестами спросил разрешения подняться к ней. Ирина кивнула и указала на собаку, пожав плечами. Психиатр несколько раз переспросил - с собакой ли ему приходить. Ирина крикнула ему, что приглашает с собакой. Позвонили - Ирина открыла дверь - первой вошла овчарка, прошла в комнату и вежливо села в сторонке, за ней с пучком щавеля в руке психиатр.

- Вот, вам, привез вчера с дачи. Жену навещал. Хворает.

Ирине нравился телеграфный стиль психиатра.

- Что ж, чайку попьем, - предложила Ирина.

Психиатр и собака, кажется, оба были рады, что их пригласили в гости во всяком случае, они держались доброжелательно, ненавязчиво и с достоинством. Ирина заварила чай, психиатр, как это свойственно интеллигентным гостям, разглядывал Иринину библиотеку.