- Ой, а вы не Катина мама?

- Катина, - изумилась Ирина.

- Ой, а вы меня не помните? Я раньше с Катей в одном классе училась, а потом мы сюда переехали - моя мама замуж вышла и мы переехали. А как Катя?

- Извини, не помню точно, как тебя зовут, Лена, кажется.

- Ну да, Алена, меня в классе вообще-то Аленой и звали... Ну ничего,что не помните, уж сколько времени прошло. А Катя чем занимается? Музыкой? Танцами? Чем?

- Ох, деточка... Чем? Читает она много.

- Читает? А что? Я вот и на танцах и на музыке... Мой отчим та-акой... требовательный. У него родная дочка дипломаткой будет - она уже четыре языка знает, она уже в институте.

Симпатичная светленькая девчонка болтала и болтала, а Ирина смотрела на нее и думала, почему же она выглядит моложе, чем Катя, ведь они, судя по ее словам, ровесницы... Катька как-то посдержаннее, более закрытая, осторожная. Эта непосредственней, легче. Милая.

- А вы Кате скажете, что меня видели?

- Конечно.

- А как вы думаете, она меня помнит? У нас здесь в классе девочки не такие хорошие... Но мой отчим сказал, что я на следующий год в другую школу пойду - в элитарную! А вы можете записать мой телефон? Может, Катя мне позвонит.

Ирина послушно достала блокнот. Алена продиктовала номер, посмотрела на часы и заторопилась.

- Извините, пожалуйста, но меня уже ждет учительница английского. Репетитор, нужно же к школе подготовиться.

- До свидания, - попрощалась Ирина.

Девочка убежала, Ирина пошла вслед за ней в сторону метро. Эта встреча почему-то придала мыслям Ирины другое направление - вот ведь только что я думала, что сама притягиваю события, но вот эта встреча - абсолютная случайность (хоть мне известно, что случайностей не бывает), я же ее не могла смоделировать, а раз так, значит и ко всему, что до этого дня наслучалось, я так и буду относиться, как к неслучайным случайностям, имеющим ко мне прямое отношение. Посмотрим, куда приведет этот клубок. Уж больно разноцветные нитки в дело идут... Ирина вошла в метро, к актрисе она успевала впритык. "Почему-то меня в последнее время ничуть не радуют профессиональные успехи, даже часто хочется как-нибудь ускользнуть от заданий редакционных, да лекцию куда-нибудь перенести. Все бы мне бродить, натыкаться на обстоятельства, да о них размышлять". Ирина подошла к служебному входу в театр. К счастью, вовремя. Достав зеркальце, Ирина причесалась, подкрасила губы, сосредоточилась на вопросах, которые уже давно приготовила. Прошло минут десять, актриса не показывалась. Ирина, поинтересовалась у дежурной, не передавала ли что-нибудь Р. Та ответила, что не уверена, что та вообще сегодня в театре. Ирина пожала плечами договаривались. Еще через десять минут Ирина подумала, что ждать нет смысла и придется еще раз созваниваться, переносить. Особого разочарования не было, как и не было, в общем, энтузиазма. Вдруг по служебной лестнице сбежал среднего роста плотный белозубый стриженый ежиком уже седеющим мужчина. Уверенно подойдя к Ирине, он сказал:

- Вы ведь Р. ждете, так вот, она поручила мне вас, пойдемте-пойдемте, побеседуем, - и он увлек удивленную Ирину за собой. - Меня зовут Виктор Морозов, мое имя вам ничего не говорит, но поверьте, я оч-чень интересный человек, именно я режиссер антрепризного спектакля, где Р. блестяще играет. "Стрекозы". Наверное, еще не слышали? Но мы вас обязательно пригласим, я вам сегодня дам пропуск, мы играем в ночь с воскресенья на понедельник в одном чудном месте. Увидите. Пьесу написал тоже я, то есть отчасти перевел одного забытого польского куртуазного драматурга начала прошлого (ох, не могу привыкнуть, что XX -это прошлый, вы, наверное, тоже) века.

Он болтал в лифте, поднимавшем их на пятый этаж, одновременно он щурился, рассматривал Ирину, улыбаясь, слегка скалил зубы, впрочем, ему почему-то это шло. Как ни странно, от него исходила доброта, тепло. Вот лифт остановился. Виктор Морозов, взяв осторожно Ирину под руку, повел ее в небольшую комнатку, там был сервирован стол, точнее на углу широкого подоконника была постлана салфетка, стояли крохотные рюмки, маленькая бутылка коньяка, в блюдечках были разложены конфеты и печенье.

- Вас зовут Ирина, это мне известно. Будем беседовать в непринужденной обстановке - должны же вы быть вознаграждены за ожидание.

Пока еще Ирине не удавалось вставить слово, да и что бы она могла сказать? Виктор усадил Ирину на банкетку, сам уселся на деревянный раскладной стул. Ирина оглядела комнату - афиши, фотографии, программки, на зеркале нарисованы смешные рожицы.

- Послушайте Ирина, а зачем вам это интервью, а? Денег больших, я думаю, вам не платят, на любопытную дамочку смакующую личную жизнь знаменитостей вы не похожи. Зачем?

Ирина пожала плечами - ответа у нее действительно не было, Морозов, похоже, и не ждал ответа, он размышлял вслух:

- Вот. Р. вы не знаете, она вам, в сущности, и не интересна. Кстати, сколько вам лет? - он взглянул пристально на Ирину. - Так, лет тридцать пять, но жизнь, наверное, была тяжелая; выглядите на тридцать девять. Угадал?

Ирина опять пожала плечами. Под эту его болтовню они выпили уже по две рюмки, Ирина почему-то вспомнила слова своего старинного поклонника, с которым когда-то, казалось, могла сложиться прекрасная жизнь - хорошо друг друга понимали, а не сложилось даже сносной, но осталась привычка пикироваться, переругиваться, значит как-то держать друг друга в поле зрения. Сейчас он был далеко и все последние Иринины испытания и приключения были ему неизвестны. Так вот он, наблюдая за ее жизнью годами, сказал: "Ты, мать, ведь каждый день с кем-нибудь что-нибудь "клюкаешь", а это опасно - и не потому что сопьешься - это тебе не грозит, а потому что через это чоканье да гляденье в глаза постоянно обмениваешься энергией. Может, много и тебе самой нужного зря отдаешь и неизвестно что взамен получишь. Вышла бы замуж за меня, со мной бы одним и обменивалась, если уж тебе это так нравится..." А Морозов продолжал вещать. Вот они уже и по третьей выпили.

- Вот "Стрекозы" мои, там Р. знаете какую монструозную особь играет? Там у меня некая притча о лесбийской любви. Вы же знаете, это и у поэтесс бывало... А они у меня такие гигантские стрекозы - одна - стерва, горячая, нервная. Это Р. Вот увидите. Так да... Интервью. Так спросите меня о чем-нибудь. Если мы уж выяснили, что ни на что это интервью не годится, вам с него проку нет, то какая разница о чьих пристрастиях и конфликтах слушать и писать. Вот у меня, например, был конфликт с директором циркового училища, где я учился. Он, понимаете, мне номер не давал делать, говорил, что я намекаю на что-то сексуальнее, а я не намекал, я прямо говорил.

Ирина стряхнула вдруг с себя наваждение, легко поднялась с банкетки, посмотрела сверху вниз на сидящего с рюмкой в руке Морозова, расхохоталась искренне и сказала:

- Это будет очерк, а может, портрет: "Режиссер Виктор Морозов", вы же мне много о себе рассказали. А потом я напишу рецензию на ваших "Стрекоз". Вот вы ставите, Р. - играет, а я пишу. А зачем мы все это делаем - никто не знает... Возможно, мы все не слишком счастливые, на обычный взгляд, и особенные, на наш собственный. Нам хочется что-то такое делать, дергает нас что-то, зудит. А пока делаем, жизнь как-то незаметнее проходит. А нам ведь только это и нужно.

Под этот ее монолог Морозов медленно поднимался со стула. Вот он допил свою рюмку, поставил ее, возвысился над Ириной, молча взял ее за подбородок и долго-долго своими ореховыми глазами смотрел в Иринины. Потом вздохнул, отпустил ее. Порылся в кармане, достал картонку, треугольник.

- Держи. К 11 вечера приходи в клуб "Уже", там адрес внизу мелко напечатан. Посмотришь. А писать? Лучше сказки для детей пиши. Ты ж девка добрая, хорошая...

Они вышли с Ириной из гримерки, молча подошли к лифту, он проводил ее до двери, поцеловал руку, и Ирина вышла на улицу. Почему-то поежилась. "Если б я была собакой, сейчас бы обязательно отряхнулась, как после купания. Ну что и это я сама себе устроила? - как будто с кем-то полемизируя воскликнула в сердцах Ирина. - И зачем только я ему эту ерунду про "зуд" и прочее несла. Вот уж действительно, набираюсь чужих флюидов, а потом похмелье после чужого пира". Ирина вдруг почувствовала опять здоровое нормальное желание поскорее попасть к Гале, нет худа без добра - последние встречи и события как-то очистили ее от сомнений по поводу их отношений, и она, искренне соскучившаяся, двинулась в сторону Галиного дома. Время еще было, и Ирина со вкусом выбирала гостинцы: она знала, что Галю порадует маленький букет сезонных цветов, крохотные "французские" пирожные. Ирина прошлась по Тверской - в Филипповской купила пирожные, возле перехода на Пушкинской - букетик. Настроение вдруг сделалось хорошим. "Странно, будто этот Морозов с меня какую-то тяжесть снял. Видимо, я ему в этот раз все свои сомнения отдала, а он добрый, терпимый". Ирина вспомнила его глаза правда добрые. Что ж это такое было? Что бы ни было, а почему-то на пользу. Галя вылезала из машины, когда Ирина подошла, к ее подъезду.

- Ира, - вскрикнула она радостно, - ой, как хорошо. А меня Федор Никитич подвез.

- Пойдем-пойдем, - Галя пошла к двери.

Ирина посмотрела вслед отъезжающей машине - что-то знакомое, кажется того самого юриста машина, да и шофера его так зовут... Ирина шла за Галей и уже знала, что у Гали перемены в личной жизни. Галя бросила сумку в кресло и покружилась по комнате:

- Мы с тобой будто сто лет не видались - столько всего наслучалось! И у тебя, да?

Ирина с ужасом вспомнила ту самую Полину, которая не перенесла появления в Ирининой жизни вновь мужчины (ну того самого, промежуточного, третьего мужа) и злобно покинула ее. В себе Ирина на секунду почувствовала намеки на подобное недовольство и мгновенно усилием воли подавило его "Стыдно!" - прикрикнула она на себя и спокойно ответила:

- Много наслучалось, но скорее не со мной, а вокруг.