В редакции ей встретилась знакомая поэтесса, презентовала новый сборник, проворковала, что ее опять выдвигают на премию и намекнула, что еще одна рецензия не была бы лишней. Ирина сегодня видела всех как-то мягко, у нее возникло сочувствие и к редакторше, которая при ней звонила домой и спрашивала, как себя чувствует кошка, и к поэтессе, и к девочке за компьютером - у той были прыщики на носу и плохо покрашены волосы. Ирина вдруг осознала, что очень и очень хочет пореветь у кого-нибудь на плече, что-то вдруг напряжение последних суток сделалось непосильным. "Скорее к Татьяне, она будет говорить о своем, я отвлекусь, а потом, потом домой! Наконец, я останусь одна в своей норе, выревусь, вымоюсь и усну; Татьяна встретила ее у входа в "Рюмочную"

- Ирка, какая ты точная! Я жажду тебя, как ворон крови. Не могу, давай быстро возьмем что-нибудь и я тебе расскажу. Сволочь, какая же он сволочь!

Набрали закусок- котлет, баклажанов, взяли водки и сок. Сели.

- За тебя, Ир! Какая ты сильная все же, можешь от них вовремя уходить или вообще к ним не приходить, когда зовут, ну пусть хоть застрелятся! Ирина смотрела на Татьяну с грустью - раскраснелась, глаза блестят, яркая крупная блондинка, смешливая и сумасбродная, ну во что она еще ввязалась? Представляешь, я хотела дождаться, когда за детьми приедут и к тебе бежать, Пашка спал себе, а я с детьми играла - они такие смешные эти Оля-Толя. Сказку рассказывают так, - например, Оля; "Жили - были дед и...", Толя вступает: "Жили были.." и так далее. Представляешь? У него ровно на два слова отставание, ритм получается - заслушаешься. Они все так учат. Я их Цветаеву наизусть научила читать "красною кистью рябина зажглась", разучили - так красиво выходит, я им говорю: "Маме почитаете". Тут наконец, шофер звонит в дверь, ребята вроде бы собираться бросились: ботиночки, комбинезоны, а тут Павел выходит - у него спьяну все перемешалось, ему пригрезилось, что детей только что привезли и сейчас он их развлекать будет - он их в охапку, в комнату, они визжат, брыкаются, шофер стоит - не знает, что делать, дети ничего не понимают. Он их подкидывает, радуется, вроде здоровается так, я стою дура дурой, он меня не видит. Лохматый, помятый, козлом скачет и орет - "Сейчас, мои зайчата, в "Макдональдс", я только лекарство приму, и шмыг в кровати, к своему пойлу. Тут я к нему подошла и шипеть начала: "Отпусти детей домой! За ними шофер приехал, их мать уж минут десять ждет. Сейчас звонить тебе будет наверняка". А он - "Ты что это - моих детей не уважать? Гнать их тут вздумала. До-мой" - и передразнивает меня. А детки за руки взялись, к двери отступают - они его таким раньше не видели, Бог миловал. Я тоже от него отошла, к шоферу приблизилась и тихо-тихо говорю: "Открывайте дверь, я детей выведу, оденете в подъезде". Сама же стою перед Пашкой руки в боки, базарю вроде с ним, сама детей прикрыла, они хоть маленькие и к такому непривычные, догадались и к открытой двери, я же слушаю Пашин бред - он меня костерит, все грехи мне перечисляет - и мать я плохая, Гришу бездарно воспитываю, с отцом видеться не даю, не то, что его Ленка - присылает детей к папе, и вот сейчас он с ними в "Макдональдс"... Я оглянулась, увидела, что и вещички их догадливый шофер собрал, на меня вопросительно смотрит, вроде ждет распоряжений, а дети, слышно, за дверью, что-то спрашивают, кажется. Я ему: "Езжайте!" Он кивнул, и исчезли. Тут Пашка, конечно, заметил, что монолог он мне свой адресует, а дети-то где? "Оля, Толя -зайчики, куда спрятались? Сейчас..." Выскочил в коридор, выглянул за дверь. Замолчал. Вроде бы трезветь начал и злиться. Тут теперь и Ленка уже виновата - детей настраивает и перекупает и шофер - слишком себе много позволяет, небось Ленкин хахаль давно и прочую чушь. А я уйти почему-то все не могу и не могу - стою, как оплеванная и завороженная одновременно. Потом все же очнулась, говорю: "Все, Паша, я ухожу, мне пора". Его действий и речей никак не комментирую больше. А он, знаешь, так злобно прищурился и говорит, нет, сквозь зубы цедит: "Чтоб ноги твоей здесь больше не было!" Я ушла и плакала, плакала. Плачу и думаю, что я реву - вижу ведь, что поганец, пьянчуга и сама с ним вроде дела иметь не хочу, а когда прогнал, обидно стало. Почему это так? Как ты думаешь, Ириш? Мы совсем расстались или одумается он?

Ирина курила, слушала Таню. Павла она знала и не симпатизировала ему, но это здесь ни причем, встать надо на Танину позицию - они жили вместе какое-то время, устраивали друг друга, видимо, по крайней мере Танька не раз высказывалась, что любовник он ого-го, так что "чужую беду" руками тут разводить и пробовать не стоит. Надо и утешить ее и отвлечь...

- Помнишь, Тань, я тебе рассказала про Сашку У. Ну это тот, кто эссе написал "Преступление как наказание." О кармических завязках, о сублимации, в общем такую эстетскую заумь, но интересно, занимательно, много примеров из жизни и литературы. "НЛО" опубликовал, все читали - обсуждали. Он же мой друг старинный. Так вот он умер. Я его уже третий день поминаю, давай и с тобой помянем.

Татьяна подняла рюмку, перекрестилась.

- Так вот это Саша с женщинами такая сволочь был, так их использовал для своих целей, а любили...

- И ты, Ир?

- Я, слава Богу, в ранней молодости этим переболела, позже тяжелей бы далось... А тебя, видимо, Павел увлек яркостью да неординарностью, да претензиями - и хорошо это! Без таких увлечений в нашей биографии мы какие-то недоделанные получаемся, непропеченные.

- Я с этой точки зрения не смотрела, конечно. Вот теперь отдохну, обдумаю. Может мне съездить куда-нибудь, как думаешь?

- Думаю, да. Проветришься, осмотришься.

- Но он такие вещи злые говорил, вот например, что я мать бездарная, Гришку плохо воспитываю.

- Грише твоему восемнадцать уже - вы с ним ладите, тебя он понимает, ценит, любит. Что еще? Что слабой тебя видит, ошибки твои? Так мы живые и не только им - детям нашим - матери, мы еще кому-то - дочки, кому-то жены, кому-то любовницы. Мы - женщины и все тут. А они - мужчины. Вот, например, один мужчина в 70 лет взял и ушел от своей жены к другой женщине ... 67 лет. Вот так. И этот мужчина - мой отец. Так что, давай Тань, выпьем за хорошее качество личной жизни!

- Ура! Ирка, я же говорила, что ты гений. Пашка - это плохая личная жизнь. Ну его. Где-то впереди, пусть лет в 70, ждет хорошая.

Ирина возвращалась домой уже в очень неплохом расположении духа - Таню удалось помирить с самой собой, у родителей хоть и расход, но есть какая-то ясность, Катя... Вот с Катей не все ясно, удастся ли ей мягко перенести перемены в семье... Тут нужно будет еще поработать над этим. И, конечно, Костя. Хочу ли я, чтобы он уехал? Не знаю, так спокойнее, но правильнее ли.

Ирина почти с болезненным наслаждением занималась самыми обычными домашними делами - помыла вчерашнюю посуду, поменяла воду Васиным цветам. Вынула почту. Опять вспомнился вчерашний день. Записка. Мальчик Витя. Ирина чувствовала, что зреет рассказ. Напряжение этих двух дней подталкивало к письменному столу. Это рассказ памяти Саши, это рассказ и обо мне - я, как эта Аллочка, могла бы "зависнуть", пока, Костя выбирался бы из бед. Значит, рассказ и обо мне. Верхний свет погашен, настольная лампа, старенькая машинка "Эрика". "Мальчик спрыгнул с гаража в сугроб, подобрал упавшую варежку. "Витька; - крикнули ему сверху, - сигарет прихвати". Мальчик, не оглядываясь, кивнул и пошел к ближайшей пятиэтажке. Форточка на первом этаже приоткрылась: "Вить, за пивом смотался бы, я вот "хрусталь" собрал".

Витька встал под окном, ему на палке спустили авоську с бутылками.

- Поскорее только давай, - просипели из форточки.

Мальчик вернулся к гаражу и крикнул приятелям:

- Масленок за пивом послал. Я задержусь поняли?"

-Ага. Твой Масленок ...дак. Понял?

Витька шел к помойке, где толклись местные алкаши и где с утра до сумерек принимали посуду, шел насвистывал, размахивал авоськой.

-О, Витек. Ишь, натащил. Масленок, что ли прислал? Ну, давай-давай. На "Жигули" ему хватит.

-Не помер еще? Загляну, - кокетливо прогнусавила Верка-Почтовая.

Витька деловито выставил бутылки, сосчитал рубли и не оглядываясь, отправился к ларьку.

-Вить, хочешь шоколадку подарю, - высунулась оттуда накрашенная девчонка лет пятнадцати. Он помотал головой, не вступая в беседу, протянул деньги.

- "Жигулевское".

- Ты чего скучный, а? - пыталась расшевелить его все же девчонка.

- Отвяжись, не до тебя, - отмахнулся мальчик. Девчонка исчезла в палатке и оттуда понеслось надрывное - "Я сошла с ума".

Витька стоял под окном. Масленок в форточку пускал клубы дыма из трубки и вещал:

- Я твой должник, Вить. Ты - человек. Ты - редкий парень, Виктор, тебе дано понять душу. А им, - Масленок махнул рукой в сторону помойки, - чуждо понятие бескорыстия...

-Я пойду, - прервал его все же Витька, - мне отца пора кормить.

- Ну иди-иди, конечно. Еще раз спасибо, - уже не ерничая по-доброму сказал Масленок.

Витька обошел дом, вошел в подъезд. На него сверху несся огромный черный пес.

Витька открыл ему дверь. Возле своей квартиры мальчик остановился. Тихо. За дверью тихо. Да и кому там быть? Отец уже полгода лежит без движения. Удар. Мать в Америке лучшей доли дожидается. Кот отдан Милке, однокласснице. Кормить - поить отца Витьке вовсе не трудно, все остальное делает нанятая матерью соседка-медсестра. А вот смотреть в глаза отцу больно. Не умеет Витька улыбнуться отцу, посмешить школьными историями. Как-то неловко ему, стыдно как-то. Да и вообще. Вот если б отца знал с детства, знал, любил, а так... Приехал откуда-то, свалился на голову. Мать только визу получила, билет брать собиралась. Цель ее поездки была -разведать, стоит ли им с Витькой перебираться к тетке или оставаться здесь. А тут вот он, этот отец, неведомо откуда". Ирина перечитала написанное. Витька и Саша стояли перед ее мысленным взором - худощавые, сероглазые, красиво очерченные губы, характерный излом правой брови. Интересные мальчики. Сашку было жаль нестерпимо, Витю же хотелось оградить, сохранить, не позволить изгадить ему жизнь, засушить душу. Как он там теперь с этой своей мамой - легкомысленной Аллочкой. Напишу рассказ познакомлюсь. "Вроде передохнуть, погостить", - продолжила мысль Ирина и двинулась вперед. "А тут раз - инсульт, а мать уж три дня, как в Нью-Йорке. Вот, что хочешь, Витя, то и делай. Мама только деньги шлет, чтоб не нуждались, но вернется еще только через месяц, там дела хорошо пошли, их будущее вроде определяется. А пока надо потерпеть, что ж сделаешь, если с отцом такое. Школа, конечно, отвлекает, ребята. Да и Масленок. Масленок-писатель. Он когда-то юмористические рассказы писал, выступал с ними. Жена, дочка, сын и собака - все когда-то с ним жили, потом, постепенно сбежали от него. Первая - собака. Жена уходила последней, ей, видно, жалко его было. Но Масленок как-то пережил эти потери, теперь пишет пьесу и читает, когда не в ссоре - алкашам, а когда с ними поругается, мальчишкам. Но мальчишки его не любят, презирают. Только Витька слушает. Масленок так и говорит: "Ты один, Вить, ребенок из приличной семьи. Я деда знал - адвокат был честный. Мать - женщина красивая и душевная. С отцом твоим, Витя, незнаком, но ты, Витя, интеллигентный человек". Так "интеллигентный человек" Витя 12 лет отроду, оставленный "красивой душевной" мамой пасти неведомого отца, оказался стоящим посреди холодного свихнутого марта 2001 года". Ирина остановилась - на часах было двенадцать. Хотелось кофе, напряжение не спадало. Было какое-то странное ощущение контакта с Сашкой. Конечно, тогда не договорили, опять исчезли с горизонта друг друга. Что-то же вело его к Алле, пусть даже это была бездомность, безысходность. Обретение там убежища обернулось обретением места прощания с жизнью. Что он понял, уходя, вот, что необходимо выяснить... Ирина отставила чашку и продолжила: "Витька держал в руках талисман - оставленный мамой тугой клубочек пестрых шерстяных ниток. Как в сказке - брось, покатится, куда-то выведет. Витька был уверен - их с матерью выведет. Он и сейчас ни в чем не сомневается - маме надо было лететь, там есть какой-то шанс, здесь нет. Все было правильно рассчитано, но расчет был на двоих! Все складывалось: Витя здесь под присмотром соседки, мама там устраивает будущее. Но вмешался третий... Осень была теплая, мама ходила в светлом нарядном пальто, и Витька любил вечерами наблюдать из окна за подходившими автобусами - они останавливались на проспекте за гаражами, видны были только мелькающие освещенные окна, по тропинке к пятиэтажкам шли чужие люди, но вот - светлое пальто: она: Мать не забывала на всякий случай махнуть рукой - вдруг Витька у окна. Витька ставил чайник, включал ее любимую музыку. Они пили чай и рассуждали о будущем, - как решат, наконец, все их проблемы. Они веселили друг друга историями - мать про чиновников (она собирала всякие бумажки для отъезда), он про школу. В тот вечер мама пришла не одна.