– Ну уж тебе-то, как архитектору, это должно быть понятно, мне кажется. – Она почти кричала, все больше раздражаясь.
– Сидоров? – догадалась наконец Люда.
– Сидоров собирается уйти в монастырь. – Это она сообщила шепотом в самое ухо Людмиле.
– Пошли! А то я сейчас задохнусь в этой духоте, – распорядилась Люда.
В их любимом предбаннике, куда они решили выбраться из душной парилки, уже сидели, и им пришлось тащиться в раздевалку. Они завернулись в полотенца и простыни, уселись рядышком на одном месте и шепотом продолжали говорить.
– Сидорову сначала все очень нравилось. Потом он стал задумываться, а после Рима замолчал совсем.
– Это он там решил?
– Не знаю. Сообщил он мне это уже здесь.
– Галь, да не расстраивайся. Он же такой! Это очередное увлечение!
– Почему же увлечение?
– Ну блажь! Блажь!
– Почему же блажь? – вдруг обиделась Галя. – Он же не дурак какой-нибудь! Он себя ищет.
– И вот нашел?.. Ты что, серьезно, что ли?
– А почему бы и нет?
– Сколько их уже было, этих поисков! – Люда никак не могла попасть в ее тон.
– Теперь он говорит, что нашел! – вызывающе шепнула Галя.
Вдруг Люда поняла, что Гале нравится решение Сидорова.
– Ты его любишь, и поэтому, что бы он ни вытворял, все принимаешь…
– Ну и что? Да, я его люблю! И его есть за что любить! В моей жизни самое главное – любовь!
И это говорила рассудительная, практичная Галя! А может, так и надо? За любимым на край света…
– Галка, ты вместе с ним рехнулась! – покачала головой Люда.
– Почему это рехнулась? – Галя снова обиделась, но потом добавила уже миролюбиво: – Поедем к нам, поговори с ним, сама увидишь.
– Конечно, пойдем!
Они кое-как домылись и поехали к Гале. Люда решила во что бы то ни стало разобраться во всем и помочь подружке. Не все же она будет в девочках ходить. Галя столько для нее делает, а она только берет! Хватит! Теперь она должна действовать!
Люда не часто бывала в их трехкомнатной квартире кооперативного когда-то дома. Мама у Сидорова была золотой свекровью. Их восьмилетняя дочка Аглая полностью была на ней, они и жили в одной комнате. У Гали с Сидоровым было по комнате. Сидоров творил в своей самой маленькой. Галя жила в самой большой, так как половину ее занимал рояль. Он был задвинут в угол, потому что Галя давно бросила музыку – с тех пор, как начала зарабатывать деньги. Правда, ее способ зарабатывания денег был уникальным. Она говорила, что в городе только один человек мог делать то же самое. Этот человек и она соединяли нотный текст с речевым на компьютере. Спрос на такую работу с каждым годом рос, и поэтому они не составляли конкуренцию друг другу.
Когда Люда вошла в квартиру, там царила гробовая тишина.
– Мама с Аглаей уехали в Павловск, – объявила Галя. – Сходи к Сидорову, а я пока кофе сварю.
Сидоров смирно сидел у окна и читал толстенную книгу.
– О, Людочка! – улыбнулся он ей. – Очень рад тебя видеть. Как живешь?
– Да я-то ничего живу. А у вас тут события… – Люда решила не темнить, а сразу приступить к делу.
– Тебе Галина сказала?
– Да.
– Ну иди сюда! Садись! Поговорим!
Люда села на стул рядом с его креслом.
– Да, видишь ли, решил.
– Так тебя берут?
– Как «берут»?
– Ну принимают?
– Я еще не просился. – Он снова улыбнулся. Благостно так, но не противно, не деланно, не сладко.
– Ну а если тебя возьмут, как же твои? Ты их согласен бросить на произвол?
– Что ты говоришь, на какой произвол? Все под Богом ходим.
– Это так, конечно… – Люда поморщилась: начинается…
– Да нет, Людочка, ты меня неправильно поняла.
– Почему неправильно? – Люда решила говорить с ним жестко: пусть не представляет перед ней блаженного.
– Люда, каждый монашествующий может отмолить всех своих родных на три поколения назад и на три поколения вперед.
– Я такого не слышала…
– Так вот, это я тебе говорю! Теперь будешь знать! – сказал он наставительно. И потом продолжал уже смиренным голосом: – Я ни для Галины, ни для Глаши, ни для матери моей в жизни ничего хорошего не сделал, да и смогу ли… Вот я и решил им послужить. А если меня не будет рядом, так Галине только легче будет: лишний рот уйдет, а уж остальных-то прокормить она прокормит.
Тут в комнату вошла Галя. На пальцы одной руки за ручки были нанизаны чашки, и еще она умудрялась держать джезву, в другой между пальцев была зажата дымящаяся сигарета, а в ладони она держала сахарницу.
– Давайте, ребята! – скомандовала она.
– Галина! Я же просил… мы же договаривались… – стараясь сдержать неудовольствие, заметил Сидоров.
– Ой, Сидоров, милый, прости! – Она попыталась погасить сигарету, но руки все-таки были заняты.
Сидоров вскочил ей на помощь.
– Слушай! Пойдем-ка лучше на кухню, – миролюбиво предложил он. – Там и я с вами покурю вдруг.
– Ты что, бросил? – изумилась Люда, наблюдая за этой сценой. Ведь она прекрасно знала, что он выкуривал по две пачки за день.
– Ну не то чтобы совсем… но стараемся.
– Молодец! И сколько ты уже… бросаешь?
– Он еще в Италии начал, – скромно похвасталась мужем Галя.
Люда сняла с Галиных пальцев чашки, и все гуськом направились в коридор. Когда они вошли на кухню, Люду поразил идеальный порядок.
– Кто это у вас развлекается?
– Да вот решили, что нет неважных вещей. И теперь по очереди моем посуду: я и Сидоров, Аглая еще мала, а мама, ты знаешь, не любительница кухни.
Все закурили.
– Ты знаешь, Сидоров, что я решила? – вдруг объявила Галя.
– Что, моя радость?
– Я закончу балет.
– Галчоночек, я так рад за тебя! Может, тебе рояль выдвинуть?
– Может, и выдвинуть…
– Я сейчас! – И Сидоров удалился.
Да, в этой семье происходили какие-то чудеса. Обычно постоянно пререкающиеся, постоянно соревнующиеся и соперничающие во всем, сегодня эти двое ворковали как голубки. И не поймешь, что это: поза или любовь и согласие, бьющие через край?
– Вы прям как… – У Люды вертелось в голове сравнение, но она никак не могла его произнести.
– Как старосветские помещики? – помогла ей Галя. – Похоже, да?
В это время из Галиной комнаты раздались скрежещущие звуки, что-то с грохотом упало на пол, и снова появился сам Сидоров.
– Ты, наверное, не знаешь, Галка писала балет «Мцыри», – объявил он.
– По Лермонтову?
– Ну по Лермонтову, конечно. Но либретто мое, – скромно добавил Сидоров.
– Он мне такое либретто написал! – Галя с обожанием взглянула на мужа. – Хочешь почитать?
– Но я, наверное, ничего не понимаю в «либреттах»…
– Это ничего. Ты просто прочти и скажи, как тебе! – предложил автор либретто.
– Ну хорошо.
И Сидоров снова удалился.
– Понимаешь, у нас началась совершенно новая жизнь… – начала Галя восторженно, как только за Сидоровым закрылась дверь. – Я так счастлива! Ты только не смейся, я понимаю, что со стороны это выглядит забавно. Теперь ты видишь, что он рассуждает очень здраво?
– Да, может быть…
– А у меня ощущение, что мы только поженились и у нас медовый месяц!
– Знаешь… – Люда не знала, что ответить, и вдруг вспомнила универсальное изречение. – Как кажется, так и есть.
Галин восторг, конечно, все оправдывал. Не все ли равно, за что любить человека… Главное – любить!
– Правда? Как я рада, что ты меня понимаешь! Хватит уже деньги эти считать! Надо творчеством заниматься.
Люда вдруг поймала себя на том, что она то заражается их энтузиазмом и даже завидует им, то вся эта идиллия начинает казаться каким-то чудовищным враньем, плохо сыгранным спектаклем. Разбираться в чужих отношениях – дело неблагодарное. Если им нравится так, то пусть и делают, что хотят, и свидетели здесь, уж во всяком случае она в качестве судьи, здесь неуместны. Она стала с нетерпением ждать, когда Сидоров принесет наконец свое либретто, чтобы немедленно уйти. Но как только он появился, вскочила Галя:
– Я сейчас тебе его отсканирую!
Они остались вдвоем с Сидоровым. И тут неожиданно Сидоров уселся прямо перед ней и заговорил торжественно:
– Ты знаешь, Людмила, что я тебе скажу…
Люда даже испугалась. Сидела не шелохнувшись, во все глаза следя за Сидоровым.
– У тебя-то ни семьи, ни обязательств… – начал он.
– Я ведь… – попыталась Люда рассказать ему о Стиве, о предполагаемом замужестве.
– Что «ведь»? – перебил он ее строго. – Галка говорила, что ты в Америку собралась! Так нечего тебе там делать! – отчеканил он.
– Но я… – снова открыла она рот.
– Галка говорила, что ты на какой-то там тренинг собралась… Все! Прошло время тренингов! Пойми! Ерунда это все! – Он мгновение помолчал и как прокурор вынес окончательный приговор: – Я думаю, что тебе надо посвятить себя Богу…
Люда окаменела с открытым ртом. В горле у нее пересохло. Наконец она пришла в себя и, откашлявшись, робко заметила:
– Никита, но я ведь даже в церковь не хожу.
– А надо! – Голос его еще больше окреп. Он поднял вверх указательный палец: – В этом твое предназначение! Я понял!
Тут, к счастью, вошла Галя, отдала Людмиле экземпляр либретто, и та с радостью вырвалась из Никитиных наставлений.
Она сделала всего несколько шагов от их парадного, нога так заныла, что впору было вернуться. В бане почти не болела, а тут… Но она решила добрести до Малого и поймать машину.
Вот всегда так: когда уж совсем некуда деться или когда очень спешишь, никто не останавливается! Люда простояла минут пятнадцать, голосуя каждой легковушке. Наконец остановился «Мерседес» или какой-то фирмач, во всяком случае. Он был сосредоточен, почти не обернувшись к ней, раскрыл дверцу:
– Куда надо?
Сначала Люда даже перепугалась и в нерешительности замерла перед распахнутой дверцей. Он повторил:
– Куда едем?
"Сотвори себе удачу" отзывы
Отзывы читателей о книге "Сотвори себе удачу". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Сотвори себе удачу" друзьям в соцсетях.