Ольга Островская - Сотвори себе удачу

Она вдруг проснулась в половине пятого. Но не сразу поняла, сколько времени. Сначала не могла понять не только где она, а вообще, кто она есть. Сделав над собой усилие, наконец узнала свою комнату. Она лежала на маминой кровати совершенно голая, видимо, и проснулась оттого, что замерзла. На спину что-то давило. Осторожно повернула голову и в десяти сантиметрах от своего лица увидела рыжую бороду. Внутри все похолодело. Ей стало страшно.

Вчерашний день. Надо вспомнить вчерашний день…

Он начался с того, что Люда совершенно не собиралась вылезать из-под одеяла, хотелось лежать в полудремоте и ни о чем не думать. Хотя воскресенье – банный день. А баню она любила. Но сегодня даже в баню идти настроения не было. С Галиной они уговорились еще накануне…

Галя – ее одноклассница. Но подружились они не в школе, а в бане, встретившись случайно лет через семь после окончания школы. И это новое знакомство скоро переросло в самую что ни на есть дружбу. Они виделись регулярно раз в неделю – чаще не получалось, обе много работали – и были друг для друга главными исповедницами, советчицами и утешительницами.

И пока она решалась передоговариваться и отменять на сегодня баню, время ушло: Галя уже вышла из дома. Пришлось срочно выволакивать себя из постели. Кое-как собралась, даже умываться не стала – все равно же в баню идти – и выскочила в обрез. Хорошо еще, баня в десяти минутах от ее дома.

У дверей бани продавали веники. Уже издали было видно, что дубовых нет. Дубовые она любила больше всего. И за запах, и за какую-то особую мягкость, да и держались они дольше других. Когда она подошла, дядька ханыжного вида суетливо поднялся.

– Сколько стоит? – Она разглядывала веники. Он начал с самого дорогого. Люда старалась не смотреть на его сизый фонарь под глазом. Вдруг откуда-то появилась разбитная бабенка.

– Иди отсюда! – накинулась она на дядьку. – Поди умойся сначала, прежде чем с покупателями разговаривать! – И, как заправская продавщица, заулыбалась Люде: – Эти – пятнадцать… – дипломатично начала она с самого дешевого.

Люда выбрала плоский веник с прямыми зелеными листиками, березовый, заплатила тридцатку. «Ладно, уж раз пришла, куплю шикарный для утешения».

Баня была старая, может быть, еще довоенная. Три ряда железных облупившихся шкафчиков с сиденьями… Казалось, они сохранились со дня основания бани. Галя уже, видимо, разделась: место, привычное, вдоль окон, было для Люды занято. Народу вроде немного. Она торопливо разделась, облачившись в банные принадлежности. Вьетнамки еще ее детские (когда только она купит нормальные), шерстяная шапочка, полотенце для сидения и лежания, веник в руки – и вперед. Шаек навалом чистых, сухих. Веник замочен – и в сауну. Еще в предбаннике увидела Галины тапки со световой блямбой на пятке. В сауне было жарко.

– Привет!

– Здрасте, здрасте!

Галя на самом верху, подвинулась, освобождая место для Люды.

– Сколько там, на градуснике? По-моему, жарит сильно.

– Нормально! Сто два! – Люда вгляделась в термометр на деревянной стене. – Слушай, на улице-то четырнадцать! Благодать какая! – растянулась она во весь рост. – Хоть погреюсь!

Тепло окутывало по поверхности, не спеша проникать внутрь. Люда расслабилась, закрыла глаза. Здесь даже лучше, чем под одеялом.

Тетка на нижней ступеньке держала у своего носа какой-то стеклянный пузырек.

– Хотите попробовать? Вдохните! Замечательная ингаляция! Так очищает! – Она протянула пузырек Люде. Та приподнялась на локтях, закрыла пальцем одну ноздрю, вдохнула.

– Ой! Что это? Какой дух волшебный!

– Здесь смесь разных масел: полынь, чабрец, мята… Я сама составляю, – пояснила она гордо. – Чувствуете горчинку? Это березовые почки. Я долго искала эту нотку. Пробуйте теперь вы! – скомандовала она Гале.

– Этим можно пользоваться как духами, – восхитилась Галя, отдавая тетке склянку после дегустации.

– Да, дочка говорит: «фирма Люси Чири». Меня Люся Чирикова зовут. – Тетка тяжело поднялась. – Пойду…

– Ну как ты? – начала Галя шепотом, когда они перевернулись на спину.

– Знаешь, Галка, чего-то никак мне не прийти в себя, – наконец смогла пожаловаться Люда.

– Бедная ты моя, бедная… – сказала Галя, погладив ее по шапке.

Слезы, с утра копившиеся в Людиных глазах, свободно потекли по щекам, и Люде стало легче.

Потом они сидели в предбаннике на скамейке, куда еле помещались вдвоем, поджав ноги и закутавшись в полотенца, допотевали. Именно здесь обсуждались последние события и возникшие за неделю проблемы. Люда продолжала:

– Понимаешь, я совсем не знаю, как мне жить. Пока мама лежала, было, конечно, тяжело. Но и легко. Надо деньги зарабатывать, надо маму вытаскивать. Никакой моей, отдельной жизни. И все понятно… И в каком-то смысле легче, чем сейчас. Я отвыкла жить для себя. Я не знаю, куда себя деть… И работать совсем не хочется и, знаешь, как-то незачем.

– Русик, ну надо, чтобы время прошло. После похорон сколько? Недели две прошло?

– Шестнадцать дней.

– Надо тебя, я думаю, теперь замуж выдать.

– За кого замуж-то?

– Ну искать надо.

– Я думаю, мне просто не судьба…

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, вот Никола, он же постоянно… Ну время от времени делает мне предложение, по всей форме, кстати, с цветами и конфетами. Но он это делает только тогда, когда у меня все хорошо.

– Так у него же есть жена?!

– Да, в здравом уме и твердой памяти я же никогда не соглашусь. А вот сейчас, когда мне совсем тошно, я бы, наверное, даже за него согласилась. Где он?.. Его нет!

– Брось, Люд, это не «не судьба»! Ты слишком много хочешь от мужиков. Никола тебе не нужен, вот он и попадает невпопад. Если бы нужен был, ты бы давно сама первая к нему побежала. Знаешь, вот Сидоров мой… Да! – вдруг вспомнила она о своих горестях. – Это ж какой-то бред! Он же из журнала ушел!

– Да ты что?!

– Да! Мы теперь диссертацию пишем.

– Ну ведь его же еще год назад уговаривали, – возмутилась Люда, вспомнив, как они Сидорова умоляли, как она сама предлагала ему набрать текст на компьютере.

– Самостоятельные мы, – начала было язвительно Галя, да вдруг спохватилась, что надо подругу утешать, а не самой плакаться. – Но я не об этом. – И она аккуратно перевела разговор на нее. – Я его ругаю, я злюсь на него, иногда просто убить готова! Но не приведи господи, с ним что случится, я просто пропаду без него.

– Вот я и говорю: судьба! Тебе судьба быть женой, а мне – одной. Слушай, я замерзать стала, пошли в парилку!

…В парилке только что кончили поддавать. И даже у двери внизу пахло мятой. Тетеньки прижались к полу, уткнув головы в колени, так что сверху виднелись только вязаные шапочки, обрезанные фетровые колпачки, платочки и голые спины. Галя с Людой с трудом втиснулись между ними. Густой горячий мятный пар стоял над голыми телами.

– Пар – чудо!.. Дай Бог здоровья!.. Господи, спасибо!.. – раздавались разомлевшие голоса со всех сторон, когда по лестнице плавно поднялась кустодиевская красавица, поддававшая у камней.

– Знаешь, мне хорошо жить только в бане, – восторженно выдохнула Галя.

– Дышите, дышите! – наставляла красавица, устраиваясь в уголке.

Минуты три все сидели молча, изредка постанывая от восторга. Красавица помахала веником над головами, и волна благоухающего жара опустилась вниз. Люда вздрогнула, сзади кто-то легонько провел веником по ее спине. Дрожь пронизала все тело. Полное блаженство! Люда оглянулась: из-под грузинской фетровой шапки блеснул озорной черный глаз:

– Нравится?

Где-то в углу зашелестел веник – и вот уже все замахали, зашлепали вениками по голым спинам. Сущая преисподняя! Это продолжалось несколько минут, и вот уже стали выскакивать из парилки – кто под душ, кто в ледяной бассейн. Наши подружки тоже окунулись – и назад. Еще немного постигав друг друга веничками, поползли в раздевалку отдыхать.

Сели в кресла друг против друга, ноги на сиденье, и разомлели. С некоторых пор они отказались от пива: от него только дуреешь и после парилки голова начинает болеть. Они пили только минералку. Галя вытащила какую-то баночку.

– Я глину развела, попробуй, мне нравится.

– Да ну, я уж скрабом привыкла.

Обе намазали физиономии. Вокруг маячили женские фигуры различных форм, комплекций и фактур. Закутанные во всевозможные простыни и полотенца, и просто голые, и намазанные кофейной гущей с ног до головы, и частями какой-то не то глины, не то грязи, они со стороны представляли жутковатое зрелище, но сами давно привыкли и не замечали экстравагантности происходящего.

– Я знаю, что тебе сейчас надо! – начала Галя, откинув голову на спинку. – Пойдем в какое-нибудь увеселительное заведение, Сидорова для равновесия возьмем.

– Думаешь, Сидоров нас двоих уравновесит?

– А то! Если у Сидорова и есть предназначение, так это сопровождение дам на светский раут, здесь он незаменим. Да сама же знаешь…

– Ну и куда мы пойдем? – Люда тоже откинулась на спинку.

– Можно в ресторан! Нет! Лучше – в ночной клуб! – Галя мечтательно подняла голову.

– Какой ночной клуб?! Там одни малолетки!

– Не важно. Мы тоже не старухи еще.

– Придумай что-нибудь посолиднее. – Люда уже стояла перед зеркалом, расчесывая волосы. – А если посолиднее, то мне надеть нечего. У меня же ничего нет! Надо же наряд на это тело! – Она внимательно рассматривала себя в зеркале.

– Тело-то – прям Венера Милосская, – подключилась Галя. – Чего ж оно у тебя зазря пропадает?

– Ты предлагаешь кинуть его на панель?

– Ну зачем же так сразу – на панель, – в тон ей подхватила Галя. – Надо искать – и найдется достойное какое-нибудь применение!

– Ну что ж… Будем думать, – задумчиво произнесла Люда. А думы были невеселые. Ей уже скоро тридцать пять. У всех семьи, дети, любовники, наконец. А у нее… Раньше была мама. И это все оправдывало. А теперь что? Теперь она просто старая дева. «Женщина интересна своим прошлым…» – вспомнила она избитую фразу. Но ведь у нее даже прошлого толкового не было. А что дальше? Вообще, что делать? Снова слезы навернулись на глаза. И пришлось опять брать себя в руки. – Галь, поехали после бани посмотрим мою квартиру, а? Ну, пожалуйста!