Калачников тут же мысленно представил себе маленького, злобного и очень толстого мальчика, поглощавшего гору продуктов, которые мать не успевала ему подносить, — пирожные, мороженое, гамбургеры, чипсы, жирные шоколадные коктейли, сладкие шипучки и прочую современную гадость.

— Может быть, тогда я зайду к тебе в гости? — буркнул Петр. — Угостишь меня чаем.

— И это не получится… Я же тебе уже говорила: не хочу, чтобы в детских воспоминаниях моего сына осталось, что его маму посещало много разных мужчин.

Теперь Калачников саркастически хмыкнул. Он явно рассчитывал ее задеть, и у него это получилось.

— Что тебе кажется таким уж смешным?! — повернулась к нему Марина.

— Много мужчин? — переспросил он. — Значит, я уже далеко не первый, кто наведывался к тебе?

— Ты не первый, кому я отказала.

Калачников на время прекратил эту опасную, бесперспективную пикировку, тем более что на повороте ему пришлось быть повнимательнее. Но когда впереди показался шпиль университета, он сказал:

— Некоторые твои слова, поступки бывают очень обидными для меня.

— Например? — удивилась Марина.

— Например, ты с таким упорством не хочешь познакомить меня со своим драгоценным сыном, словно я болен проказой или могу научить его чему-то дурному. А может, ты давно уже решила, что как только закончится действие нашего договора, мы сразу же расстанемся? Тогда и в самом деле знакомить его со мной не имеет никакого смысла.

— Говорю же тебе, я просто не хочу, чтобы он считал маму шлюхой.

Петр отметил про себя, что Волкогонова так и не прояснила, что же будет по окончании их делового соглашения, продолжатся ли их встречи, но решил не акцентировать пока на этом внимание, а зайти с другой стороны.

— Из пятилетнего возраста у людей не остается практически никаких воспоминаний, — заявил он. — Я вот лично ничего с того времени не помню, абсолютно ничего! Ну разве что дворнягу с обрубленным хвостом, которая жила у нас во дворе. Почему же у твоего сына должно быть по-другому?! Да и это ненормально, если мальчишка воспитывается только среди женщин. Ты кого хочешь из него вырастить? Неужели же у тебя не может быть друзей-мужчин?

Есть вещи, с которыми трудно спорить.

— Может, — согласилась Марина. — Но сын должен знакомиться с ними не в моей постели.

— А где?

— Ну, не знаю…

Еще минуты три они ехали молча.

— Хорошо, давай вместе с твоим сыном в воскресенье сходим в зоопарк, — сказал Калачников. — Такой вариант нашего знакомства тебя устраивает?

— Ты пойдешь в зоопарк?! — удивилась она.

— А что тут странного?

Волкогонова не ответила, но было видно, что она восприняла это его предложение почти как акт самопожертвования. В глазах Марины появились смущение и какая-то особая теплота, как тогда, когда Калачников безрассудно схлестнулся из-за нее с Дурмановым. Все-таки чтобы завоевать женщину, совсем не надо прожить с ней всю жизнь, достаточно ей это пообещать или притвориться, что ты любишь ее детей.

— Хорошо, я согласна, — сказала она. — В воскресенье мы все вместе сходим в зоопарк.

При прощании Волкогонова нежно поцеловала Калачникова и быстро взбежала на крыльцо своего подъезда, а он, отъезжая, подумал, что сейчас вполне мог бы добиться от нее и большего, и они впервые сделали бы это в машине.

Впрочем, поднялась Волкогонова к себе совсем ненадолго. Посмотрев на сына и убедившись, что с ним все в порядке, она предупредила няню, что скоро вернется, и отправилась за покупками. В расположенном неподалеку супермаркете Марина набрала целую тележку всяких продуктов, моющих средств, парфюмерии, других необходимых в домашнем хозяйстве вещей и уже направилась было к кассам, как у нее зазвонил мобильный телефон. Это оказался Калачников.

— Ты должна срочно приехать ко мне! — сдавленным полушепотом произнес он.

Казалось, на его груди лежит платяной шкаф. Такого испуга в его голосе она еще ни разу не слышала.

— Что случилось?! — встревожилась Марина. — Опять болит сердце?!

— Хуже!!

— Что может быть хуже?

— Я покалечил человека! Женщину! — чуть не плача, объяснил Калачников.

Чувствовалось, он охвачен паникой.

— Сбил машиной?

— Нет, просто толкнул.

— Где?

— У своего дома.

— Послушай, — разозлилась Марина, — ты можешь более или менее связно все объяснить?! Не заставляй меня вытаскивать из тебя по одному слову!

— Да я не знаю, что тут объяснять! — тоже стал сердиться Петр. — Мы с тобой попрощались, я поехал домой и у своего подъезда наткнулся на двух теток — ну из этих, в бесформенных вязаных кофтах. Им можно дать и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят. Одна из них заявила, что является моей давней поклонницей и я просто обязан с ней поговорить. Думаю, это именно она терроризирует меня по телефону. Я пытался уйти домой, но она буквально вцепилась в меня. Тогда я ее оттолкнул — а что мне было делать?! Она упала и… кажется, сломала ногу.

— О Господи! — выдохнула Марина. — И где она сейчас?

— Мне пришлось вместе с другой женщиной затащить ее к себе домой.

— Зачем?!

— Ну не бросать же ее на улице?! Сейчас эти две тетки сидят у меня в гостиной, точнее, одна лежит на диване, а другая сидит, а я звоню тебе из спальни.

Теперь стало понятно, почему Калачников говорит вполголоса, сбиваясь на свистящий шепот.

— А почему ты не вызвал «скорую» и не отправил пострадавшую в больницу?

— Ты что, шутишь?! Для «желтой прессы» это еще лучший повод потоптаться на мне, чем если бы меня самого забрала «неотложка»! — подивился Петр наивности Марины. — Из меня сделают насильника и злостного хулигана. Ну пожалуйста, приезжай, — с мольбой добавил он.

— Но я не травматолог… Хотя, конечно, посмотреть, что у нее, да и наложить шину я могу.

— Вот видишь, — непонятно чему обрадовался Калачников. — Спаси меня! Я просто обезумел!

В трудных ситуациях у мужчин появляются те особые интонации, с которыми они обращались в детстве к своим матерям. При этом женщины просто не могут остаться равнодушными, у них срабатывает веками выработанный рефлекс. Бросив в магазине тележку с продуктами, Волкогонова выбежала из супермаркета, поймала машину и уже через пятнадцать минут позвонила в квартиру Калачникова.

Когда Петр появился на пороге, вид у него был чрезвычайно растерянный: в таком состоянии людей еще называют пришибленными, заторможенными. Вместо приветствия Калачников пожал плечами и смущенно повел рукой внутрь квартиры, приглашая Марину войти, он словно говорил: я ничего не придумал — убедись сама.

В гостиной Волкогонова увидела весьма необычную картину. На полосатом розово-голубом диване возлежала упитанная женщина с двойным подбородком и с вульгарными, ярко-рыжими волосами. На ней были цветастая юбка и бордовая вязаная кофта. Возраст этой особы действительно очень трудно было определить, но скорее всего ей было слегка за тридцать. Под ее правую ногу без туфли была заботливо подсунута подушка.

Рядом в кресле сидела еще одна женщина — жгучая брюнетка с крючковатым носом, густыми, почти сросшимися бровями и заметно пробивающимися усиками. Перед незнакомками стояли две чашки чаю и ваза с шоколадными конфетами. Судя по множеству разбросанных по столу разноцветных оберток, они не очень берегли свои фигуры.

— Вот, — неловко констатировал Калачников. — Это Тамара, — указал он на лежавшую на диване рыжеволосую женщину. — А это… э-э-э…

— Роза, — подсказала другая.

— Да-да, спасибо, это Роза.

Уже освоившиеся было в чужой квартире незваные гостьи немного засмущались, заерзали. Появление Волкогоновой не входило в их планы и несло потенциальную угрозу: если это любовница Калачникова, то она могла закатить скандал. Впрочем, на своем рынке подругам приходилось общаться и с гораздо более опасными людьми — с милицией, с мелкими рэкетирами, с попрошайничавшими бомжами, а то и просто воришками. На всякий случай Роза обозначила их защитные позиции.

— Мы — горячие поклонницы Петра. Каждую субботу мы смотрим программу «Танцуют звезды» и болеем только за него, — пробубнила она.

— Да, — подтвердила Тамара, — мы его поклонницы… горячие. Хотели подарить ему цветы — красные гвоздики, а он меня толкнул, и вот… — кивнула она на свою ногу.

— Давайте-ка я ее посмотрю, — сказала Волкогонова.

— А вы что, разбираетесь в этом? — подозрительно прищурилась Роза.

— Разбираюсь, разбираюсь… Я врач. Работаю в «Скорой помощи».

— Что-то непохоже… — подала голос Тамара.

Она посмотрела на подругу, ища поддержки. Дело принимало нежелательный оборот, к такому варианту развития событий они явно не были готовы.

— Да, что-то непохоже, — поддержала ее Роза. — А вдруг ей станет хуже?

— Очевидно, вы всегда лечились только в самых лучших платных клиниках, у самых лучших профессоров, — съязвила Волкогонова, — но в этот раз вам придется снизойти до простого доктора «неотложки».

Марина решительно подошла к Тамаре и склонилась над ее ногой. Первое же прикосновение к ступне пострадавшей вызвало громкий вопль:

— Ой!

— Что, болит?

— Естественно, — страдальчески сморщилась Тамара.

— А здесь?

— Ой!

— И здесь?

— Ой-ой-ой!!

— Понятно, — выпрямилась Волкогонова. — Так, милые дамочки, — решительно заявила она, — или вы сейчас же уходите из этой квартиры, или я вызываю милицию!

Всем своим видом Марина давала понять, что шутить не намерена. Конечно, она не прошла закалку колхозным рынком, но, работая в «Скорой помощи», ей тоже приходилось встречаться с самыми разными людьми, иногда даже не всегда трезвыми, и она умела ставить их на место.

— А как же нога?! — возмутилась за подругу Роза.