— Мне бы хотелось, чтобы мы пошире захватили молодежную аудиторию, — заметил он, — а для нее Калачников уже староват. Ну а что касается популярности, то я как раз сейчас раскручиваю Сестринского.

— Кстати, где он? Может, загулял?! Что-то я давненько его не видел.

— Он уже второй месяц торчит на необитаемом острове, где проводятся съемки нашего очередного конкурса на выживание, — защитил Дурманов Сестринского. — Там осталось всего семь человек, и среди них Влад. Победителем он не станет, но в тройку призеров войдет: я поговорил с режиссером программы. А как только Сестринский вернется в Москву, мы втиснем его в еще одно игровое шоу. Так что к новому году он будет не менее узнаваемой фигурой, чем Калачников.

Гендиректор взял со стола листок с перечнем будущих программ канала и углубился в него. Казалось, он собирается перейти к следующему пункту, но ему просто нужна была пауза, чтобы обдумать ситуацию.

— Получается, на Калачникове ты поставил крест уже давно? — бесцветным голосом поинтересовался Ткач, не отрывая глаз от бумажки.

— Почему вы так решили? — насторожился Дурманов.

— Иначе бы ты не возился с Сестринским. Ты ведь начал натаскивать его заранее, еще полгода назад.

У Ткача был богатый опыт закулисных интриг, а уж разобраться в маленьких хитростях продюсера для него тем более не составляло труда. Какое-то время Дурманов оставался невозмутимым, но переигрывать тоже было опасно. Он простецки улыбнулся и подтвердил:

— Да, мне изначально не хотелось, чтобы «Волшебное колесо» вел Калачников.

— Почему?

— Ну не нравится он мне, и все! Хоть пилите, хоть режьте меня, хоть ешьте с маслом!

— А как же его опыт?! — повторился Ткач. — Я же говорю, на недавнем ток-шоу он организовал такую заваруху, что любо-дорого было посмотреть! И вообще, что за постановка вопроса: нравится — не нравится?!

Не находя больше весомых контраргументов, Дурманов от частностей перешел к общему:

— Вы всегда защищаете наших стариков.

— Во-первых, Калачников не старик! А во-вторых, да, меня волнует, что у нас началась резкая смена поколений. Уходят те люди, которые фактически и создали наш канал, которые долгое время определяли его лицо.

По интонациям Ткача вдруг почувствовалось: он высказал то, что накопилось у него на душе, что действительно его очень волнует. А возможно, гендиректор продублировал жалобы тех сотрудников, кто давно работал на канале НРТ и кто имел прямой доступ в его кабинет. Вопрос был принципиальный, и в этот раз Дурманов не стал уступать.

— Лицо канала — это абстракция! — веско бросил продюсер. — Что-то такое эфемерное, что невозможно положить в банк. Реальность же — наше финансовое состояние. И вы прекрасно знаете, что за последние два года оно значительно улучшилось. Значит, мы поступаем правильно, значит, наша кадровая и творческая политика абсолютно верная.

— Не все можно мерить деньгами…

— Все! — не громко, но твердо настоял Дурманов. — Вы скажете, что я циник…

— Скажу, — мгновенно отреагировал Ткач.

Продюсер хохотнул, но это не остановило его от изложения своей позиции:

— Согласен, я циник. Более того, признаюсь, что некоторые из так называемых старожилов канала вызывают у меня раздражение. Знаю также, что за моей спиной ходят всякие разговоры: мол, убирает звезд, а на их место набирает молодую шушеру — тех, кто будет заглядывать ему в рот, выполнять самые бредовые поручения. И мне действительно нужны такие люди, потому что только с ними можно заниматься настоящим бизнесом.

— Ты что же, полностью отвергаешь такие вещи, как талант, мастерство, творчество? — почти неприязненно поинтересовался у него Ткач.

— Мне кажется, шеф… — Дурманов на секунду замялся. — Только я сразу прошу прощения за откровенность… В общем, на мой взгляд, вы слишком долго варились в этом мутном бульоне, среди так называемой творческой интеллигенции. Слава Богу, лично я никаких театральных и прочих гуманитарных заведений не заканчивал. Зато получил добротное финансовое образование и, поверьте, знаю, как сделать наш канал успешным… Конечно, если нам попадется способный человек, мы попытаемся его использовать, но время талантливых актеров, режиссеров безвозвратно прошло. Двадцать первый век — это век продюсеров, или проще — менеджеров, которые не подстраиваются под вкусы толпы, а сами формируют потребности общества. Именно они определяют, что мы пьем, едим, на чем ездим, спим, какие фильмы смотрим. И я тоже хочу сделать так, чтобы наш канал не трясся над каждой ублюдочной звездой, а создавал их столько, сколько нам надо. Звезд мы будем не воспитывать, а назначать!

— Ну, не знаю… — начал сдаваться Ткач.

Этот разговор со стороны мог показаться несколько странным: молодой зам учил жизни генерального директора. Но Ткач ни на секунду не забывал, что за его продюсером стоят крупные акционеры и кто-то из парламента, что вообще появление на канале этого нагловатого парня может быть частью какой-то большой игры против него, началом передела важнейших в стране средств массовой информации. Поэтому гендиректору приходилось играть роль мудрого наставника, снисходительно относящегося к категоричным высказываниям своих подопечных.

— Вообще, шеф, не обижайтесь, но вам надо почитать что-нибудь популярное о современных методах ведения бизнеса. В этой сфере появилось столько интересного. Взять те же хедж-фонды. — Глаза у Дурманова загорелись, чувствовалось, он затронул волнующую его тему. — Вы слышали о них?

— Да, кое-что, — соврал Ткач.

— Это просто гениальное изобретение! — заливался продюсер. — Хедж-фонды работают на глобальных рынках и, как правило, не подконтрольны финансовым властям отдельных стран. Принцип деятельности их таков: они находят жирненькую фирму и покупают столько ее акций, сколько надо, чтобы в ее руководство пропихнуть своих людей. Карманный совет директоров урезает все расходы фирмы — на зарплаты, на развитие, а сэкономленные деньги выплачивает в виде дивидендов хедж-фонду. Фактически действует принцип пиявки: сосать кровь до последней капли. В результате через два-три года от процветающей фирмы остается одна шкурка, и ее банкротят или в лучшем случае переводят куда-нибудь в Юго-Восточную Азию. А хедж-фонд набрасывается на следующую жертву.

— Но ведь это же жестоко и даже аморально! — невольно воскликнул гендиректор.

— Возможно, — усмехнулся Дурманов, — но у хедж-фондов максимальная прибыль. А победителей, как известно, не судят. Вот и из нашего канала я хочу сделать идеальный механизм для зарабатывания денег. При этом мы не должны зацикливаться на мелочах типа: удалось ли нам пристроить куда-нибудь нашу стареющую звезду Петра Калачникова или нет. Производство звезд мы поставим на поток…

Удивительно, но как раз в тот момент, когда Дурманов произносил свой приговор Калачникову, сам Петр зашел в приемную Ткача. Он не искал встречи ни с гендиректором, ни с генпродюсером — цель его была гораздо прозаичнее.

Вчера вечером ему опять позвонила его заклятая почитательница, называвшаяся Тамарой, хотя совсем недавно он в очередной раз сменил номер телефона. Эта девица снова добивалась встречи с ним, однако Петр отверг ее просьбу, сославшись на важное обстоятельство.

— Какое именно? — поинтересовалась Тамара.

— Как только я с тобой, сука, встречусь, я сразу же задушу тебя своими руками!! — завизжал Калачников. — А я не хочу пока садиться в тюрьму!

Успокоившись же, он решил поискать, где эта несчастная может доставать его телефон. Единственное место, куда Калачников сообщал каждый свой новый номер, была приемная генерального директора канала НРТ, — Петр все еще надеялся, что о нем вспомнят и позвонят. Именно этим обстоятельством и был обусловлен его визит сюда.

Секретарем Ткача была невзрачная дама лет сорока. Вообще, как известно, секретарши бывают двух типов. К первому относятся молодые, длинноногие, грудастые красавицы, заставляющие уважительно подозревать их начальников в необузданной половой мощи. Ко второму — состарившиеся в приемных серые мыши, личная жизнь которых никому не известна, да и не интересна, в том числе их шефам. Как раз такое бледное, безбровое и почти бестелесное существо и сидело в «предбаннике» главного телевизионного начальника.

При появлении Калачникова секретарша Ткача неприязненно выдавила из своей тощей груди ответное приветствие и застыла с занесенной над клавиатурой компьютера рукой: мол, давай скорее, у меня полно дел. Она недолюбливала мужчин-красавцев, никогда не обращавших на нее внимания без крайней необходимости, и старалась первой уязвить их самолюбие.

Когда же Калачников, деликатно подбирая слова, стал выспрашивать: не могут ли всякие посторонние люди каким-то образом узнавать здесь, в приемной, номера сотрудников канала? — секретарша наградила его еще одной презрительной ухмылкой. Она заявила, что чужие телефоны никому не раздает, так что Петру пришлось уйти несолоно хлебавши, хотя он так и не избавился от подозрений, что гадости ему делает именно эта бледная поганка. Но достоверно выяснить это не было никакой возможности.

Как не мог Калачников узнать и то, что только что за стеной приемной окончательно решилась его судьба: место ведущего в «Волшебном колесе» ему уже не светило!

Глава 9

Если с пасодоблем у Калачникова были большие проблемы и только благодаря мастерству и стараниям Вероники они не вылетели из телевизионного конкурса, то выбранный ими на следующей неделе венский вальс стал, пожалуй, лучшим танцем в их исполнении. Петру удалось абсолютно точно схватить основное движение вальса — широкий, плавный, тягучий шаг. Он сам получал огромное удовольствие, скользя по паркету и кружа свою партнершу, чутко отзывавшуюся на каждое прикосновение, на каждый посыл. Возможно, количество тренировок наконец-таки стало переходить у них в качество.