– Он способный мальчик, этот Александр. И весьма предан вам, Эмма. Между прочим, если говорить о Кристофере... – Помолчав немного, он улыбнулся. – Извините меня, Эмма. Никогда не мог привыкнуть называть его Кит. Так вот, пару недель назад я его встретил. Меня поразило, что он был вместе с Эдвиной и Робином. Они обедали в „Савойе".

Эмму, казалось, задели слова Генри. Спокойно и доброжелательно любовавшаяся своим неизменно галантным собеседником, она тут же внутренне подобралась, хотя лицо по-прежнему оставалось открытым и ласковым.

– Что ж, я могу быть только рада, что мои дети наконец-то начали ладить друг с другом, – как можно более игривым тоном заметила Эмма, сразу откладывая полученную информацию в своем сознании.

– А удивлен я был, моя дорогая, – продолжал Генри, закуривая сигарету, – потому что, честно говоря, никогда не знал, что Кристофер на дружеской ноге с этими двумя. И понятия не имел, что Робин все еще неразлучен с Эдвиной. Мне казалось, что у них это было чисто временно, когда произошла та история с предполагаемой покупкой вашей компании несколько лет тому назад. Вообще-то я никогда не понимал, что может объединять этих двоих. Признаюсь вам, Эмма, что всегда полагал: они друг друга просто не переваривают, пока вдруг не завязалась эта непонятная дружба. Выходит, она и до сих пор продолжается...

Эмма грустно улыбнулась.

– Вы говорите, Генри, что не понимаете причин для их тесной дружбы? Что касается меня, то я уже давно пришла к выводу: чем более отвратительны дела, чем они чернее, тем более странных партнеров они собирают. В остальном, конечно, вы правы. Они действительно с неприязнью относились друг к другу, но со времени той истории с консорциумом они одной веревкой связаны!

– М-да, любопытная была история. Но, слава Богу, сейчас все уже позади. Так вот, я и говорю, странновато было видеть их всех троих вместе, – заключил Генри и отпил свой шерри, не осознавая до конца, какие тревожные мысли вызвал в душе Эммы.

Сверля его лицо проницательным взглядом, Эмма постаралась придать своему голосу побольше безразличия.

– Не думаю, что ваша встреча с ними была такой уж странной, Генри, – заметила она. – Если хотите знать, то по семейному беспроволочному телеграфу до меня дошло, что эта троица готовит сбор всего клана к моему дню рождения, – соврала Эмма с невинным видом. – Возможно, они как раз встречались в „Савойе" для того, чтобы обсудить детали.

– Я всегда считал, что ваш день рождения приходится на конец апреля?

– Совершенно верно, мой дорогой. Но осталось всего каких-то пару месяцев.

– Надеюсь, что получу приглашение, – ответил Генри. – Вам ведь понадобится подобающий случаю эскорт, а я как-никак остаюсь вашим поклонником без малого сорок лет.

– Насчет приглашения можете не сомневаться, дорогой, – успокоила его Эмма, радуясь, что неловкость удалось легко загладить. – Но позвала я вас сюда вовсе не за тем, чтобы обсуждать моих детей. У меня есть к вам несколько вопросов...

В этот момент ее прервал телефон, и Эмма поспешно поднялась с места.

– Простите, Генри, но это, должно быть, Пола. Она звонит из Парижа. Уверена, что это именно она, так как я просила Гэй ни с кем другим меня не соединять.

– О чем речь, моя дорогая! – отозвался Генри, тут же вставая.

Она пересекла комнату и подошла к своему рабочему столу, только тогда Генри снова уселся перед камином, наслаждаясь шерри и сигаретой и давая себе маленький отдых от тревожных мыслей. Да, Эмма выглядела немного усталой, но его наметанный взгляд не уловил в ее поведении ничего, что выдавало бы серьезное беспокойство. Скорее наоборот: она показалась ему сегодня даже веселой. Пока она продолжала говорить по телефону, Генри с некоторой долей зависти рассматривал ее офис, напоминавший не столько деловую контору, сколько библиотеку в каком-нибудь богатом загородном особняке. Отделанные панелями стены с бесконечными рядами книжных полок, громоздившихся до самого потолка, великолепные картины английских мастеров, антикварная мебель эпохи первых Георгов – как бы ему самому хотелось иметь такой чудесный „уголок", где наверняка так прекрасно работается.

Тем временем Эмма кончила разговор, и Генри снова поднялся, дожидаясь, пока она присоединится к нему, и они смогут продолжить свою беседу перед камином.

В руке у нее он увидел папку с бумагами и сразу понял: теперь предстоит обсуждение каких-то дел. Положив папку на маленький столик перед собой, Эмма села, и тут же, закурив очередную сигарету, уселся на свой стул и ее собеседник.

– Пола передает вам привет, Генри. Она еще в Париже, заканчивает там в магазине кое-какие дела, о которых я ее просила.

– Замечательная девушка! – В голосе Генри прозвучало неподдельное восхищение. – Она поразительно напоминает Дэзи. Такая же приятная, открытая и без всяких там комплексов. А когда она возвращается?

В отличие от Генри Эмма не считала Полу лишенной комплексов. Впрочем, сейчас у нее не было ни малейшего желания заниматься обсуждением своей внучки.

– В четверг, – ответила она и спросила: – Что, еще шерри?

И не дожидаясь ответа, стала наливать из графина.

– Спасибо, дорогая. С удовольствием. Да, так вы говорили, что хотели бы обсудить со мной пару вопросов. Потом нас прервал звонок Полы, – заметил Генри как можно более небрежным тоном, словно речь шла о чем-то, не имевшем особого значения. На самом деле ему не терпелось поскорее узнать, в чем собственно, эти вопросы заключаются. – Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, нет. Просто мне хотелось бы ликвидировать кое-что из своей личной собственности. Я полагала, что вы могли бы это для меня сделать, – ответила Эмма.

Голос звучал ровно, сама она излучала полное спокойствие. Медленно потягивая шерри, она выжидательно поглядывала на Генри – ей, знавшей этого человека столько лет, была заранее известна его реакция.

Хотя до прихода сюда Генри перебирал разные варианты, слова Эммы застали его врасплох. Такого поворота он не ожидал. Поставив рюмку на столик, он подался вперед и взглянул на свою собеседницу, сразу посерьезнев. На лбу у него обозначилась резкая складка.

– А у вас, что, Эмма, возникли какие-то проблемы? – негромко спросил он, вопросительно сверля ее глазами.

Эмма не отвела своих глаз. Глядя на него в упор, она ответила, ни секунды не поколебавшись:

– Да нет же, Генри! Я ведь говорила только о том, что хотела бы ликвидировать кое-что из своей собственности. По чисто личным мотивам. Ни с какими проблемами это не связано. Если бы они были, то уж вам-то, дорогой, о них было бы известно. Вы же, как-никак, занимаетесь большей частью моих банковских операций.

На мгновение Генри замолчал, прокручивая в голове те цифры, которые просматривал сегодня утром. Неужели, подумалось ему, он что-то невольно упустил? Что-то, по-видимому, очень важное. Нет, быть этого не может, вздохнул он с облегчением.

– Да-да, вы абсолютно правы, – ответил он, кашлянув, чтобы прочистить горло. – Честно говоря, я перед приходом сюда просматривал все ваши счета. Все в порядке. В полном порядке. Я бы даже сказал, что в самом лучшем! – закончил он, нисколько не кривя душой: действительно, беспокоиться не о чем.

– Мне нужно немного наличных денег, Генри. Для своих личных целей, как я уже упоминала. И вместо того, чтобы продавать свои акции, я подумала, что было бы неплохо отделаться от части своей недвижимости, драгоценностей и некоторых картин из коллекции.

Удивление Генри было столь велико, что на миг он даже потерял дар речи. Но еще до того, как обрести его, он получил от Эммы – из рук в руки – ту самую папку, которую она принесла. Достав из футляра очки, он надел их и принялся с беспокойным видом просматривать лежавшие в ней бумаги. Пока его взгляд пробегал по колонкам цифр, он не мог не вспомнить своих дурных предчувствий: видимо, они его не подвели. Что ж, интуиция – великая вещь.

– Но, Эмма! Это же совсем не „немного наличных денег", как вы выразились. Речь, насколько я понимаю, идет о миллионах фунтов стерлингов!

– Да, это так. Миллионов семь-восемь, как я полагаю. Ну так что вы об этом думаете, Генри, дорогой мой? – спросила она спокойно.

– Боже, Эмма! Что, собственно, стряслось, что вам вдруг понадобились такие огромные деньги? И вы еще спрашиваете: что я думаю? А что я могу думать? Что произошло нечто, о чем вы не желаете мне рассказать! Значит, делаю я вывод, у вас появились какие-то проблемы, в которые вы не хотите меня посвящать. Вот и все. – Серые прозрачные глаза банкира сверкали от еле сдерживаемого гнева. Эмма наверняка что-то скрывала – и это выводило его из себя.

– Генри! Генри! – принялась увещевать хозяйка своего гостя. – Нельзя так переживать! Ничего не произошло. Да мне и надо-то всего каких-нибудь миллионов шесть для... назовем это моим личным делом. А продать все те вещи, о которых я говорила, мне все равно надо, они мне совершенно не нужны. Взять, скажем, украшения. Я ведь их совсем не надеваю. Вы знаете, бриллианты я вообще не переношу. Но даже после того, как я расстанусь с частью своих драгоценностей, у меня тем не менее их останется больше, чем нужно женщине в моем возрасте. Или недвижимость. Это такая обуза! Зачем она мне? А сейчас, по-моему, как раз такое время, когда можно, продав ее, заработать хорошие деньги. Так что с моей стороны даже удачно, что я выбрала именно нынешний момент, – закончила она явно довольная собой, о чем свидетельствовала и ее улыбка, обращенная к Генри.

Он посмотрел на нее с удивлением. У этой женщины просто дар представлять все, что она задумала, как образец практичности. Это-то его всегда и бесило.

– Но ваша художественная коллекция, Эмма! Сколько любви, времени, тревог ушло на то, чтобы собрать... все эти подлинные шедевры. Вы что, действительно хотите со многими из них навсегда расстаться? – произнес Генри тоном, в котором звучали одновременно грусть и сожаление, и добавил, взглянув на одну из тех бумаг, что лежали в переданной ему папке: – Посмотрите только, кто здесь перечислен: Сислей, Шагал, Моне, Дали, Мане, Ренуар, Писсаро и одна картина Дега. Даже две, если быть точным. Это не коллекция, это сказка!