Пол вдруг стал уходить из-под ног, словно в одночасье пошатнулись все устои мира. Она отчаянно пыталась вновь обрести равновесие, осознать страшную правду, которую ей только что открыл Доминик, но почувствовала, что падает. В следующий миг он подхватил ее и прижал к себе.

В голове одновременно забурлили тысячи мыслей, разрывая на части убеждения, которые она столько лет считала истиной. Казалось, она промерзла до костей, а холод поселился навсегда, и никакое тепло не прогонит его. Арабелла почувствовала дрожь, но не смогла с ней совладать.

Доминик заключил ее в объятия, двинулся к постели, сел на край и закутал Арабеллу в простыни.

– Но почему он так поступил с нами, Доминик?

На его лице появилось жесткое, циничное выражение.

– Мой отец, – произнес он, невольно скривившись от отвращения, – не считал, что ты подходящая пара для его наследника. Он полагал, что ты – блажь юности, увлечение безрассудной молодости и я в конце концов устану от тебя. Кроме того, у меня есть долг перед предками и своим титулом, и долг диктует жениться либо ради денег, либо ради положения в обществе.

Арабелла и тогда понимала, что не самая подходящая кандидатура для Доминика, но будущий герцог заверил ее, что женится по своему выбору – и выбирает ее.

– Однако старый герцог был всегда со мной очень любезен, – непонимающе нахмурилась Арабелла. – Никогда ни единым словом или жестом не намекнул о том, что считает меня не подходящей для тебя парой. Я думала, он понимает суть нашей помолвки. – Арабелла покачала головой, поражаясь собственной наивности.

– Именно отец убедил меня в необходимости держать нашу помолвку в тайне, не заключать ее официально. Он сказал, что, если наши чувства выдержат испытание временем, он даст свое благословение и сам объявит о помолвке. Кто бы мог подумать, что он опустится до такой низости.

– До сих пор не могу понять, что ты говоришь мне, Доминик, – жалко прошептала Арабелла.

– Я сам с трудом в это верю. – Его голос звучал тихо и мягко, но Арабелла содрогнулась, почувствовав напряжение.

Он сел рядом с ней на постели. Какое-то время они молчали, думая о своем.

– Расскажи мне, что случилось с тобой, – попросила Арабелла. Каждое слово будет страшной пыткой, но ей нужно было знать. Кроме того, наверняка ему тоже необходимо было выговориться. – Ты ведь уехал…

– Он отослал меня к дяде в Шотландию. Сказал, будто тот внезапно заболел, а ему самому столь долгое путешествие якобы уже не по силам. Не мог бы я поехать вместо него. – Эти слова прозвучали низко и глухо, голос Доминика внезапно помертвел. На них обоих снизошло неестественное спокойствие. – Мне пришлось уехать тем же вечером, но я написал тебе записку, в которой объяснил ситуацию, и оставил указания, согласно которым тебе нужно было ее доставить. Кстати, я писал тебе каждый день из Шотландии. – Он так жестко и цинично рассмеялся, что у Арабеллы кровь застыла в жилах. – Что ж, теперь я не удивляюсь отсутствию ответных писем. Ты не получала моих посланий, верно, Арабелла? Мой отец наверняка и об этом позаботился.

Она покачала головой:

– Я не получала записку с объяснениями. Писем – тоже.

– Неужели мой дядя тоже был посвящен в этот заговор? Был ли он вообще болен на самом деле? – Доминик уставился в пространство, словно в пустоте перед ним разворачивались картины прошлого. – Узнаем ли мы когда-нибудь всю глубину этого предательства, Арабелла?

Она не могла ответить на этот вопрос. Не знала, что сказать.

Доминик покачал головой, словно нашел ответ сам:

– Я остался с дядей до его полного выздоровления от недуга, как я тогда считал, а когда вернулся домой, ты исчезла. Мне сказали, ты вышла замуж за Марлбрука. За немолодого уже человека, который годился тебе в отцы. – Доминик искоса взглянул на Арабеллу. – Я решил, что ты бросила меня ради него, Арабелла.

– Я никогда бы этого не сделала, – напряженно произнесла она. – Какой у меня оставался выбор, когда я осознала, что в моем чреве растет наш ребенок? Генри был очень добр ко мне. Он знал о моем положении и закрыл на него глаза.

– Вот почему ты вышла за него. Наконец я это понял. Ты думала, что я бросил тебя.

– Все эти годы, – прошептала она.

– Ты была моей единственной любовью, Арабелла. Моей душой. Моей жизнью. – Его голос сорвался, словно разрушилась последняя преграда, удерживающая бурю чувств под контролем. Доминик вскочил на ноги. – Будь он проклят и обречен в аду на самые страшные муки, мой отец! Проклятье, Арабелла! Я бы убил его собственными руками, если бы он по-прежнему был жив! – Голос Доминика дрожал от почти не сдерживаемых эмоций. – У меня есть сын, Арабелла, а я ничего не знал! У меня есть сын! – Слова сами собой рвались из его горла. Доминик отвернулся и изо всех сил ударил кулаком по двери. Опустив голову, он стоял, тяжело дыша. В воцарившейся тишине Арабелла слышала только его прерывистое дыхание. Наконец Доминик обернулся, поднял на нее взгляд, полный муки, которую оказалось невыносимо видеть.

– Скажи мне, Арабелла, – тихо попросил Доминик, – мой отец знал и об этом… обстоятельстве тоже?

– Нет. – Что ж, по крайней мере, ему не придется мучиться еще и из-за этого. – Мой отец был весьма гордым человеком. Он сказал, что, поскольку герцог вполне ясно выразил свои чувства и мнение, нам не пристало падать перед ним ниц и умолять. Он считал, что мы совершили ошибку, взяв его деньги, – можно было подумать, ты один из средневековых феодалов, платящих выкуп за право первой брачной ночи с невестой кого-то из своих крестьян.

Доминик содрогнулся, услышав эти слова, и снова повернулся к Арабелле:

– Так ты уехала, чтобы я ничего не узнал.

– Это было одним из требований герцога. Генри растил Арчи как своего собственного сына, хотя правда была видна невооруженным глазом.

Доминик выглядел так, словно вот-вот сломается, он закрыл глаза. Она услышала тихий шепот:

– Боже мой, Арабелла…

На двери за его спиной осталась кровавая полоса. Все происходящее казалось дурным сном. Доминик вовсе не бросил ее, не покинул. Вообще не хотел оставлять ее. Эта правда обнажила еще более страшную трагедию, чем та, которую каждый из них переживал все эти годы. Страшную для Доминика, для нее, и особенно для их сына, спящего сейчас в комнате наверху.

– У тебя кровь идет, – безжизненно заметила Арабелла.

Доминик даже не взглянул на свою руку со сбитыми окровавленными костяшками.

– Я должен был быть рядом, Арабелла, защитить тебя, уберечь.

– Прошу, Доминик… – Ее голос сорвался. Арабелла не знала, что сказать, чтобы хоть немного облегчить терзавшую их обоих боль.

– Я должен был стать твоим мужем, хорошим отцом для своего сына.

Арабелла заплакала, думая о том, что они все потеряли.

Доминик сел рядом с любимой, посадил ее себе на колени, укачивая, как маленького ребенка. Прижимая ее к себе, Доминик произнес, уткнувшись в светлые волосы:

– Да поможет нам Бог, Арабелла. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, для тебя и для Арчи. Клянусь тебе.

И Арабелла прижалась головой к его груди.

Глава 13

часы на каминной полке пробили два. Арабелла наблюдала за тем, как Арчи играет с деревянной лошадкой, подаренной ему Джеммелом, представляя, что расчесывает ее щеткой.

– А теперь ты должен отдохнуть в своем стойле, Чарли, – произнес мальчик, и Арабелла расслышала нотки нежности в его голосе. Наконец Арчи спрятал игрушку за диванной подушкой и поскакал по комнате, изображая норовистого коня и подражая лошадиному ржанию.

Миссис Тэттон, сидевшая рядом с дочерью на диване, склонилась к ее уху и, понизив голос, недовольно произнесла:

– Поверить не могу, что за всем этим стоит Доминик Фернекс! – Пожилая женщина сердито взглянула на дочь. – Ты должна была рассказать мне все, Арабелла.

– Пойми, – устало вздохнула та, – я этого не сделала, поскольку мы попали в очень сложную ситуацию, и я знала твое мнение о нем.

– Я думала, ты чувствуешь то же самое, – проворчала мать. – Боже правый, Арабелла, этот человек разрушил твою жизнь! Он едва не погубил нас всех!

– Мама, я уже объяснила тебе, что во всем происшедшем нет вины Доминика. Он пострадал ничуть не меньше нас.

– Он не выстрадал и десятой доли, – возразила миссис Тэттон. – Ему не пришлось работать, стирая пальцы до мяса, жить в трущобах и притонах, голодать, наконец.

– Нет, мама. Но тем не менее Доминик тоже много выстрадал. – Думать о том, сколько событий в жизни собственного сына Доминик пропустил по чужой вине, было невыносимо.

Мать фыркнула, не веря словам дочери, и продолжила расспросы:

– Каковы же его намерения теперь, когда он знает об Арчи и обо мне?

– Он сделает для нас все, что будет в его силах.

– Интересно, каким образом? – наступала миссис Тэттон.

– Я пока не готова ответить. О прошлом не так-то легко позабыть. – Утраченные годы никогда не вернутся. Детство маленького мальчика не перепишешь несколькими словами. Сознание этого разбивало ей сердце.

– О прошлом нельзя просто так позабыть, Арабелла! Как исправить то, что было разрушено столько лет назад?

– Не знаю, мама. Мне нужно время на размышления. Доминику тоже необходимо осмыслить все это. Многое нужно учесть, о многом позаботиться.

– И впрямь, о многом, – пробормотала миссис Тэттон. Она покосилась на потолок и снова понизила голос: – А почему он до сих пор там? Почему не уйдет и не оставит нас в покое?

– Он дал нам время побыть вместе, обговорить все. Когда я решу, что мы готовы, то попрошу Доминика спуститься вниз. Он хочет познакомиться с Арчи.

– В этом я даже не сомневаюсь. – Ее мать неодобрительно поджала губы. – Неисправимый распутник и повеса! Неужели ты считаешь, что он женится на тебе? – В устах миссис Тэттон это предположение прозвучало нелепо.

– Я знаю, что он не может на мне жениться. По крайней мере, не сейчас. – От этих слов стало горько.