В тот раз они просидели у костра до рассвета, пока не разошлись последние гости. Барс проводил Ксюшу до ее палатки, а когда она собиралась сказать что-то типа: «Спокойного утра!», поцеловал ее в щеку и развернул в сторону полога. Потом он дождался, когда Сорока забралась в спальник, и только после этого ушел спать сам. Ксения была слишком усталой, чтобы о чем-то сейчас думать, и как только ее голова коснулась импровизированной подушки из рюкзака и второго комплекта одежды, сразу же провалилась в долгожданный сон.

Проснулась она, когда солнце уже перевалило за свою полуденную черту. Высунув голову из палатки, Сорока увидела Аляску и Пуха, колдующих над продуктами. Судя по их радостным физиономиям, ночь они впустую не потратили. Сорока не могла бы никому объяснить как, но она сразу чувствовала, в каких отношениях находятся между собой конкретные люди. Дело было в чем-то неуловимом: интонациях, взглядах, жестах, которыми они обменивались между собой. И на этот раз интуиция, этот «внутренний голос с невнятной дикцией», сказала Ксюше, что эти двое успели познакомиться друг с другом поближе.

— Эй, засоня, вылезай! Есть пора!

Ксения, лениво потягиваясь, вылезла из палатки.

С этого выхода в лес и началась ее дружба с Барсом, а также с тандемом Пух — Аляска, которые, как ни странно, действительно умудрились расписаться в июле месяце. Несмотря на протесты родителей с обеих сторон, молодые играли свадьбу в лесу, и Барс был тамадой, а Сорока — подружкой невесты. Сорока сначала думала про себя, что долго этот союз не продержится, уж слишком взбалмошными были Андрей с Катериной. Андрей не мог просто так пройти мимо любой симпатичной девушки, для Катерины же флиртовать было так же естественно, как и дышать. В один прекрасный момент, по мнению Ксюши, они могли просто загулять и забыть друг о друге. Но время шло, а семья Грачевых и не думала распадаться, а, напротив, с каждым годом становилась крепче и крепче.


Домой с шашлыков Барс и Сорока вернулись поздно, почти в час ночи. Не хотелось уходить из леса, не хотелось прощаться с Пухом и Аляской у метро «Выхино», поэтому вся компания завалилась в какую-то коммерческую палатку, изрядно напугав продавцов своим видом. Купив восемь бутылок пива, они отправились обратно на платформу, оставив после себя в магазинчике запах костра, жареного мяса и морозного воздуха. «Туристы, — вздохнула им вслед продавщица. — Вот и мой тоже туда подался. И чего их только в леса тянет? Водку пить и дома можно». И горестно покачала головой.


А на следующий день Барс и Сорока снова завертелись в круговороте дел и забот. Ксения торопилась побыстрее закончить все рефераты и курсовые, чтобы у нее перед сессией осталось побольше свободного времени для работы в журнале, да и для отдыха. Барс подрабатывал в какой-то аудиторской конторе, куда его устроил отчим, сам работающий главным бухгалтером в дружественной фирме. Дни мелькали, словно птицы. За мартом пришел апрель, а в мае произошло событие, которое перевернуло всю Ксюшину жизнь с ног на голову.

В редакции «Метеорита» все давно уже знали о желании Ксюши перейти с разборки писем на работу с музыкантами, временами даже подшучивали над ней по этому поводу, и поэтому когда Сережка Ким сказал Сороке, что она теперь переведена в отдел «Новости культуры», Ксения сразу не поверила, решила, что ее разыгрывают. Но на планерке главный редактор подтвердил, что с завтрашнего дня Снегирева работает над музыкальной страничкой журнала и ее первое задание — взять интервью у певицы Алины. Ксюшиной радости и восторгу не было предела. Помимо этого, главный редактор Пал Палыч, или, как его звали между собой сотрудники, Папа, сказал; «Ты показала, что можешь неплохо справляться с порученным тебе заданием. Если будешь так же работать и над музыкой, месяца через два-три переведем тебя в штат. Так что дерзай!»

И Ксюша начала готовиться к первому в своей жизни настоящему интервью (все, что было на студенческой практике, не в счет). Слегка дрожащими пальцами, она набрала номер телефона продюсера Алины, который по-дружески сдал ей Сережка Ким, и договорилась о встрече. Продюсер посоветовал Ксении взять у Алины интервью в четверг в ночном клубе «Манхэттен-экспресс» на презентации ее нового диска. Сорока от всей души поблагодарила его и принялась названивать в «Манхэттен», чтобы получить аккредитацию. Потом помчалась покупать батарейки для старенького, но проверенного диктофона. В редакции она пролистала все подшивки в поисках хоть какой-нибудь дополнительной информации о певице. Выяснилось, что Алина на эстраде уже пять лет, но действительно популярной стала только год назад, спев песню молодого, никому не известного, но безусловно талантливого Петра Кудрина «Без тебя я не летаю». Весь вечер в среду Ксюша провела, подготавливая вопросы для Алины и в сотый раз проверяя, как работает диктофон. Барс полчаса наблюдал со стороны за Ксюшиными манипуляциями, потом не выдержал и спросил:

— Чем это ты, подруга жизни, занимаешься?

— Готовлюсь к завтрашнему интервью.

— Вот тебе охота бегать куда-то! И вообще бросай-ка свою возню с этим журналом, все равно денег платят мало. Лучше за домом следи. Профессия у тебя, скажем так, неприбыльная, а времени отнимает много. Мне это не нравится.

— А мне нравится. Я люблю общаться с людьми. И зарплату мне повысят, как только стану в неделю не меньше двух-трех полномерных материалов приносить. И вообще, что значит «следи за домом»? Я что, тебя не кормлю, грязные вещи твои не стираю? Или у нас в квартире беспорядок? Я что-то не поняла.

— А что тут понимать! Я не хочу, чтобы моя жена таскалась по всяким сомнительным заведениям! Это до добра не доведет, поверь мне. И артисты твои еще те подонки. Ты разве не знаешь, как делается интервью? Только через постель. А я не хочу иметь жену-проститутку.

— Так, я опять что-то не поняла. Я что, должна бросить работу, завалить собственную карьеру только из-за того, что моему мужу не нравится моя профессия?

— Именно это я тебе и пытаюсь внушить.

— Ну, знаешь, это слишком. Ты, конечно, воспитан на домострое, но сейчас не средние века. Я люблю и уважаю свою профессию, и если тебе это не по душе, то это твои проблемы. А называть свою жену проституткой только из-за того, что она журналистка, вообще черт знает что. Между прочим, патологическая ревность — это уже диагноз. Кстати, завтра я вернусь поздно, у меня встреча в десять вечера.

Олег позеленел от злости.

— Только попробуй не вернуться домой к девяти, пожалеешь!

Ксения вышла из комнаты и демонстративно хлопнула дверью.

Спать они легли в самом мрачном настроении. Ксения, с одной стороны, жутко гордилась собой: она впервые смогла открыто и без слез противостоять домашнему деспотизму Барса. Она вновь и вновь вспоминала его удивленные глаза в тот момент, когда она заявила: «Это твои проблемы». Он явно не ожидал отпора. Может быть, именно поэтому их ссора не переросла в грандиозный скандал, а ведь могла бы. Майка, кстати, была бы сегодня довольна Ксюшей, сказала бы что-то типа: «Давно пора». С другой стороны, пугала перспектива предстоящих разборок с Олегом, поскольку она твердо решила: во что бы то ни стало пойдет в «Манхэттен». От этого зависело слишком многое и в плане работы, и в плане внутреннего мироощущения Ксении. Если она провалит это задание, она уже никогда не сможет писать, по крайней мере так ей казалось.


Утром Сорока поднялась по будильнику и побежала на кухню готовить завтрак. Олег во сне недовольно поморщился и перевернулся на другой бок. «Великий экономист готовится совершать великие дела!» — с каким-то злым сарказмом подумала Ксения. Сказать откровенно, в этот момент она не чувствовала, что любит Олега. Сейчас она воспринимала его скорее как противника, вставляющего палки в колеса ее жизни. А с этим она мириться не собиралась.

В университете Сорока все рассказала Майке. Они сидели в студенческой столовой, уминая второе вперемешку с десертом, и говорили, говорили. Внутри у Ксении все клокотало от эмоций, и она, живописуя диалог с Барсом, даже умудрилась расплескать компот.

— Так, подруга, успокойся. Ничего страшного не произошло. Твой котенок всего-навсего вообразил себя тигром и зарвался, а ты поставила его на место.

— А что будет, когда я вернусь сегодня домой?

— Что будет, то будет. Главное, не переживай, ты все делаешь правильно.

— Тебе легко говорить, а я только представлю себе, как он меня встретит, так мурашки по телу бегут.

— Что ж поделать, если работа у тебя такая нервная. Если ты мужа сейчас не построишь, потом всю жизнь маяться будешь, расхлебывать результаты своей мягкотелости. Ну, допустим, бросишь ты сейчас работу, запрешь себя в четырех стенах. И чем, скажи на милость, ты будешь заниматься? Детей воспитывать?

— Барс не хочет детей.

— Еще интереснее! Значит, ему нужна домработница, при этом еще и забесплатно, а он будет жить полноценной жизнью и только пальцем указывать, что тебе делать. Нечего сказать, хорошо устроился! А ты не думала, что он в итоге еще и все твои траты станет контролировать? Деньги-то он будет зарабатывать, а не ты!

— Что же делать?

— Делай то, что тебе душа подсказывает. Наступать на горло собственной песне — это какой-то изощренный мазохизм. В любом случае твой Барс того не стоит.

Подружки еще долго сидели вместе и все никак не могли разойтись. В итоге они прогуляли две пары, съели по три десерта, а покинув университет, выпили около станции метро «для храбрости» по слабоалкогольному коктейлю.

После разговора с Майкой у Ксении стало полегче на душе, прошла противная нервная дрожь, которая била ее со вчерашнего дня. До вечера еще оставалось много времени, и Сорока решила заехать в редакцию. Там она наслушалась советов бывалых работников газетной индустрии, которые учили ее «заходить на объект с фланга и иметь его, гада, по полной программе». Под общий хохот Сережка Ким рассказал ей о своем первом интервью.