— Почему ты так серьезно сопротивляешься, Лана? Посмотри на свое лицо? Ты даже не предполагала до сегодняшнего дня, что может такое случиться, пока Брайану не пришлось защищать тебя.

— Но от этого не становится лучше.

Его челюсть сжимается.

— Я не могу работать. Я не могу сосредоточиться. На самом деле, мне кажется, что я схожу с ума, когда не уверен, что ты в безопасности и с тобой все в порядке. Ты не можешь просто согласиться на одну простую вещь, ради смеха, о которой я тебя прошу?

— Почему ты такой параноик? Существует что-то чего я должна бояться?

Он подходит ко мне почти вплотную.

— У меня есть свои причины. Ты и Сораб относитесь к моему первому приоритету.

Я смотрю на него в упор.

— Неужели я так много прошу, Лана?

— Хорошо.

Он выдыхает с облегчением.

— Благодарю тебя.

Я касаюсь его руки.

— Раньше я думал, что арабы полностью ненормальные, из-за того, что охраняют своих женщин. Теперь я знаю, что это необходимо, — он показывает пальцем на твердые мышцы живота. — Здесь.

Боже, я люблю этого мужчину так сильно, что это вызывает боль. И это на самом деле больно.


25.


Я просыпаюсь от холодного, голубоватого света утренний зари, пробивающегося через окна. Мгновение я лежу, приходя в себя, осматриваясь на искусно вырезанные столбики вокруг кровати, с балдахином, чувствуя смущение от моего окружения, и вспоминаю где мы. Мы в Бедфордшире, в старинном имении Баррингтонов, где живет сестра Блейка. Мы подъехали к кованым электрическим воротам, когда было уже темно, и вбежали вверх по изогнутой лестнице, освещенной только светом Луны. Я представляла, что мы молодые любовники в стародавние времена, встретившиеся тайно ночью. Мы упали на постель, и я занималась сексом с Блейком после того, как выпили целую бутылку винтажного шампанского прямо из горла.

Я прижимаюсь ближе к его теплому потрясающему телу, он обнимает меня, и кладет тяжелую сильную руку на живот. Я поворачиваю голову и ощущаю запах накрахмаленных простыней. Раньше моя бабушка всегда крахмалила простыни у себя дома.

Блейк предупредил меня, что я могу полностью исследовать весь дом и сад, но должна держаться подальше от западного крыла поместья, где обитает его сестра.

И сейчас я уже хочу побродить по обширному саду. Я аккуратно выбралась из объятий Блейка, пытаясь его не разбудить. Утренний воздух на удивление прохладен, поэтому быстро одеваюсь. В ногах кровати нахожу большой шерстяной плед, накидываю его на плечи и выскальзываю из комнаты. Весь дом окутан полумраком и тишиной. Я иду по коридору и останавливаюсь у красивой, спускающейся вниз лестнице и мимолетом бросаю взгляд на картины, висящие на стенах.

Меня привлекает одна в викторианском стиле, изображающая семью за завтраком. Я подхожу ближе, чтобы лучше разглядеть. Разрумянившийся мужчина близко подносит яйцо в стаканчике к своему рту, зачерпнув ложкой, с которой свисает желток. И разглядывая эту картину, я прекрасно понимаю, что она изображает семью, ни как достойную или величественную, а описывает пародию неслыханной жадности и невежества. Это настолько ироничное прославление жадности.

Мои руки скользят вниз по полированным перилам.

И я пытаюсь представить, Блейка мальчиком, бегающим по этому дому, когда я прохожу мимо музыкальной гостиной, заставленной бесценной антикварной мебелью, редкими старинными произведениями искусства, экзотическими орхидеями и ощущаю затянувшуюся печаль этого места. Ничего по-настоящему счастливого не произошло в этом поместье. Даже дети, бегающие через эти комнаты не принесли счастья, и похоже сами не были счастливы. Весь дом кричит о наболевшем и словно хочет наполниться звуком смеха.

Я вхожу в другую комнату, где по-прежнему опущены тяжелые шторы, и чувствую такое отчаянное уныние от окружающей обстановки здесь. Через эту комнату вижу фойе, которое выглядит словно панцирь улитки, висящую на стене картину Сальвадора Дали, с иссини-черными нагими танцорами, выполняющими ритуальный танец, со стороны они выглядят как оргия, которая обращена ко мне. Я пересекаю мраморный пол, выложенный черно-белой клеткой, и подхожу к входной двери.

На улице теплее, чем внутри дома. Солнце, пробивается сквозь деревья. Открывающийся вид настолько великолепен, насколько он может соответствовать такому старинному величественному дому. Я обхожу вокруг здания, восхищаясь окружающим ландшафтом. И наталкиваюсь на огромных размеров теплицу, войдя внутрь я вижу такое количество цветов, овощей, трав и фруктов, что глаза разбегаются, некоторые даже достигают потолка. В центре находится огромный искусственный пруд.

В стороне за стеклянной стеной, я вижу павлина. Я никогда не видела павлина раньше, поэтому медленно приближаюсь к нему дюйм за дюймом. Вдруг он распушает свой хвост, и я замираю в оцепенении, от того насколько он красив. Совершенно пепельно-белый павлин присоединяется к нему. Мне хочется, чтобы она тоже распушила свой хвост, но она просто стоит рядом. Инстинктивно я поднимаю глаза вверх, и вижу Блейка, стоящего за дверью, нашей спальни, выходящей на каменный балкон.

Он наблюдает за мной.

Приветствуя, я машу ему рукой, он отвечает тем же, открывая балконную дверь и выходя наружу. Без рубашки, он стоит наверху и смотрит на меня. Я с трудом делаю вдох от его вида. Он стоит на балконе, и я обращаю внимание, насколько точно он вписывается в окружающий его интерьер особняка, он словно неотъемлемая часть всего этого. Мне кажется, что задний план, возвышающийся за ним, словно лапа с когтями, которая крепкой хваткой держит его в своем великолепном окружении, показывая его полную принадлежность этому месту. Он отличается от меня во всем. Я представляю, как он видит меня со своего балкона, женщина, закутавшаяся в плед. Я не имею царственную осанку и не произвожу сильное впечатление, я выгляжу аутсайдером.

После великолепного завтрака Блейк ведет меня, познакомиться с сестрой.

В гостиной, выполненной в нежно-розовых тонах, мы ожидаем ее. Она появляется в сопровождение медсестры и одета в длинное платье и синий свитер, ее волосы заколоты бабочкой. У нее такие же голубые глаза, как у Блейка, но на этом сходство и заканчивается, у нее слишком низко посажены брови и выпирающий лоб, очень бледная кожа.

— Привет, Банни, — тихо говорит Блейк.

Она застенчиво опускает подбородок.

— Все хорошо. Твой брат пришел повидать тебя. Разве это не приятно? — спрашивает медсестра.

Она энергично кивает.

— Ты хочешь показать ему свой зоопарк?

Она снова кивает и улыбается.

— Может ты хочешь показать ему некоторые приемы, которым научила своих животных.

Она сияюще улыбается немного волнуясь.

Блейк подходит к ней.

— Не покажешь ли ты мне своих животных и моей подруге тоже?

Впервые ее глаза останавливаются на мне. Я улыбаюсь.

— Привет, — говорю я.

Она начинает трясти головой и смущенно улыбаться.

— Пойдем, — говорит Блейк, и берет ее за руку.

Она молча кладет свою бледную руку в его, и мы выходим на улицу, и направляемся в сторону белого шатра. Внутри вокруг круга, посыпанного песком, в центре, стоят стульчики, на которые мы опускаемся и начинаем смотреть представление. Элизабет входит на арену, хлопает в ладоши, появляется лошадь, которая начинает бегать по кругу. Она пускается в галоп, потом переходит на рысь по арене и так несколько раз, пока не останавливается в нескольких футах перед ней. Девушка поднимает руку, и лошадь встает на дыбы, колотя по воздуху копытами. Она опускает руку, и лошадь подходит к ней, беря кусочек сахара из ее рук. Лошадь очень аккуратно берет свое угощение, и Элизабет поворачивается к нам с гордостью улыбаясь.

— Великолепно, — поздравляет Блейк.

Элизабет радостно хлопает в ладоши от восторга.

Я действительно поражена. Меня впечатлила эта женщина, с умственными способностями ребенка, так успешно обучающая животных, выполнять разные трюки и при этом беспрекословно повиноваться ей. Следующим на арену выходит индийский слон, который садиться на тумбу и крутиться на задних лапах, затем появляется милый пес, танцующий под ее команды, и обезьянка, крутящая педали на велосипеде.

Когда шоу заканчивается, Элизабет хватает Блейка за руку, и тянет из шатра. Блейк жестом показывает мне, чтобы я следовала за ними. Она ведет его в свою спальню, отделанную исключительно в розовых тонах, наполненную куклами, детскими книгами и лошадкой-качалкой, специально сделанной для взрослого человека. Взяв расческу, со своего туалетного столика, она кладет ее ему в руку и, как ребенок с нетерпением садится на краешек крови.

Блейк выглядит удивленным, неужели она до сих пор помнит, тот ритуал, который он совершал много лет назад, но потом он молча садится позади нее. Нежно вытаскивает бабочку зажим из ее волос, и начинает расчесывать по всей длине ее густые, темные волосы.


Элизабет хватает его за рубашку, начинает рыдать, и не собирается отпускать, когда мы собираемся уходить. У нее начинается истерика, когда медсестра и прислуга пытаются оторвать ее от брата, и ей вкалывают снотворное. В машине стоит полная тишина, Блейк кажется задумчивым, погруженным в свои собственные мысли. Она с таким отчаянием вцепилась в него, что это заставило меня почувствовать жуткий стресс.

— Это фантастика, как она натренировала всех этих животных, правда ведь? – спрашиваю я, пытаясь вывести его из грустных мыслей.

— Она не обучала их. Профессиональный дрессировщик обучил их этому, просто каждый делает вид, что это сделала она.