— Так как же, Алена? Вы ничего не заметили? — снова уставился на меня Голубчик с видом государственного прокурора.

И я уверенно тряхнула головой:

— Нет, ничего такого я не заметила. По-моему, она просто немного устала. Да и солнце было очень яркое, наверно, у нее голова разболелась.

Ни слова о произошедшей днем «встрече на Эльбе». По крайней мере, пока сама не разберусь, что за отношения связывают итальянскую напыщенную синьору и российского зашуганного неудачника, и не соображу, как лучше использовать такую ценную информацию. Ответ же на этот животрепещущий вопрос следовало поискать в черной клеенчатой тетради.

8

…


Я взбегаю по крутой деревянной лестнице. Ступеньки стонут и кряхтят под ногами. Я знаю, что он догонит меня, но все равно на всякий случай перевешиваюсь через перила и кричу вниз:

— Не поймаешь!

Проскакиваю площадку второго этажа и несусь выше, на чердак. Влетаю в низкую комнатушку под крышей с покатым дощатым потолком. Старая скрипучая дверь захлопывается за мной. Я стою посреди комнаты, жадно вдыхая пряный запах слежавшейся соломы, сердце подпрыгивает от быстрого бега. За маленьким низким оконцем шуршат капли дождя.

Дверь снова хлопает. Я слышу его прерывистое дыхание, стою все так же, не оборачиваясь, не сводя глаз со стекающей по ветвистой трещине на стекле капле воды. Он приближается бесшумно, как опытный хищник, и я вздрагиваю, почувствовав прикосновение его губ к шее. Руки его стаскивают с меня через голову колючий свитер, я подчиняюсь его движениям, как тряпичная кукла. У меня нет больше своей воли, я хочу делать лишь то, что велит мне он.

Он целует между лопаток. Лицо влажное от дождя, ресницы трепещут на моей коже. Потом разворачивает меня к себе, приникает к губам, и в животе у меня вспыхивает пламя. Мне кажется, что от наших прижатых друг к другу тел сейчас посыплются искры и загорится солома на полу. Пальцы мои, выпачканные в золе, оставляют темные следы на его коже, будто нас и в самом деле опалило огнем, и у губ его горьковатый дымный привкус.

Колени мои дрожат, и он осторожно опускает меня прямо на пол. Сухие травинки щекочут спину. На секунду мне становится холодно, но вот он прижимается ко мне, снова обжигая. Я больше не знаю, где я и где он. Я чувствую, как исчезает, испаряется моя душа, и словно со стороны слышу собственный хриплый крик.

Потом мы лежим, сраженные, остывающие, медленно возвращающиеся в себя. Дождь кончился, и в окно бьет солнечный луч, дробясь в мокром стекле на тысячи радужных осколков. Я закидываю руки за голову и потягиваюсь, учась снова, клетка за клеткой, ощущать собственное тело.

— Стой! — вдруг говорит он. — Не двигайся!

И я застываю на полу. Он торопливыми судорожными движениями нашаривает джинсы, достает из кармана огрызок карандаша, отдирает от покрывающих стены выцветших обоев неровный кусок и принимается рисовать, изредка быстро поглядывая на меня из-под упавших на лоб спутанных влажных волос. В серьезных прищуренных глазах его солнце зажигает изумрудные искры, сильные умелые пальцы скользят по бумаге. Я смотрю на него из-под полуопущенных ресниц. Я еще не знаю, что когда-нибудь буду исступленно ненавидеть это прекрасное точеное лицо греческого бога и больше всего на свете захочу уничтожить его, стереть навсегда из своей памяти.


— Светка, давай еще разок для верности! — попросила Тата и опустила руки на клавиши пианино.

— Нет! Не могу больше. Надоело!

Семнадцатилетняя Света повалилась в кресло, закинула ноги на подлокотник и принялась смотреть в потолок. Тата неодобрительно покачала головой. В их отношениях давно уже выработались неизменные роли: Тата — серьезная рассудительная наставница, Светлана — очаровательная взбалмошная сумасбродка. За многолетнюю дружбу эти роли так закрепились за ними, что сейчас стало уже непонятно, так ли уж нужна постоянная опека легкомысленной Свете и действительно ли Тата такая обязательная и ответственная, или девушки просто продолжают по инерции двигаться в заданном раз и навсегда направлении.

Теперь, когда Светлане в самое ближайшее время предстояли вступительные экзамены на вокальное отделение консерватории, Тату приставили к ней заботливые родители в качестве стража-репетитора. В ее задачи входило следить, чтобы абитуриентка не удрала гулять и не слонялась целыми днями без дела, а занималась и занималась. Ирония ситуации заключалась в том, что Светка, бессменная участница всех школьных концертов, лауреатка многочисленных детских конкурсов, ни капли не боялась предстоящих экзаменов и готовиться не желала. В совместных занятиях была скорее заинтересована Тата, собиравшаяся попытать счастья в консерватории уже в третий раз. Бог весть отчего она, обладавшая не слишком сильным, хотя чистым и приятным голосом, решила тоже идти на вокал. Должно быть, вслед за Светкой, которая с самого детства иной карьеры для себя и не мыслила, заразив этой мечтой и неизменную строгую подругу-дуэнью.

* * *

— Удивляюсь я тебе, — вздохнула Тата. — Вступительные экзамены в консерваторию через три недели, а ты…

— Да брось ты напрягаться. Поступим мы! А если ты опять провалишься, так папа поговорит с этим старым хрычом, который там главный в комиссии.

— Ну, не знаю, — возразила Тата. — Хорошо бы, конечно. Ну, ты все-таки помоги мне, давай вместе, у меня с тобой лучше получается.

Она по-дирижерски плавно взмахнула руками. Светка быстро выпрямилась в кресле и стрельнула хитрыми глазами на подругу.

— Ладно-ладно, позанимаемся еще часок. Только если ты для меня кое-что сделаешь!

— Ишь чего захотела, — взъерепенилась Тата. — Откуда я знаю, чего ты попросишь?

— Ладно, — с деланым равнодушием заявила Светлана, вальяжно откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

Методы воздействия на подругу она за эти десять лет выучила назубок. Тата действительно недолго выдерживала характер и вскоре бросила играть и повернулась к Свете:

— Ну говори давай, что ты там еще замыслила.

Светлана торжествующе хихикнула, подскочила к подруге, присела на корточки и, ласкаясь, как озорной котенок, положила той на колени свою встрепанную голову.

— Попроси у папы ключи от дачи на выходные. Скажи, что мы поедем втроем — я, ты и твой жених.

— Жених? — изумилась Тата. — Что еще за жених?

— Ну как будто бы твой жених… А на самом деле, это будет Женя — помнишь, тот парень, с которым мы на пароходике познакомились? Папа никогда в жизни не разрешит, если я скажу, что это мой знакомый. А тебе он позволит, он говорит, тебе можно доверять. К тому же тебе ведь уже девятнадцать, у тебя может и правда быть жених.

— Чего удумала! — нахмурилась Тата. — Не стану я отцу твоему врать, он меня вмиг раскусит. Да и потом… Неизвестно еще, что это за Женя. Он там дом обчистит, а мне потом отвечать.

— Таточка, миленькая, хорошенькая, — скороговоркой зачастила Света. — Ну пожа-а-алуйста. Он не неизвестно какой Женя, он умный очень и талантливый. Знаешь, как он рисует? Я попрошу, он твой портрет напишет, сама убедишься! Ну поговори с папой, что тебе, жалко?

— И не проси! — отрезала Тата.

* * *

Через два часа Тата и Женя уже стояли навытяжку перед отставным генералом Полетаевым. Седовласый воин, добродушно сощурившись, изучал их цепкими хитрыми глазами:

— На дачу, значит, собрались, голуби? Ну что ж, дело молодое, — он гоготнул басом. — А ты, выходит, Таткин жених будешь?

Он пристально уставился на Женю. Высокий темноволосый парень, поборов смущение, заученным жестом положил руку девушке на талию и отрапортовал:

— Так точно.

— «Так точно», — беззлобно передразнил Полетаев. — Сразу видно, не служил. Ты смотри мне, друг сердечный, Татку не обижай, она у нас как родная в семье.

— Буду стараться, товарищ генерал, — комично вытянулся Женя.

Полетаев тяжело поднялся из-за стола, отпер секретер и, достав оттуда связку ключей, протянул ее Тате.

— Что ж, поезжайте, голуби, поезжайте. Да не больно там милуйтесь. За Светкой присматривать не забывайте, чтоб без вашего глаза никуда.

— Ну что вы, Алексей Степанович, — заверила раскрасневшаяся Тата. — Я с нее глаз не спущу, вы же меня знаете.

— Знаю, знаю, — улыбаясь, похлопал ее по плечу Полетаев. — С тобой хоть в разведку. Ну, летите, голуби, пока я не передумал.

Тата и Женя поспешно выскочили из кабинета. Едва дверь за ними захлопнулась, Женя снял руку с Татиной талии, пробормотав:

— Извини, это я для достоверности.

— Я поняла, — как-то слишком уж ядовито отозвалась девушка.

В коридоре, чуть не подпрыгивая от нетерпения, ждала Светка.

— Ну что? Что? — накинулась она на них. — Разрешил?

— Разрешил-разрешил, — сдержанно кивнула Тата.

Ей вся эта афера решительно не нравилась. Светка пискнула от восторга и, порывисто обняв подругу, чмокнула ее в щеку.

— Вот чумовая, — невольно расплываясь в улыбке, протянула Тата.

— Значит, едем? — спросил Женя.

— Едем! — со счастливой улыбкой кивнула Светка.

Женя, поймав ее руку, быстро сжал тонкие белые пальцы девушки. Та, вспыхнув, спрятала глаза.

* * *

Костер развели в глубине участка. Дров натаскали из соседнего леса. Тата умело нанизывала мясо на шампуры, заворачивала в фольгу картофелины. Женя возился с бутылками. А Светка, сидя на бревне, плела венок из собранных у леса цветов — васильков, ромашек, диких гвоздик. За толстыми корявыми яблоневыми стволами желтел небольшой двухэтажный домик с островерхой крышей.

— Этот дом еще мой дед строил, — сообщила Светка Жене. — Это тебе не какой-нибудь дачный домик, там и погреб есть, и печка. Отцу уже сколько раз в минобороне предлагали участок дать в закрытом поселке. Там и охрана, и чистота, и чужих нет…