На это Ченс ничего не ответил. Он стоял, уставившись в одну точку, и лихорадочно соображал. Она приперла его к стенке.

Сэм неловко переступил с ноги на ногу.

– Тебя подождать?

– Нет, – бросил он спокойно и твердо. – Мне надо кое-что обдумать.

Поколебавшись, Сэм оставил его одного.

44

Ночной сумрак запечатал черными ладонями окна библиотеки. Флейм, плотно прижимая к уху телефонную трубку и неподвижно застыв от ледяной ярости, ждала, когда знакомый голос завершит угрожающую фразу. После того как раздался слабый щелчок, означавщий, что связь прервана, она повесила трубку и нажала на кнопку перемотки на подключенном к телефону магнитофоне. Послышалось короткое урчание пленки, потом щелчок – перемотка закончилась. Флейм прослушала запись, убедившись, что записано каждое слово, отмотала на начало и, сняв телефонную трубку, набрала номер по записной книжке.

– Да? Стюарт.

Этот резкий, нетерпеливый голос принадлежал Ченсу. Она холодно улыбнулась.

– Поразительно. Ты так быстро ответил, что, верно, сидишь на телефоне в буквальном смысле слова. Или, может, ты только что кому-то звонил?

– Флейм? – В голосе слышалось явное удивление.

– Ты не ожидал, что я позвоню, да? – вкрадчиво проговорила она. – А я вот решила позвонить и сказать тебе, что обо всем догадалась. Только ничего у тебя не выйдет, так что можешь не утруждать себя угрозами по телефону. Ты не получишь Морганс-Уок, даже если тебе удастся меня убить.

– Убить тебя? О чем ты говоришь? Какие звонки?

Она улыбнулась шире.

– Другого я от тебя и не ждала. Ведь ты учил меня блефовать и притворяться, будто я ничего не знаю.

– Черт возьми, я ничего не понимаю, – рявкнул он.

– Может, это освежит твою память.

Флейм поднесла телефонную трубку к магнитофону и включила запись, снова ощутив, как по коже пробежал холодок при звуках мертвящего, монотонного голоса: «Удача тебе изменила. Я остановлю тебя навсегда».

– Господи, что это за голос?

– То, что он не принадлежит тебе, это точно. К тому же так гораздо безопаснее. Но тебя это не спасет. Полиция получит копию пленки. Им известно о предыдущих покушениях на мою жизнь. Если со мной что-нибудь случится, Ченс, полиция выйдет прямо на тебя. А я, по крайней мере, буду знать, что ты никогда не получишь Морганс-Уок. – Она помолчала, вспомнив последнюю угрозу. – Тебе не остановить меня. Это я тебя остановлю.

Она повесила трубку, с удивлением обнаружив, что у нее дрожит рука. Подержав ее на телефоне, она вынула из магнитофона кассету, а из ящика стола – конверт и лист бумаги. Запретив себе отвлекаться на какие-либо мысли, она развернулась на стуле и вставила листок в портативную пишущую машинку, которую привезла с собой. С жутковатой отрешенностью Флейм перечислила относящиеся к делу подробности: время угрозы, ее содержание, последующий звонок Ченсу и ее нынешнее действие. Вынув листок из машинки, она поставила подпись и плату, спрятала его в конверт вместе с кассетой и заклеила его.

Со странным чувством приближающейся развязки она отложила конверт в сторону и откинулась на спинку стула, глядя на портрет Келла Моргана над камином.

– Обещаю тебе, – прошептала она, – Стюарт никогда не завладеет Морганс-Уоком.

Она ощутила спокойствие, опустошенность, полную бесчувственность. Она так долго не желала верить в то, что Ченс способен на подобную низость, что теперь, когда она вынуждена была это признать, ее оставили последние силы. Она осознала, что в глубине души всегда верила: он любит ее, несмотря на обман и предательство. Но он не любил. Теперь она это ясно видела. Ее последние иллюзии исчезли. Она продолжала смотреть на портрет.

– Ты пережил нечто подобное, правда? Энн тоже тебя не любила. И так же, как и я, ты остался один в этом доме. Твои родители давным-давно умерли, а Кристофер бежал от твоей боли и ненависти, точно так же, как… – Она закрыла глаза, что-то сдавило ей горло. – Точно так же, как Мальком.

Боже, в кого она превратилась? В холодную, озлобившуюся женщину во власти навязчивой идеи об отмщении. Она вспомнила семью Краудеров и решимость их дочери сохранить землю и свою решимость отнять ее у них. Мальком был прав – она стала беспощадной и мстительной. Она ненавидела Ченса, но ничем от него не отличалась.

Как ни странно, она ощущала себя уже мертвой – в ней не осталось ни чувств, ни любви. Ее ждали дела, но сейчас, когда она смотрела на портрет, они казались мелкими и незначительными.

Наконец ее вывел из оцепенения бой старинных часов в передней. Она выпрямилась и потерла лоб, затем взяла доклад Карла, который читала, когда зазвонил телефон. Но не могла на нем сосредоточиться.

Из глубины дома донесся протяжный звук, похожий на скрип дверных петель. Флейм прислушалась – верно, это просто застонал старый дом. Однако ее инстинкты напряглись – теперь она слышала десятки других звуков: от громкого биения своего сердца до тихого шелеста бумаги у нее в руке.

Тут в кустах за окном раздался какой-то шум, и Флейм вздрогнула. В окне показалось чье-то лицо! Ченс!.. Потрясенная, она всматривалась в синеву его глаз; его твердое худое лицо выражало нетерпение и гнев. Она заметила у него в руке пистолет. Взглянув на портрет над камином, она прочла страх в глазах Келла Моргана. Она снова посмотрела на Ченса. Он что-то прокричал и дернул за оконную ручку, но толстое стекло поглотило звук его голоса.

Забыв о докладе, она схватила телефонную трубку и начала набирать номер Чарли, но гудков не было. Она нажала на рычаг. Безрезультатно. Телефон молчал. Когда она поднималась со стула, Ченс с силой барабанил по стеклу, явно намереваясь влезть. Ее ноги словно налились свинцом, а стол, казалось, разросся до невероятных размеров, когда она пыталась из-за него выйти, чтобы добраться до дверей.

На сей раз он крикнул так громко, что она расслышала:

– Флейм, нет!!!

Она смотрела на него всего лишь долю секунды, затем повернулась к дверям. Фигура в черном с пистолетом в руках загораживала дверной проем. В следующее мгновение во Флейм что-то вонзилось. Сквозь туман до нее донесся выстрел и звук бьющегося стекла, а потом она повалилась куда-то вниз… вниз… вниз… в качающуюся, черную бездну.

45

Чьи-то сильные пальцы сжимали ей руку, их тепло проникало в нее, и она пошевелилась. Она медленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, приходила в себя. Разомкнув тяжелые веки, Флейм сфокусировала взгляд на мужской фигуре около больничной кровати.

– Эллери, я думала…

Поплыли смутные воспоминания… фигура в черном… пистолет… Ченс пытался ее убить. Она находилась в больнице. Она вспомнила склоненное над ней, улыбающееся лицо медсестры, которая сказала, что операция прошла успешно и теперь все будет хорошо. Она взглянула на капельницу, присоединенную трубочкой к ее руке, потом нахмурилась.

– Как ты сюда попал?

– Бен позвонил Малькому, а Мальком мне. Я вылетел ночным рейсом, и вот я здесь. – Его обычно циничный рот изогнулся в нежной улыбке. – Ты нас изрядно перепугала, но ты выкарабкаешься. Пуля задела артерию, не коснувшись жизненно важных органов. Ты потеряла много своей голубой крови, но врач говорит, что, вероятно, уже через пару дней ты будешь на ногах.

– Ченса… арестовали? – Она с трудом произнесла этот вопрос, так как должна была знать правду.

– Ченса? – Он удивленно поднял брови. – С какой стати? – Его лицо погрустнело. – Или в Оклахоме спасение чужой жизни считается преступлением? Моя дорогая, если бы не Стюарт, ты бы истекла кровью до того, как приехала «скорая помощь».

– Но… – Она нахмурилась, стараясь решить эту головоломку. – Он был там, Эллери. И у него был пистолет. Я видела.

– Бедняжка Флейм. – Он легонько сжал ее руку, в его глазах мелькнула жалость. – Ты, наверное, думала, что он был с ней заодно. Это не так. Он примчался, чтобы ей помешать.

– Ей? – Окончательно сбитая с толку, она смотрела ему в лицо, желая и боясь верить. – О ком ты?

Она лихорадочно соображала. Мэттьюс или Мэксайн? Но если Ченс действительно пытался помешать одной из них, как ему стало известно о ее намерении… если он не состоял с ней в заговоре? А может, это была Лючанна? Но зачем ей хотеть ее смерти? Ченс не любит ее… или любит? В последнем слове было скрыто столько хрупкой надежды, что Флейм опять ощутила боль во всем теле. Если он в самом деле ее спас, значит, она ему не безразлична? О, Боже, пусть будет так.

– Я говорю о секретарше Стюарта, Молли Мэлом, – мягко ответил Эллери.

– Молли? – Она отказывалась что-либо понимать. – Но почему? Зачем ей понадобилось меня убивать? Я не сделала ей ничего плохого.

– Не ей – Стюарту.

При этих словах она задержала дыхание, внезапно вспомнив слова Ченса: «Молли вполне может сойти за свекровь», и Сэма: «Ченс ей как сын, вся ее жизнь посвящена ему, его враги становятся ее врагами».

Эллери продолжал:

– Насколько я понимаю, она считала, что Морганс-Уок по праву принадлежит Стюарту и если она тебя устранит, то восстановит справедливость. Кроме того, еще одна женщина из рода Морганов перестанет причинять ему страдания.

– Как Хэтти, – прошептала она и, прижав голову к подушке, со слезами на глазах уставилась в потолок.

Хэтти ненавидела его: а сколько раз Бен Кэнон замечал, что Флейм стала такой же, как Хэтти. Она вспомнила, как однажды – в день похорон Хэтти – Ченс рассказывал о своем детстве, о беспощадности Хэтти и о том, что ей было все равно, какую фамилию носила его мать – он-то был Стюартом, и за это она превращала его жизнь в ад. А Флейм ответила ему жестоким презрением.

– Ну и натворила я дел, Эллери. Ты только взгляни, в кого я превратилась. – Посмотрев на него сквозь слезы, она ухватила его за руку. – И он еще меня защищал. – Она попыталась улыбнуться, но у нее лишь задрожал подбородок. – А как он узнал о ее намерениях?