– Для того чтобы возбудить дело о попытке убийства, надо сперва доказать, что звонил водитель машины. Мы могли бы установить подслушивающее устройство и фиксировать все ваши звонки, но, судя по вашим словам, звонивший никогда не говорит дольше пятнадцати-двадцати секунд. А значит, мы не успеем определить его номер.

По мере того как до Флейм доходил смысл сказанного, ей становилось все больше не по себе.

– А если определите, то что?

Детектив был явно смущен, и за него ответил Бен Кэнон:

– Звонившего, вероятно, обвинят в хулиганстве.

– В хулиганстве, – озадаченно повторила она.

– Если не удастся доказать, что звонивший и водитель машины, пытавшейся вас сбить, – одно и то же лицо, – объяснил детектив. – Простите, мисс Беннет, но покуда преступление не совершено…

– Иными словами, пока этот человек меня не убьет, вы ничего не сможете сделать. – Флейм трясло от гнева и жуткого ощущения полной беспомощности.

Детектив отмолчался, закрыв блокнот и убрав его в карман пиджака.

– Если вспомните что-нибудь важное, вот вам моя карточка. Вы знаете, как со мной связаться. И если звонки с угрозами повторятся, запишите время и точный текст и держите меня в курсе дела.

Бен встал.

– Я провожу вас, мистер Барнс.

– В этом нет нужды. – Детектив поднялся с кресла и вежливо поклонился Флейм. – Я сам найду дорогу.

В гостиной воцарилось молчание, нарушаемое только доносившимся из передней звуком шагов, затем раздался щелчок захлопнувшейся двери. Флейм чувствовала, что Чарли и Бен не отрывают от нее глаз.

– По-моему, ясно, что от полиции мало толку. – Она старалась говорить небрежно и насмешливо, но получилось резко и взвинченно.

– Вы думаете, это Ченс, верно? – осведомился Бен.

– Не знаю, что и думать, – ответила она таким же звенящим голосом.

Она не хотела верить, что за этим стоит Ченс, даже если альтернативы и не было. Ведь он поклялся ее остановить. И все же она не могла представить себе, что ради этого он способен прибегнуть к насилию. Неужели она до такой степени в нем ошиблась?

– Флейм, я… – начал Бен.

Но она его оборвала:

– Простите, но я не в силах больше обсуждать эту тему. Я устала и… просто хочу переодеться. – «И забыть», – подумала она, хотя знала, что это совершенно невозможно.

41

С легкостью и проворством, которые даются многолетним опытом, Чарли Рэйнуотер наклонился и оттянул задвижку ворот на выгоне, не сходя с лошади. Флейм ждала, восседая на своем жеребце, пока он их распахнет. Проехав в ворота, она посторонилась, уступая дорогу Чарли, который закрыл их с обратной стороны, опять-таки не спешиваясь. Убедившись, что задвижка на месте, он выпрямился в седле и посмотрел на пару беломордых телят, резвившихся под любящими взглядами своих херфордских мамаш.

– Моим старым глазам никогда не надоест это зрелище, – заявил Чарли, отъехав от ворот и присоединившись к Флейм. Его блекло-голубые глаза задумчиво смотрели на нее. – Вы на самом деле собираетесь осуществить свой план застройки?

– Если сумею. – «Если меня не успеют убить», – подумала она. Воспоминания о недавней встрече со смертью были еще слишком свежи.

Последние пять дней Флейм ни на чем другом не могла сосредоточиться, она стала взвинченной, раздражительной и подозревала всех и вся. Она заставила Чарли и Бена поклясться хранить тайну – они обязались не упоминать о телефонных звонкахи, о покушении на ее жизнь никому, включая Малькома. Если он узнает, то наверняка потребует ее возвращения в Сан-Франциско. Она же считала, что бежать от этих угроз равнозначно капитуляции, а капитулировать она не собиралась. Кроме того, нельзя было полностью сбрасывать со счетов возможную причастность жены Малькома ко всему этому. Как, впрочем, и Мэксайн, которая нянчила Ченса с малолетства и была убеждена, что Морганс-Уок должен был достаться ему. Или Лючанны Колтон, которая хотела раз и навсегда вычеркнуть Флейм из жизни Ченса. Это мог быть и какой-нибудь сумасшедший защитник экологии, стремившийся воспрепятствовать строительству плотины и созданию озера. Черт побери, это мог быть кто угодно. А не один только Ченс.

Окончательно запутавшись, Флейм направила лошадь к величественному особняку, стоявшему на вершине покатого холма и словно свысока взирающему на долину – к особняку, спроектированному и выстроенному ее прадедом. Вдруг ее осенило. Морганс-Уок должен был перейти к кровному родственнику! Все это время Ченс был явным подозреваемым, но только сейчас она поняла, что у него были действительно все основания желать ее смерти – Морганс-Уок автоматически достанется ему. Факты говорили сами за себя: он один окажется в выигрыше, если она сложит оружие или погибнет.

Однако, вспоминая их близость, нежную силу его рук и их ласковые прикосновения, Флейм, как ни старалась, не могла поверить в то, что Ченс способен принести ей физические страдания. Он пытался ее запугать. Вот чего он добивался. Он думал, что от страха она задерет лапки кверху. Тут она разозлилась – как он мог вообразить, что ее можно сломить угрозой насилия. С другой стороны, что в этом удивительного? Он не в первый раз ее недооценивает.

Она была настолько поглощена этими мыслями, что едва расслышала слова Чарли:

– Всякий раз, когда я смотрю на коров на зеленом пастбище, я пытаюсь представить себе кучку богачей, разъезжающих здесь на электрических картингах за мячом для гольфа. Но никак мне это не удается. Я вижу лишь реку, деревья и скотину. – Его лошадь фыркнула и прижала уши. – Похоже, у вас гости, мисс Флейм.

– Что? – Флейм, нахмурившись, смотрела на него отсутствующим взглядом.

– Я говорю, у вас гости. – Он кивнул в сторону запыленного пикапа, стоявшего перед домом.

– Интересно, кто бы это мог быть?

Кто-то стоял у входной двери – женщина. Похоже, Мэксайн с ней спорила. Флейм пришпорила лошадь, и та припустилась рысью через лужайку; густая трава поглощала стук копыт коня Чарли.

Приближаясь к дому, Флейм услышала разгневанный женский голос:

– Я знаю, что она здесь. Отправляйтесь к ней и скажите, что я никуда не уеду, пока с ней не поговорю!

– Да нет ее, – утверждала Мэксайн. – Она уехала… – тут она осеклась, завидев Флейм и Чарли.

Женщина обернулась, и Флейм, осадив лошадь у самого крыльца, смогла как следует ее разглядеть. Женщине было чуть больше тридцати, ее отличали высокий рост и крепкое телосложание, она была в синтетических трикотажных брюках с простроченными стрелками и хлопчатобумажной цветной блузке навыпуск, которая ее полнила. Светло-каштановые волосы были коротко подстрижены и мелко завиты – такая прическа не требовала особого ухода. Выражение ее лица было сердитым, губы плотно сжаты.

– В чем дело, Мэксайн? – Флейм спрыгнула с лошади и передала поводья Чарли.

– Эта особа… – начала было Мэксайн, но ей не дали договорить.

– Значит, вы и есть Беннет, новая хозяйка Морганс-Уока, – презрительно бросила женщина. – Хэтти здесь хватало места. Почему же его не хватает вам?

– По-моему, мы незнакомы.

– Нет. Вы ведь слишком важная птица, чтобы приехать к нам самой. Вы послали своего агента побренчать монетами у нас перед носом. – Она на шаг приблизилась к Флейм, на ее широком лице читалась горькая обида. – Если вы еще не догадались, я – Марта Краудер Мэттьюс.

– Дочь, – непроизвольно прошептала Флейм.

– Да, дочь, – выпалила женщина. – И говорю вам в лицо: наша ферма не продается! Не знаю, что уж вы там о себе возомнили, что позволяете себе совать нам свои деньги. Четыре поколения Краудеров обрабатывали эту землю, и наступит день, когда семейное дело продолжат мои сыновья или дочь. Здесь похоронены мои дед и прадед и будет похоронен отец. Все недоумевают, почему исчезают семейные фермы, – да потому, что их разрушают такие, как вы.

– Миссис Краудер… миссис Мэттьюс, – быстро поправилась Флейм. – Я не пытаюсь разрушить…

Но женщина не желала слушать.

– Сегодня утром я выставила вашего агента вон. И если только он еще раз явится и начнет приставать к отцу насчет продажи земли и портить ему настроение, дескать, отец не может как следует позаботиться о семье, – вы будете иметь дело со мной! Так что я вас предупреждаю: прекратите и лучше не упрямьтесь.

Флейм вздрогнула – последняя фраза почти слово в слово совпадала с угрозами, которые она получила по телефону. Не эта ли женщина ей звонила? И столкнула ее с дороги? При воспоминании о жутких секундах, когда на нее налетела машина, Флейм рассвирепела.

– Не угрожайте мне, миссис Мэттьюс.

– Я и не угрожаю, а просто говорю! – сказала та и, сойдя с крыльца, направилась прямо к грузовичку, покрытому слоем красной пыли.

– Похоже, вам не получить землю Краудеров, – заметил Чарли, лениво прислонившийся к седлу.

Она метнула на него острый взгляд – всякое сочувствие к женщине бесследно исчезло после очередной угрозы.

– Еще посмотрим.

– О чем спор?

При этом осторожном вопросе Мэксайн Флейм поняла, что экономка все слышала.

– Вас это не касается, – обронила она, поднимаясь на крыльцо и стаскивая перчатки. – Вы разобрали коробки наверху? Завтра вечером приезжает мистер Пауэлл, и я не хочу, чтобы он застал такой кавардак.

– Нет еще, мэм, но все будет убрано.


Прогрохотавший вдалеке гром почти заглушил звук мотора, когда Чарли подал «линкольн» к дому. Подойдя к окну передней, Флейм взглянула на зловещие черные тучи, затянувшие небо. Однако дождь еще не начался, а потому она не стала надевать перекинутый через руку плащ и не раскрыла зонтик. Приблизившись к подножию лестницы, она крикнула:

– Мэксайн, я уезжаю в аэропорт встречать мистера Пауэлла. Поменяете полотенца и можете идти домой.

Сверху донесся приглушенный ответ, подтвердивший, что Мэксайн все поняла. Флейм уже направилась к двери, когда зазвонил телефон. Поколебавшись, она подошла к столику и сняла трубку.