– Если это шутка, – возмущенно выкрикнула она в трубку, – то неудачная.

Но ответа не последовало, раздался лишь легкий щелчок, означавший, что связь прервалась. Флейм еще некоторое время сжимала трубку, затем с силой швырнула ее на телефон. Кто этим занимается? «Ястребиный нос»? Но зачем? Сначала он предостерегал, чтобы она держалась от него подальше. Тогда она решила, что речь идет о Ченсе. О Ченсе ли? Теперь он требует, чтобы она прекратила. Что? Какая-то бессмыслица. Одно с другим не увязывается.

А если это не «ястребиный нос», то кто же? Ченс? Он пытался ей угрожать в тот вечер в опере. Может, таким образом он хочет ее запугать? Возможно. Однако, как она ни старалась, не могла вообразить его в подобной роли.


В среду Флейм пораньше отослала Мэксайн домой. Через двадцать минут после ее ухода зазвонил телефон. Флейм мгновенно замерла – каждый ее нерв натянулся. Она не отрывала глаз от телефона, который зазвонил во второй раз. Звонков с угрозами не было вот уже три дня. Значит ли это, что они прекратились? Или опять повторяются? Ругая себя за нервозность, она сняла трубку.

– Кто у телефона? – Секундное молчание. – Я…

– Флейм? Это ты?

– Мальком… – Узнав его голос, она устыдилась своей агрессивности. Эти звонки встревожили ее сильнее, чем она думала. – Извини, я не знала, что это ты.

– Ты ждешь какого-нибудь звонка?

– Неважно. – Ей не хотелось вдаваться в подробности по этому поводу. Надо было обсудить множество других, более важных вещей. – Я рада тебя слышать. Я собиралась позвонить тебе позже, вечером. Как дела? Все в порядке?

– Все замечательно… Разве что ленчи стали сухими и скучнющими.

– Значит, такую ты водишь компанию.

– Это точно, – согласился Мальком.

– Слушай, у меня хорошие новости. Мы подписываем договор на покупку еще одного участка. По крайней мере, есть устная договоренность. Сейчас Бен составляет соглашение, и сегодня за ужином мы его обговорим. Надеюсь, что утром смогу прислать тебе текст телексом.

– А почему бы тебе не прихватить его с собой в пятницу? Один день погоды не сделает.

Флейм опешила, не понимая, о чем идет речь. Потом вспомнила свое обещание вернуться на уик-энд, чтобы покончить с делами.

– Я не могу приехать, Мальком. Извини. Но тут полно дел.

– Это доходит до смешного, Флейм. – Тон Малькома выдавал его дурное настроение. – Ты была слишком занята, чтобы повидать меня перед отъездом. Теперь ты слишком занята, чтобы вернуться. За последнюю неделю ты ни разу не сказала мне, что скучаешь. Мы заключили договор, Флейм, но эти междугородные переговоры в него не входили.

– Поверь, мне это тоже не доставляет никакого удовольствия. Я скучаю по тебе, Мальком. Пусть я в этом не признавалась, но ты и представить себе не можешь, сколько раз я жалела о том, что тебя нет рядом. Ты мне нужен, нам столько всего надо обсудить. Похоже, возникает проблема с приобретением собственности Краудеров. Они отвергли наше последнее предложение. Я знаю, что они нуждаются в деньгах. У них нет медицинской страховки, а между тем они задолжали больнице изрядную сумму за операцию, которую сделали мистеру Краудеру в прошлом году. Медицинские счета плюс постоянное лечение – они наверняка по уши в долгах. Я пытаюсь выяснить, сколько они должны. Наряду со всем прочим я хотела бы обговорить с тобой и это. Может быть, если мы предложим им деньги на оплату всех счетов и еще немного про запас, они согласятся продать землю. Как ты думаешь?

– Звучит вполне логично, – ответил он, с горечью думая, что он, несомненно, нужен ей, но только для деловых разговоров. Нет бы ей просто сказать, что она соскучилась.

– Это значит, что мы переплатим за ферму. Но эта земля нам насущно необходима, и, по-моему, любые затраты в конце концов окупятся. – После короткой паузы она продолжала:

– Мальком, почему бы тебе не прилететь сюда? Когда я сведу воедино все цифры, будет намного легче обсудить их с глазу на глаз, чем по телефону.

– Да уж, конечно, – сухо буркнул он.

– Мальком, я не хочу принимать это решение без тебя. Ты можешь приехать?

– На эти выходные – нет. В субботу утром мне надо быть на заседании совета директоров.

– А на следующие?

Мальком колебался. На следующий уик-энд был назначен День открытия, символизировавший начало парусного сезона в Сан-Франциско. За все годы супружества они с Дьедр ни разу не пропустили этого события и частенько устраивали приемы на борту своей яхты. Но он хотел видеть Флейм. Что случится, если он пропустит День открытия – впервые за столько лет?

– Думаю, я сумел бы вырваться.

– Превосходно. Мы включим кондиционер, погасим яркий свет и проведем уютный вечер вдвоем у камина, потягивая старый бренди, который я отыскала.

Казалось, она была счастлива. «Может, Дьедр права, – подумал Мальком, – я в самом деде стал капризным и привередливым». В конце концов, Флейм звала его. А она никогда не была беспомощной, цепляющейся за мужчину женщиной. Отчасти это-то его в ней и привлекало – ее гордость и независимость.

– Куда тебе можно позвонить сегодня вечером? – спросила она.

– Во сколько?

– Не думаю, что ужин с Беном займет больше двух часов. Я вернусь в Морганс-Уок не позднее десяти. Десять часов центрального времени.

– То есть восемь часов здесь – я ужинаю у Деборгов. Почему бы тебе не позвонить мне утром на работу?

– Первым делом, – пообещала она. – И постарайся приехать на следующие выходные, Мальком.

– Обязательно. Я хочу попробовать твой бренди у огня… рядом с тобой.

40

Когда Флейм вышла из ресторана в центре города, ее взгляд автоматически скользнул в сторону гигантского черного здания в соседнем квартале. Матовый блеск мраморного фасада словно давил на нее, а золотая буква S словно издевалась. Она резко отвернулась и стала ждать Бена.

– Спасибо за ужин, – поблагодарила она. – Он доставил мне удовольствие.

– После всех одиноких ужинов в Морганс-Уоке я подумал, что для вас это будет приятным разнообразием.

– Так оно и есть. – Она открыла сумочку и вынула оттуда ключи от машины. – Утром я позвоню Малькому и предупрежу его, что вы незамедлительно вышлете ему телексом окончательный вариант соглашения.

– Я прямо сейчас отправлюсь в контору и внесу те мелкие поправки, на которых мы остановились сегодня вечером, – ответил он, подняв кверху папку с документом. – Где вы оставили машину? Я вас к ней провожу.

– На стоянке через дорогу. – Она кивнула в сторону светло-голубого «континенталя» прямо под фонарем. – Нет нужды меня провожать, тем более что ваша контора находится в противоположном направлении.

– Просто я хотел быть галантным кавалером. – Он равнодушно пожал плечами – мол, нет так нет.

– Будьте уж лучше моим адвокатом и закончите это соглашение прежде, чем Ченс успеет встрять и увести землю у нас из-под носа.

Он усмехнулся.

– С каждым днем вы все больше мне напоминаете Хэтти. Спокойной ночи, Флейм.

Он помахал ей папкой и бодрой походкой двинулся прочь.

Рассеянно улыбнувшись, она с минуту смотрела ему вслед, затем направилась к стоянке. Яркий свет фонаря, рассеивавший ночные тени, освещал небесно-голубой «линкольн».

Флейм остановилась, чтобы отпереть дверцу автомобиля, и внезапно испытала неприятное, странное и в то же время знакомое ощущение, будто на нее смотрят. Она не испытывала его с тех пор, как уехала из Сан-Франциско, где ее преследовал «ястребиный нос». Она оглядела стоянку и улицу, ожидая увидеть, как под ее взглядом «ястребиный нос» съежится. Но кругом было пусто – ни пешеходов, ни людей в машинах, ни темных силуэтов в тени зданий.

Чуть ли не со злостью она попыталась отогнать от себя это чувство, приписав его телефонным звонкам с угрозами, которые чрезмерно взбудоражили ее воображение; она открыла дверцу и села за руль. Однако это же ощущение подгоняло ее убраться прочь со стоянки.

Через четыре квартала от ресторана в зеркале заднего вида отразился яркий свет фар идущей позади машины. Флейм мгновенно напряглась. Откуда взялась эта машина? Флейм была уверена, что на последнем перекрестке машин не было. Она появилась из небытия. «Однако, – подумала Флейм, – это абсурд – пугаться такого пустяка, как машина на улице». К счастью, до въезда на магистраль, пролегавшую между штатами, было рукой подать. По мере приближения к ней даже здесь, в тихой центральной части города, движение становилось оживленнее.

Флейм изо всех сил старалась не обращать внимания на следовавшую за ней машину, однако та тоже свернула на магистраль. Ну и что – то же самое сделала и третья машина.

Отрезок шоссе протяженностью в пятнадцать миль до ее поворота сейчас казался намного длиннее. По пути она обгоняла медленно ползущие машины, и другие машины обгоняли ее, однако зеркало заднего вида по-прежнему отражало яркий свет фар. Флейм беспрестанно твердила себе, что это могут быть фары любой другой машины.

Однако, когда машина свернула за ней на проселочную дорогу, Флейм подумала, что, пожалуй, интуиция ее не подвела – за ней следили. До Морганс-Уока оставалось пять миль – пять миль по узкому, друхрядному, почти пустынному, особенно ночью, шоссе.

Флейм становилось все больше не по себе. Она сбавила скорость, пытаясь вынудить другую машину пойти на обгон. Но та тоже притормозила. Флейм прибавила скорость – машина не отставала, сохраняя ту же короткую дистанцию. У Флейм вспотели ладони, «ястребиный нос» еще никогда не вел себя так нагло. Что изменилось? Тут она поняла, что ее преследователь, кто бы он ни был, действовал с нарочитой откровенностью, желая растревожить ее, испугать. И самое ужасное, что ему это удалось.

Флейм напряженно вглядывалась в темноту в ожидании поворота, который укажет ей расстояние до Морганс-Уока. Впереди шоссе резко уходило вправо. Флейм знала, что отсюда до подъездного пути к Морганс-Уоку меньше мили. Сбавляя скорость перед поворотом, она попыталась расслабить побелевшие пальцы, сжимавшие руль.