– Мы не сможем больше видеться, Джексон.

Он небрежно улыбнулся, не в состоянии поверить, что она и в самом деле была здесь, в его гостиничном номере. К чему сомневаться в удаче, когда прошлой ночью он сорвал банк и вышел из-за игорного стола с большим кушем!

– Когда прибывает поезд?

– По расписанию в два десять пополудни.

– Значит, у нас в запасе еще три часа. – Он бросил на пол телеграмму и завернул вуаль на поля ее шляпки. – Так не будем же терять их на разговоры, Энн!

Скоро рядом с телеграммой оказались шляпка, муфта и длинное бархатное пальто. А немного спустя – и полосатое платье переливчатого шелка, что не составило труда, покуда его губы заглушали ее слабые протесты.

Опьяненная его поцелуями, Энн ощущала во всем теле сонную невесомость. Она прильнула к нему, чтобы не упасть, он крепко обхватил ее за туго стянутую корсетом талию, его мускулистая плоть под полотном рубашки сводила Энн с ума.

Он покрывал поцелуями ее глаза, щеки, губы, а его рука скользнула к ее высокому, отделанному кружевом, воротничку. Когда верхняя пуговица была расстегнута, Энн затаила дыхание, чувствуя, что его ловкие пальцы уже принялись за следующую. Никто, кроме ее личной горничной, никогда не помогал ей раздеваться. Даже Келл такого себе не позволял. В пансионе ей внушали, что благородная женщина не должна обнажать перед мужчиной – даже перед собственным мужем – интимных частей тела. Просторные ночные сорочки с длинными рукавами и высоким воротником, какими бы неуклюжими и громоздкими они порой ни казались, помогали соблюсти целомудренность на супружеском ложе.

Но сейчас, с Джексоном, ей нечем будет прикрыть наготу. При этой мысли ее бросило в жар – предстать перед мужчиной в нижней юбке считалось верхом неприличия. Однако, к ее ужасу, этот жар не был вызван смущением. Какая же она порочная женщина, если хочет возбудить его еще сильнее своей наготой… Но именно этого она и желала. Именно этого.

Лиф больше ее не стеснял. Она тихо застонала, когда он разнял ее руки, а затем снял с нее шелковое платье – его ладони были мягкими, а не загрубевшими, как у Келла. Его пальцы безошибочно отыскали на спине шнуровку корсета. Краем сознания она подивилась тому, что в женском туалете для него не было тайн. Но она не могла думать ни о чем, только вздохнула полной грудью и мелко задрожала.

Справившись с корсетом, он развязал тесемки на ее розовой нижней юбке из стеганого шелка, и та с мягким шуршанием упала к ее ногам. Он поднял Энн на руки, и она ощутила себя легкой как перышко. Тонкий муслин и торшон ее сорочки не мешали ей чувствовать его мускулистое тело, приникшее к ней. Пока он нес ее те несколько футов, что отделяли их от кровати, она угадывала малейшее движение его мышц. Опуская ее на пол к себе лицом, он заставил ее осязать каждую выпуклость мужской плоти.

Она едва могла дышать – до такой степени все ее чувства были подчинены ему. Эту муку не облегчил его нежный и страстный поцелуй. В нем была такая сила, что она не сразу ощутила проворные пальцы Джексона у выреза сорочки. Но тут они прикоснулись к ее коже. От неожиданности и восторга Энн задрожала, обмякла, припав к нему, но он опустился на край кровати, притянув ее к себе.

Она смотрела на него сверху вниз, сжимая его плечи, чтобы не потерять равновесия, так у нее кружилась голова. Она сжалась, увидев, как он расстегивает сорочку у нее на груди. Часто и быстро дыша в такт биению пульса, Энн опустила руки.

Он обнажил ее плечи, и тонкий муслин, на мгновение задержавшись на выпуклостях грудей, соскользнул вниз. Видя, как его глаза пожирают ее грудь, она опустила веки – сокрушительный жар, зарождавшийся где-то в глубине ее естества, разлился по телу. Она нетерпеливо ждала его ласк, пока он медленно стягивал с нее верхнюю часть сорочки. Внезапно, у запястий, он рванул сорочку назад, заломив ей руки за спину.

Потрясенная, Энн впилась в него взглядом, но не успела ни о чем спросить, как его рука уже скользнула вверх по ее плоскому животу и поползла к набухшим грудям. Он поднял голову и встретил ее взгляд. Заглянув в темную синеву его глаз, она чуть не лишилась чувств – такое они сулили блаженство. Энн не обманулась – когда он начал ласкать ей груди, целуя их и играя с сосками языком, она сладостно содрогнулась.

Наконец, рванув сорочку вниз, он высвободил ей руки. Она тут же впилась пальцами ему в волосы и прижала к груди его лицо. Она склонила голову, словно покорившись нараставшей в ней неимоверной силе. Из-под отяжелевших полуприкрытых век она видела, как он сбросил с себя рубашку и отшвырнул ее в сторону. Затем вновь ощутила на себе его руки, стягивавшие с нее панталоны. Она не в состоянии была отдавать себе отчет в происходящем и только смутно догадывалась. Все плыло у нее перед глазами точно во сне, и она не заметила, как оказалась в постели.

Однако, как бывает в снах, отдельные картины вырисовывались с поразительной ясностью, каждый миг, словно отстоял отдельно во времени – вот он оставил ее, чтобы скинуть с себя брюки и исподнее, а вот вновь предстал перед ней. Энн еще никогда не видела голого мужчину. Она смотрела на его широкие плечи, стройный мускулистый торс. Ее взгляд скользнул вниз – на твердый плоский живот, затем еще ниже… У нее перехватило дыхание. Она и не знала, что мужское тело может быть так прекрасно. Из глубин памяти всплыл образ Келла – неужели и он выглядел бы так же соблазнительно без длинной ночной рубашки, которую, по ее настоянию, всегда надевал, прежде чем лечь в постель.

Но эта мысль мгновенно исчезла, когда Джексон опустился на нее, раздвинув ее ноги. Окутывавший ее жар отхлынул под тяжестью его тела. Это уже было ей слишком хорошо знакомо. Когда его губы приблизились к уголку ее рта, обжигая кожу горячим дыханием, она ощутила первый укол разочарования. Однако вопреки ее отчаянию он не стал пристраиваться поудобнее, чтобы неуклюже и неловко попытаться в нее войти. Вместо этого он продолжал ласкать и оглаживать ее тело – его руки двигались легко и свободно, не встречая препятствия, каким оказалась бы просторная ночная рубашка. Энн расслабилась и вновь предалась наслаждению, теперь уже и ее руки скользили по его мускулистым плечам, и она с удовольствием ощущала его кожу.

Когда он оторвался от ее губ и стал ласкать шею, а потом выемку у ее основания, Энн издала легкий стон удовольствия – ее плоть сладостно подрагивала от его нежного покусывания. Когда же он вновь вернулся к ее соскам, она страстно выгнулась. Но сосков ему, казалось, было мало – он хотел ощутить на вкус ее всю; его жадный рот двинулся ниже, задерживаясь на каждом ребре. Влажные губы уже ласкали ее живот, когда она конвульсивно вздрогнула, а охватившая ее сладкая мука усилилась до такой степени, что Энн едва сдержала крик. Но Джексон не делал ничего, чтобы облегчить эту муку. Напротив, он все целовал и целовал каждый дюйм ее тела.

Только тут Энн поняла, что эти поцелуи влекут его в запретную зону, и в ужасе попыталась его остановить.

– Нет…

Содрогнувшись от внезапного томного жара во всем теле, Энн прикусила кулак, пытаясь подавить рвавшийся из груди животный крик.

Она превратилась в самку. Неподвластная самой себе, она полностью отдалась безумию плоти, извиваясь, вздрагивая и впиваясь пальцами в простыню, все ее тело покрылось испариной. Когда ей стало казаться, что она больше не вынесет, он легко скользнул в нее, а затем глубоко вонзился. На этот раз она уже не пыталась сдержать ни судорожный вскрик, ни утробные стоны.


Распростертая на постели – бедра чуть прикрыты простыней, – Энн ощущала блаженную слабость и опустошенность. У нее все еще слегка кружилась голова от только что пережитого чуда, и она взглянула на того, кто разделил это чудо с ней. Он смотрел на нее с довольным и веселым выражением. Она повернулась на бок и прижалась к нему, готовая замурлыкать.

– Гордишься собой, да? – проговорила она, глядя на него сквозь ресницы. – За то, что мной овладел?

Он обхватил ее рукой за талию и еще крепче прижал к себе.

– А ты?

– Я так просто умираю от гордости. – Она потерлась щекой о его плечо, точь-в-точь довольная кошечка. – Я и не знала, что так может быть. – Она улыбнулась, уверенная, что открыла самый невероятный секрет.

– Для того чтобы тебе это доказать, требовался всего лишь настоящий мужчина.

Она согласно вздохнула – ее муж никогда не был с ней таким. Сдержанный по натуре, Келл всегда скрывал свои чувства за непроницаемой стеной невозмутимости. Она вспомнила моменты их близости, скупую нежность его поцелуев и прикосновений. Он ни разу не попытался довести ее до безумия, как это сделал Джексон Стюарт. Пожалуй, Келлу всегда казалось, что ей все это не в радость, и он старался побыстрее с этим покончить из уважения к ней.

Но разве это ее вина? Энн вспомнила первую брачную ночь, когда буквально цепенела от страха. Келл покрывал ее страстными поцелуями, его руки ласкали ее пылко и смело, однако она оставалась полностью безучастной. Многие из ее замужних подруг намекали на то, как это ужасно. И даже отец прочел Энн лекцию о долге жены покоряться всем требованиям мужа: ее священный долг – терпеть. А потом эта ужасная пронзительная боль, подтвердившая ее опасения. А потом она плакала и плакала, а Келл тщетно пытался ее утешить, но ей было противно даже прикосновение его рук, не говоря уже об объятиях.

Возможно, в том, что ее муж не стал пылким любовником, не было ничего удивительного. Так пожелала она.

Ей вовсе не хотелось думать сейчас о Келле. Однако придется. Он приезжает сегодня днем. Вдруг ее одолели тревоги и сомнения.

– Джексон, я… я тебя еще увижу? – Если нет, она этого не вынесет!

Взяв ее за подбородок, он нежно посмотрел ей в глаза.

– Неужели ты думаешь, что теперь… после этого… я отступлюсь от тебя?

– Я не знала. Не была уверена, – призналась она, улыбаясь своим сомнениям. Вдруг улыбка исчезла с ее лица. – Но как?.. Ведь здесь будет Келл!..