Возмущенная его снисходительным тоном, она с вызовом спросила:
– Я должна вас за это благодарить?
Он повернулся к ней вполоборота.
– Да, – сказал он, его глаза вызывающе сузились, сверля ее испытующим взглядом. – То, что ты сказала во вторник, было достаточно смело, но не более того. Я знаю, ты в этом никогда не признаешься, но я мог бы воспользоваться счетом для того, чтобы получить от тебя все, чего хочу.
– Вы в этом уверены? – бросила она.
Мальком лишь улыбнулся.
– Ты даже не понимаешь, как легко на тебя можно надавить. – Он примирительно пожал плечами. – Но я не буду этого делать. Победа, одержанная подобным образом, – не победа. Но это не означает, что я сдался, – быстро добавил он, как бы предостерегая. – Я только хотел сказать, что когда ты ко мне придешь, то придешь по своей воле.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, Флейм воинственно склонила голову набок и требовательным тоном переспросила:
– Означает ли это, что вы отзовете свою ищейку?
– Извини, я не понял. – Он повернулся к ней лицом, сдвинув брови, которые густо нависли над глазами.
– Вы удивляете меня, Мальком, – тихо проговорила Флейм с оттенком сарказма.
– Ты о чем?
– О том человеке, который следит за мной всю неделю и которого вы для этого наняли, – выпалила она, не в состоянии больше сдерживать свои эмоции.
– Я никого не нанимал следить за тобой. С какой стати?
И слова, и смущение казались искренними. Она нахмурилась.
– Или в вас проснулся спавший до сих пор актерский талант, или вы говорите правду…
– Это правда. Кто следит за тобой и почему?
В растерянности она внимательно на него посмотрела.
– Какой-то мужчина. Впервые я увидела его у Деборгов, на приеме в честь Лючанны Колтон. Он был там официантом; ему между сорока и пятьюдесятью, у него каштановые волосы и большой крючковатый нос. Он ездит на темно-зеленом седане, одной из последних моделей «форда». – Ничто в выражении лица Малькома не указывало на то, что он узнает это описание. – И он дважды передавал мне записки с предупреждением держаться подальше от Ченса Стюарта. Я думала… они от вас. Но это не так, верно?
– Верно. – Глаза его резко сузились. – А что, ты много времени проводила со Стюартом?
– Да, пока он был в городе, – призналась она.
– У тебя с ним серьезно? – было видно, как на его сильной квадратной челюсти дернулся мускул.
Вопреки собственным ожиданиям, она ответила без тени сомнения:
– Очень серьезно, – и сама удивилась тому радостному чувству, которое при этом в ней поднялось.
После короткого молчания Мальком отрывисто рассмеялся.
– О, Господи, я и не думал, что все еще способен ревновать. – Легкая морщинка пролегла у него на лбу, когда он посмотрел на Флейм задумчивым пристальным взглядом. – Хотя чему тут, собственно, удивляться. С тобой всегда все было иначе. Возможно, поначалу я и испытывал азарт от преследования и стремления тебя завоевать, но все давно изменилось…
– Прекратите, Мальком, – одернула она.
Он увидел сверкнувшую в ее глазах ярость и улыбнулся.
– Ты возбуждаешь меня, как никакая другая женщина, включая жену.
– Мальком, меня это не интересует! Ваши чувства – это ваша проблема, не моя. И я не собираюсь ее решать любой ценой. – Она изо всех сил старалась говорить спокойно и держать себя в руках.
Отойдя от окна, Мальком приблизился к ее столу, от него исходила такая сила, что Флейм поняла – с ней придется считаться. Она смело встретила его властный взгляд, смеривший ее с головы до ног.
– Стюарт не для тебя, – заявил он.
Взбешенная подобной наглостью, она воскликнула:
– Это уж мне решать!
– Пока что у тебя в каждом глазу по Стюарту. Но это ненадолго. Ты придешь ко мне… в свое время.
Ее поразила уверенность, с какой он это сказал, и она постаралась развеять ее.
– Вы упустили одну очень важную деталь, Мальком. Независимо от того, надолго ли Ченс Стюарт появился в моей жизни или нет, мой ответ вам будет тот же, что и всегда: нет!
Его этот ответ не устраивал, но стук в дверь помешал ему возразить. Зная, что ее щеки пылают от гнева, Флейм отвернулась, радуясь передышке, которую принесло собой появление Тима Херрингтона, возглавлявшего отделение агентства в Сан-Франциско.
– Извини за беспокойство, Флейм, – начал он и осекся, изобразив удивление при виде Малькома Пауэлла. – Мальком, я не знал, что вы здесь. – Он двинулся ему навстречу, протянув руку для дружеского приветствия, его темные глаза казались неправдоподобно большими под толстенными линзами золотых очков.
– Привет, Тим. Как дела? – рассеянно отозвался Мальком.
– Отлично. А вы? Проблем нет, я надеюсь. – Он бегло взглянул на Флейм, словно адресуя ей свою последнюю реплику, обеспокоенный тем, не возникло ли непредвиденных осложнений с крупнейшим клиентом агентства.
– Никаких, – заверил его Мальком.
– Хорошо, – он вздохнул с видимым облегчением, и его широкая улыбка стала менее фальшивой.
Мужчины несколько минут поболтали о делах, после чего Мальком закончил разговор:
– Прошу прощения, Тим, но у меня назначена еще одна встреча. – Он посмотрел на Флейм. – Пообедаем вместе на следующей неделе. Моя секретарша позвонит и сообщит тебе день, – сказал он так, словно то, что она найдет для него время, подразумевалось само собой. И, конечно, так оно и было.
В тот вечер, одна у себя в квартире, Флейм еще раз просмотрела пачку документов, присланных Хэтти. Когда она дошла до фотокопии собственного свидетельства о рождении, то задержала его в руках, вглядываясь в имя, которым ее нарекли, – Маргарет Роуз. Ее губы тронула улыбка, мягко заигравшая в уголках рта. Единственный, кто ее так называл, была мама.
Для всех остальных она всегда была Флейм.
Но только не для мамы. Для мамы – никогда.
Ее взгляд скользнул на сумочку, лежавшую открытой на стеклянном столике рядом с креслом. После некоторых колебаний Флейм извлекла из нее маленькую пудреницу – мамин подарок на тринадцатилетие.
«Особое событие требует особого подарка», – любила говорить мама.
А этот был действительно особенный. На пудренице была изображена ваза с букетом маргариток и роз. Где-то когда-то ее мать прочла или услышала, что по-французски Маргарет означает «маргаритка».
Отец же, погладив в очередной раз ее ослепляюще-рыжие волосы, пошутил, что свеча с высоким пламенем была бы куда уместнее, но мама нашла это замечание не очень-то остроумным.
Мама, по-видимому, считала, что со временем Флейм избавится от своего прозвища.
Однажды – Флейм уже не помнила, когда именно – мама сказала ей, что выбрала имя Маргарет Роуз за его гордость и достоинство, которые ей импонировали.
Разумеется, Флейм считала его ужасно старомодным и всякий раз поеживалась, когда мама называла ее Маргарет Роуз.
Сейчас никто ее так не называл, никто, кроме Хэтти Морган.
Зазвонил телефон.
– Легка на помине, – пробормотала Флейм, подходя к телефону. Прижав трубку к плечу, она сунула пудреницу обратно в сумочку. – Да, алло!
– Флейм? Это Ченс.
– Ченс, какой приятный сюрприз. – Она придвинула трубку ко рту, взяв ее обеими руками.
– Правда? – Было слышно, что он улыбается. – У меня высвободилось несколько минут перед началом встречи, и я решил позвонить, чтобы справиться о твоих планах на выходные.
– Я надеюсь, что… у нас будут общие планы, – она улыбнулась собственной беззастенчивой навязчивости. – Ты прилетишь?
– Вообще-то расстояние порядочное. Но придется, чтобы только забрать тебя с собой.
– Куда мы едем?
– Секрет.
– Это несправедливо, – запротестовала Флейм. – Я же должна знать, что мне взять с собой. Хотя бы намекни: мне понадобятся лыжи или купальник?
– Купальник. И может быть, простое вечернее платье и что-нибудь, чтобы набросить сверху.
– И все?
– Об остальном догадайся сама.
– В таком случае я захвачу с собой какую-нибудь вещицу из черного кружева. – Она улыбнулась в трубку.
– Совсем ничего – тоже подойдет, – многозначительно добавил Ченс. – Я пришлю за тобой машину на работу к четырем часам. Хорошо?
– Я буду готова.
– Я тоже.
15
Когда лимузин въехал на бетонированную площадку, заправочная машина откатила от сияющего белого самолета «Гольфстрим» с монограммой «Стюарт корпорейшн», золотом выгравированной на фюзеляже. Флейм почти тотчас же увидела Ченса – он стоял у крыла с одним из членов экипажа. Заслышав звук приближающегося автомобиля, он быстро повернул голову. На долю секунды напряженно замер, затем что-то сказал своему собеседнику – человеку крепкого телосложения, и двинулся навстречу лимузину.
Когда она выходила из машины, он встречал ее у дверцы. И вновь Флейм ощутила эффект электрического разряда, заглянув в его синие глаза, а потом пьянящее тепло его губ во время медленного властного поцелуя. Когда он отстранился, Флейм оглядела его дерзкие черты, такие тонкие и резкие одновременно. Флейм со страхом гадала, испытает ли она тот же прилив чувств, когда снова увидит его, не изменилось ли что-то за минувшую неделю. Но нет, ничего не изменилось. Ее пульс бился так же бешено, и дыхание перехватывало от того же необъяснимого волнения. Но то были физические, легко распознаваемые проявления. Гораздо труднее поддавалось определению сильное эмоциональное влечение, ликование, словно при возвращении домой – то самое, которое подпадает под диагноз «любовь».
Бороздки на его щеках углубились, выдавая улыбку, хотя губы остались почти неподвижными.
– Ну, здравствуй.
Удивительно, как много можно сказать таким вот ласковым тихим приветствием.
– Ну, здравствуй, – прошептала она в ответ.
Она бы с радостью прижалась к нему, но его взгляд в сторону напомнил ей о том, что они не одни.
"Соперники" отзывы
Отзывы читателей о книге "Соперники". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Соперники" друзьям в соцсетях.