– Кто здесь?

Ответа не последовало. Плотно сжав губы, она схватила трость и поднялась с вытертого кожаного кресла. Ступая на три счета и постукивая тростью, она дошла до арочного проема с двойными дверями в резной раме. Ее взгляд обежал пространство справа, затем стрелой вонзился в полную седовласую женщину.

– Я знала, что здесь кто-то есть, – объявила Хэтти. – Ты опять подслушивала мой телефонный разговор, а, Мэксайн?

Женщина обернулась, с возмущением расправив плечи и выпятив и без того пышную грудь.

– При всем моем уважении к вам, мисс Хэтти, у меня есть более важные занятия, чем слушать ваши разговоры.

– В таком случае, что ты здесь делала и почему не откликнулась, когда я позвала? – Глаза Хэтти подозрительно сузились, при всей кажущейся убедительности опровержения Мэксайн, она не верила ни одному ее слову.

– Я не ответила, поскольку думала, что вы с кем-то говорите по телефону. И не поняла, что ваши слова адресованы мне.

– Значит, ты все-таки знала, что я говорю по телефону.

– Да, знала. Как и то, что надо вытереть пыль. Именно этим я и занималась.

Хэтти на секунду растерялась, не в состоянии придраться к объяснению экономки, но тут голову ее стиснула внезапная острая боль, Хэтти побелела и, не видя света, поднесла руку ко лбу, чувствуя, как на нее наползает темная пелена.

– Вы, видимо, не приняли таблетку, – с упреком произнесла Мэксайн Сондерс. – Сейчас я вам ее принесу.

– Нет. Никаких таблеток. Не хочу. – Хэтти боролась с мраком и в очередной раз одержала победу.

– Вы же знаете, доктор сказал…

– Какая трогательная забота, Мэксайн. Можно подумать, ты и действительно обо мне печешься, – поддела ее Хэтти.

– После того как я провела последние тридцать лет своей жизни, ухаживая за Морганами, это вошло в привычку, мисс Хэтти, – парировала та не менее резко. – Множество раз я пыталась на это наплевать. Может быть, когда-нибудь мне это и удастся.

– Неужели уже тридцать лет? – постаралась припомнить Хэтти, несмотря на пульсирующую боль в голове. – Да, верно. – Она медленно кивнула. – Ты вечно пекла сладкое печенье для… этого щенка. Его любимое.

Лицо женщины потускнело.

– Он был маленьким мальчиком.

При этих словах Хэтти откашлялась и повернула обратно, затворив за собой дверь и таким образом лишив экономку возможности подслушивать ее дальнейшие разговоры.

Трость отстукивала каждый шаг, чуть опережая поступь хозяйки, когда Хэтти вернулась к большому вращающемуся стулу у стола красного дерева и опустилась на него.

Она вновь взялась за телефон, на этот раз набрав домашний номер Бена Кэнона. Ответила экономка, и Хэтти нетерпеливо ждала, когда подойдет Бен.

Она сразу заговорила о деле.

– Снимите копии с документов и с той справки, которую прислал нам этот человек из Юты, и немедленно отправьте их Маргарет Роуз. Ни в коем случае не упоминайте о Стюарте. Если сочтете нужным, можете написать о смерти моей сестры, но о ее замужестве и о ребенке – ни слова.

– Это не слишком разумно при сложившихся обстоятельствах, Хэтти, – ответил он. – Она встречается со Стюартом…

– Да, да, я знаю, – нетерпеливо перебила она. – Вы мне говорили.

– Вам надо с ней объясниться, Хэтти.

– Надо. Поэтому-то я и прошу вас переслать ей эти документы.

– Нет, я имел в виду то, что вы должны предупредить ее о Стюарте.

– Не могу. Она и так считает меня выжившей из ума старухой, которая не соображает, что говорит. Она даже до конца не убеждена, что мы состоим в родстве. Как будто я все это выдумала. Одному Богу известно почему. Если я скажу ей правду о Стюарте и попытаюсь предостеречь от подстроенной им ловушки, она ни за что не поверит. Скорее всего сочтет меня сумасшедшей. И, что еще хуже, все передаст Стюарту. Он же все перевернет с ног на голову и потихоньку настроит ее против меня. Нет, для этого разговора она должна приехать сюда. Мне необходимо убедить ее в правдивости моих слов.

– Откуда вы знаете, что Стюарт с ней уже не поговорил?

– Она бы мне сказала.

– Вы не можете с уверенностью это утверждать, – возразил Бен.

– Могу. Она бы непременно привела любой его рассказ в качестве контраргумента, однако не сделала этого. Она поклялась, что сообщила о моем посещении только двум людям, и Стюарт не в их числе.

– Он играет в эту игру очень тонко, не так ли? – буркнул Бен. – Меня все же интересует, каким образом он ее так быстро вычислил. Где-то произошла утечка информации, Хэтти.

– Когда вы подготовите мое новое завещание? – требовательно спросила Хэтти. – Я знаю Стюарта. Он будет оспаривать то, что мы написали от руки у вас в кабинете.

– Я как раз заканчиваю его печатать здесь, дома. И привезу его вам на подпись сразу, как управлюсь. Я решил, что будет лучше, если никто из моего персонала ничего не узнает.

– Хорошо. И поторопитесь с этими копиями, Бен. Мое время истекает.

– Я знаю, Хэтти. Знаю.

Она повесила трубку, и вновь в доме воцарилась привычная тишина. Однако сейчас, когда самим стенам грозила опасность, безмолвие не приносило облегчения. Хэтти взглянула на пару старинных овальных рамок, стоявших на столе рядом с телефоном. Серебряная филигрань обрамляла свадебную фотографию ее родителей.

Однако внимание Хэтти было приковано ко второму снимку. На нем была изображена темноволосая девочка с большими доверчивыми глазами и светившимся невинностью личиком.

– Все из-за тебя, Элизабет. – Любовная нежность смягчила ее голос, в котором прозвучало невысказанное прощение; Хэтти протянула руку и провела обезображенным артритом пальцем по щеке девочки, ее младшей сестры.

Элизабет Морган хворала чуть ли не с самого рождения. Хэтти выхаживала свою слабенькую сестренку бесконечные дни и ночи – во время ангин, лихорадок, воспалений легких и гриппов. Временами казалось, что хрупкая Элизабет подхватывала любой микроб и переносила любую болезнь тяжелее, чем кто-либо другой. Хэтти часто задавалась вопросом: не была ли бы ее сестра крепче, если бы не хворь матери накануне родов? Она смотрела на фотографию, навсегда запечатлевшую оттенок болезненности.

– Зачем только я отпустила тебя в город в тот день? Зачем? То была невинная поездка за какими-то пустяками, которые могли бы и подождать, но Элизабет непременно хотела ехать, хотела сделать что-то полезное, не быть вечной обузой. И Хэтти отпустила ее одну.

Элизабет задерживалась – задерживалась слишком долго. Воображение Хэтти не давало ей покоя – рисовало десятки самых жутких картин, но правда оказалась еще ужаснее. Взвинченная до предела, она напустилась на Элизабет, не успела та вернуться.

– Где ты была? Ты что, не знаешь, который час? Почему такая пустяковая поездка заняла у тебя столько времени?

Элизабет, как всегда, рассмеялась в ответ, вовсе не обескураженная резкостью Хэтти.

– Не сердись, я же не наемная работница, Хэтти. Я бы вернулась раньше, но по пути домой у меня спустила шина.

– Спустила шина? – Хэтти взглянула на машину и только тут заметила, что левое переднее колесо было темнее остальных и не заляпано засохшей красной грязью. – Но ты же не могла сама поменять колесо!

Хэтти знала, что Элизабет не под силу поднять машину домкратом и свинтить гайки.

– Нет! Один парень на мотоцикле остановился и помог, иначе я все еще торчала бы там.

– Надеюсь, он не из той шпаны, что носят черные кожаные куртки. – Она внутренне содрогнулась при мысли о том, что ее Элизабет находилась в обществе кого-нибудь из этих хулиганов с безобразно длинными волосами.

– Он славный, Хэтти. А кожаная куртка предохраняет от вылетающего из-под колес гравия и тому подобное.

Но Элизабет ничего не сказала Хэтти о том, как он выглядел, когда снял куртку, как выделялись под его тонкой футболкой бугры мышц, когда он менял колесо, как блестели на солнце его глянцевые черные волосы, как он ходил – чуть вразвалочку и как смотрел на нее – будто она кусок сладкого пирожного. В свои двадцать семь лет Элизабет почти не имела опыта общения с мужчинами – в школе она редко ходила на свидания, отчасти из-за того, что без конца болела, а отчасти из-за Хэтти, которая диктовала ей, когда и с кем встречаться. Но главная причина заключалась в ее болезненной застенчивости.

И она знала, что этот парень Хэтти никогда не понравится. Хотя он был уж не парень, а мужчина, лет за двадцать, однако – моложе ее. Когда он подкатил к ней, она немного испугалась. Всем известно, что парни, разъезжающие на мотоциклах, пользуются дурной славой. Но в то же время это ее приятно взволновало. Вот почему она поддалась на его уговоры примерить его черную кожаную куртку.

Ей это понравилось, а еще понравилось, как он провел ладонями по ее рукам, когда она надела куртку.

– Вы когда-нибудь в жизни катались на мотоцикле? – спросил он.

– Нет.

– Так давайте я прокачу вас на своем.

– Я… не могу. – Она знала, что ей не следует даже беседовать с ним, не говоря уже о куртке, а о мотоцикле и подавно.

Однако в его присутствии она чувствовала себя такой смелой и… хорошенькой. Хотя, конечно, она такой не была. Она была некрасивая – серая мышка, не то что сильная, полная жизни Хэтти.

– Иначе я вернусь слишком поздно!

– А где вы живете?

– В Морганс-Уоке.

– Это ваш дом? – Он еще раз посмотрел на машину, потом на нее.

– Да.

– Как вас зовут?

– Элизабет. Элизабет Морган.

Он приподнял бровь.

– Стало быть, вы младшая сестра этой бабы-яги?

– Не называйте ее так! – На мгновение она пожалела о том, что позволила втянуть себя в этот разговор.

– Простите. – Он улыбнулся, и от этой улыбки она чуть не растаяла. – Уже одно то, что она ваша сестра, говорит в ее пользу.

– Она хорошая. Она замечательная. – Но чувство вины не покидало ее. – Я должна ехать. Она будет волноваться. – Элизабет поспешно скинула куртку и протянула ему.