– Всегда к твоим услугам, государыня!

– Я знаю, Кудеяр, – улыбнулась Соломея. – Василия все равно ныне нет, его князь Старицкий на охоту позвал. Вроде как помириться братья желают. Так что завтра после обеда я снова к Анастасии Петровне на шашки приду. Уж очень сия игра увлекательна. Не устоять!

Она рассмеялась, чуть сильнее нажала ему на губы и поспешила к двери. Кравчая поспешила проводить госпожу – распахнула перед ней створку, выпустила, в коридоре обогнала, раскрыла дверь в опочивальню Великой княгини.

– До завтра, Анастасия Петровна! – кивнула ей государыня.

– Спокойной ночи, Соломония Юрьевна, – поклонилась кравчая.

Створка закрылась, княгиня Шуйская вздохнула:

– Ох, голубки вы мои, голубки… У вас, выходит, любовь неразделенная, а у меня на ночь мужчина в опочивальне остается! Да еще и целомудренный, что греческий епископ. – Она перекрестилась. – Болит за вас душа, милые мои. Будь моя воля, давно бы вас наедине оставила… да токмо род свой предать не могу. Запретны Василию дети, не нужны!

Последние слова она произнесла, уже подходя к своим покоям.


19 марта 1525 года

Поле на берегу реки Кержач

Мужчины разделились на два отряда.

Один состоял из двух сотен одетых в белые кафтаны бояр, должных сторожить Великого князя, – они не спускали с повелителя глаз с удаления почти в полверсты, пустив лошадей спокойным шагом по краю заснеженного поля с редкими темными проплешинами. Это весеннее солнце успело подтопить толстый зимний наст, сделав луга и перелески проходимыми, но еще только добираясь до промерзшей за долгие месяцы земли.

Другой отряд состоял всего из пяти всадников – двух одетых в бобровые шубы князей, несущих на руках по соколу в кожаном колпачке, двух сокольничих в легких коротких зипунах, подбитых горностаем, и лесничего в овчинном тулупе, под которым скрывалась вышитая белой шелковой нитью черная ферязь из дорогого индийского сукна.

В княжеской свите даже простые лесники имели боярское звание и богатый удел для кормления.

Андрей и Василий Ивановичи были братьями. Однако, известное дело, Каин с Авелем тоже от одного отца и из одного лона вышли. Одного из них это не спасло от смерти, а другого – от тяжкого греха, и потому рынды постоянно находились настороже, полагаясь лишь на то, что оружия ни у князя Старицкого, ни у слуг его при себе не имелось. Великий же князь саблей дорогой, по персидскому обычаю кованной, опоясался.

Но несмотря на опасность, приблизиться телохранители права не имели. Ибо разговор меж князьями предполагался семейный, для чужих ушей не предназначенный. И хочешь не хочешь – скачи в стороне, держа глаза открытыми и уши на макушке, тискай потной ладонью ратовище рогатины да уповай на милость богов, что беды с государем не попустят.

Лесник привстал на стременах, вскинул руку, оглянулся.

– Давай, брат, – снисходительно кивнул Василий Иванович.

Князь Старицкий снял колпачок с головы своего бело-черного сокола, подбросил его в воздух. Птица с готовностью раскинула крылья, стала набирать высоту. Лесник послал лошадь вперед, наезжая ее грудью на прибрежный кустарник, вокруг которого виднелся пух и изрядно мелкого помета. Из переплетения ветвей вверх взметнулись стаей белые куропатки. Сокол сложил крылья, рухнул на спину одной из них. Когтистые когти впились в жертву – и огромные крылья тут же распахнулись. Удар клюва, плавное приземление – и птица принялась терзать добычу.

Охотники подъехали ближе – сокольничий спешился, осторожно забрал куропатку, надел соколу колпак и передал его князю. Братья поехали дальше.

Лесник обернулся.

Василий Иванович снял колпачок со своего крупного темно-коричневого кречета, подбросил вверх.

Крылатый хищник взмыл в высоту, поравнялся с макушкой березы, сделал над ней круг.

– Х-х-ха! – пришпоренный скакун лесника сделал скачок вперед, и из-под копыт его вырвался заяц-беляк, молниеносно устремился к реке.

Кречет заложил вираж, заскользил к нему, выставил лапы…

Косой метнулся в сторону – и кречет, цапанув когтями воздух, снова начал подниматься, тяжело рубя крыльями воздух.

– Промахнулся! – разочарованно выдохнули все, но тут вдруг птица довернула, цапнула жертву за спину, резко приподнялась, отпустила. Заяц, грохнувшись с двухсаженной высоты, закувыркался по снегу, а кречет поджал крылья, спикировал, ударил клювом… – Взял!

Охотники перешли на рысь, дабы победитель не успел очень уж растерзать тушку. Косой переместился в сумку для добычи, кречет – на руку Великому князю.

– Ты писал, Андрей, вы с Юрой перемолвиться о покое и согласии желаете, – зевнул государь. – И где же он?

– Не серчай, брат, – пригладил бороду князь Старицкий. – Тайных умыслов у нас нет. Ну, опаздывает он. Сие в жизни бывает. Отдохни, брат, от дел и помыслов государевых. Воздухом подыши, зверя возьми, вина со мною выпей. Забудем распри, брат! Давай вернем годы наши детские, когда друг за друга горой стояли!

Лесник поднял руку. Андрей Иванович снял с сокола колпачок – и вскоре сумка птичника пополнилась еще на одну куропатку. Великий князь вздохнул. Князь Старицкий, поглаживая своего сокола по спине, поморщился:

– Да, не задалась сегодня охота… А хочешь, кабана завтра загоним?

Скачущие в стороне телохранители шумно спустились в пологую низину, затрещал под копытами подмытый весенний лед. Как вдруг – из низины, часто хлопая крыльями, устремилась в синеву большущая птица.

– Цапля!!! – воскликнул Андрей Иванович, а его брат в этот самый миг уже подбрасывал вверх тяжелого кречета, освобожденного от колпачка. Князь Старицкий ругнулся, освободил своего сокола и тоже толкнул в сторону добычи.

Три птицы стремительно набирали высоту, медленно сближаясь. Кречет, конечно, оказался возле добычи первым, метнулся к цапле, выставив перед собой когти, – но та вдруг резко и быстро ударила в его сторону клювом. Хищник увернулся, пошел в новую атаку – и опять вынужденно шарахнулся от острого и быстрого, как татарская пика, клюва.

Сокол за это время благополучно набрал высоту, сложил крылья, рухнул на жертву…

Цапля еле заметно качнулась, быстро поджала и снова распрямила крыло – и черно-белый стремительный комок провалился почти на десять саженей под нее.

– Промахнулся! – ругнулся Андрей Иванович.

Кречет, тоже слегка поднявшийся над дичью, устремился к ней – и в этот раз стремительный клюв выбил у него у основания крыла не меньше горсти пуха и перьев. Цапля отвернула, взмахнула длинными лапами – и ее темно-коричневый враг закувыркался в воздухе.

– Проклятье! – громко ругнулся Великий князь.

Охотники во весь опор неслись за схватившимися в небе птицами, не отрывая от них взгляда, не разбирая дороги, перемахивая ямы и кусты, поваленные деревья, разбрызгивая лед в лужах, – только великое мастерство их охотничьих скакунов не позволяло всадникам переломать ноги и свернуть шею.

В атаку пошел сокол – но слишком низко, и в его сторону ударила струя помета, вынудив отвернуть в сторону. Кречет же, неровно взмахивая крыльями, набирал и набирал высоту. Поднялся, поджал крылья, скользнул к цели.

– Да-а-а!!! – вскинул кнут Великий князь.

Птицы сцепились, закрутились роняющим перья клубком и… разошлись в стороны.

Обе остались целы.

– Бей ее! – подбодрил сокола Андрей Иванович.

Тот устремился в атаку – но цапля резко, словно оттолкнувшись от чего-то твердого, повернула в сторону, и черно-белый хищник опять бесполезно ухнулся вниз, а вслед ему полетела еще одна издевательская струя помета.

– Уйдет!!!

Пятерка охотников перемахнула крестьянскую загородку, понеслась по покрытой проталинами прошлогодней пашне. Спустя несколько мгновений над препятствием взметнулись плотные сотни телохранителей.

Хруст, ругань – загородки не стало, а трое бояр закувыркались по грязи.

Кречет и сокол набирали высоту справа и слева от опасной добычи – и разом, словно сговорившись, ринулись на нее. Даже внизу охотники услышали свист воздуха, разрезаемого стремительными телами, – цапля вдруг ловко крутанулась, оказавшись на спине, взмахнула лапами. Сокол от удара отлетел, но вот заметно более тяжелого кречета жертве остановить не удалось, они вместе закувыркались в воздухе, падая с высоты. Цапля, с ее длинной гибкой шеей, несколько раз ударила врага, тот же просто впился в плоть добычи когтями.

– Убьются!!! – простонал Василий Иванович, взмывая над журчащим надо льдом ручьем.

За его спиной послышался громкий треск провалившегося наста – охотники лишились лесничего.

Над самой землей, всего в трех саженях, кречет вдруг широко раскрыл крылья и отпустил цаплю. Та тоже попыталась выправить полет, скользнуть над снегом – но размаха ее крыльев не хватило, и она ударилась, подпрыгнула – сверху упал кречет, и сильный удар клюва завершил долгий воздушный поединок.

– Взял!!! Взял, красавец! – восторженно закричал Великий князь. – Ай, мой любимый, справился! Пять рублей сокольничьему! Цаплю на вертел! Надо же, взял!

В этот раз возле добычи спешились все. Сокольничий, дав победителю оторвать себе несколько кусков горячего парного мяса, осторожно забрал его, накрыл колпачком, обнял. На теле кречета были хорошо различимы несколько ран, и потому возвращать его князю слуга и не подумал.

– Ты глянь, какая боевая оказалась! – встал над добычей Василий Иванович. – Еще чуток, и ушла бы, вымотала птиц.

Князь Старицкий поднял руку. Вскоре рядом с ним осадили скакунов двое слуг, спешились. Один подал князю большой золотой ковш, покрытый тонкой чеканкой изнутри, усыпанный самоцветами и залитый эмалью снаружи, тут же наполнил его темно-красным, сочно пахнущим травами вином. Андрей Иванович подступил к Великому князю:

– Давай, брат, братчину за удачную охоту! Не подвела меня заветная луговина и в этот раз! – Он сделал из ковша несколько больших глотков, протянул государю.