– Ну, как знаешь, – он пожал плечами.

Девушка юркнула за дверь. На лестнице раздался дробный стук каблучков, сменившийся тишиной.

Артем вернулся в комнату, взглянул на будильник: так и есть, два тридцать. Дуреха, ей-богу. Наверное, не надо было ее отпускать. А впрочем, не маленькая, сама сюда напросилась, сама и убежала. Кажется, она не так уж плохо ориентируется в Москве для своего первого раза.

Артем лег обратно в постель, закрыл глаза, пытаясь снова погрузиться в мир детских впечатлений. Но сон больше не шел. Проворочавшись с боку на бок до пяти утра, Артем окончательно распростился с надеждой уснуть и включил телевизор. Большинство каналов не работало, по одному шел какой-то американский боевик, который он и просмотрел машинально до той поры, пока стрелка на часах не Достигла семи.

Приняв душ и позавтракав, Артем отыскал в телефонном справочнике телефон больницы, куда отвезли Богданова, позвонил. Ему сообщили, что у больного состояние средней тяжести, что в данном случае являлось нормой.

Повесив трубку, Артем сходил в коридор, принес оттуда ящик, аккуратно развязал веревку, которой он был перевязан. Внутри плотными рядами, одна на другой, лежали лаковые, расписные шкатулки.

Артем взял одну из них в руки, повертел, разглядывая. Что ж, неплохой товар. Неизвестно, почем брала его в Астрахани богдановская сестра, но в Москве на рынке он, Артем, видел такие шкатулочки и по пятьсот рублей, и даже дороже. Наверное, от такого бизнеса получается неплохая выручка.

Он аккуратно закрыл ящик, снова завязал веревку, оставив неупакованной одну шкатулку, ту, которую только что разглядывал. «Оставлю на память», – решил Артем, полагая, что Женька не будет против такой платы за его услуги. Потом он кликнул Стешу, минут двадцать погулял с ней во дворе, после чего собрался и отправился в театр.

11

Богданов пробыл в больнице четыре дня, а на пятый его выписали. За эти дни Артем один раз навестил Евгения. Ничего серьезного у того, слава богу, не оказалось, выглядел он гораздо лучше, правда, желтизна с лица еще сошла не полностью, но по палате и по коридору Богданов передвигался без труда.

Артем поспешил сообщить ему о своей поездке на вокзал. Честно говоря, он ожидал, что Женька обрадуется больше. Кажется, Богданов остался даже недоволен его, Артема, помощью. Во всяком случае, по его постному лицу и молчанию, которым он встретил сообщение Артема, можно было сделать вывод, что для Богданова лучше было бы, если бы ящик с сестриной посылкой отправился обратно в Астрахань, не найдя адресата.

Артем несколько удивился такой реакции на проявление дружеской помощи, но списал это на счет болезни и плохого богдановского самочувствия.

Впрочем, Евгений к концу пребывания Артема в больничной палате и сам, видно, понял, что проявил невежливость, и принялся благодарить его за услугу. Прежде чем Артем ушел, они договорились, что он привезет посылку к Богданову домой, как только того выпишут.

Свое обещание Артем выполнил в ближайший вторник. С утра погулял со Стешей, поработал над партией, а после поймал возле дома машину и поехал к недавно выписанному на больничный Богданову.

Евгений жил в кирпичном пятиэтажном доме сталинской постройки, мрачноватом, сером, но выстроенном некогда на совесть. И тепло, и звукоизоляция в квартирах были на высоте. Несмотря на жару, в доме царила прохлада, а из-за стен не долетало ни единого постороннего звука от соседей, что было удивительным для Артема, привыкшего к постоянному шуму сбоку, снизу и сверху в своей панельной семнадцатиэтажке.

На сей раз Богданов встретил его преувеличенно вежливо и радушно, как бы стараясь загладить свое поведение в больнице. На ящик, который Артем втащил в прихожую, Евгений едва взглянул, а сразу пригласил гостя в комнату пить чай.

Было видно, что он готовился к приходу Артема. В большой комнате на низеньком, овальном столе стоял изящный поднос с чашками, затейливым фарфоровым чайником в виде домика и сахарницей. Кроме того, здесь же стояли ваза с фруктами и плоская плетеная тарелка с разнообразным печеньем.

– Присаживайся, – пригласил Артема Богданов, осторожно опускаясь в широкое, мягкое кресло с деревянными подлокотниками. – Угощайся, чем Бог послал. Столько хлопот из-за меня, просто не знаю, как благодарить.

– Ерунда, – Артем улыбнулся и уселся в такое же кресло напротив.

Он никогда раньше не заходил к Евгению и теперь с интересом осматривал квартиру. Надо сказать, здесь было на что посмотреть. Комната, в которой они сидели, оказалась очень просторной, не меньше двадцати двух метров. Отделка и весь интерьер тщательно выдержаны в строгих, сдержанных тонах, причем господствовал серо-голубой цвет. Его имели и обои, которыми были оклеены стены, и обивка мягкой мебели, и плотные портьеры на больших, чисто вымытых окнах. Комнату украшали разные симпатичные мелочи в виде маленьких столиков с расставленными на них безделушками, фотографиями и подсвечниками, небольшого фонтанчика с подсветкой, фикуса в кадке у окна и прочих вещей, не имеющих практического значения, но создающих в. жилье неповторимый уют.

В нише мебельной стенки Артем заметил пару иконок в золотых окладах и подумал, что, имея такое благосостояние, Богданов вполне мог бы помогать сестре совершенно безвозмездно. Речь о нужде тут явно не шла. Напротив, по всему было видно, что хозяин квартиры привык жить с комфортом и даже некоторой роскошью.

Евгений, в это время не спеша помешивающий ложечкой в чашке, заметил взгляд Артема, устремленный на иконки, и улыбнулся:

– Это от родителей. Как и все здесь, что ты видишь. Стараюсь не разбазарить накопленное предками. О том, чтобы приумножить, конечно, и разговору нет, с нашими-то доходами.

– А кто были твои родители? – полюбопытствовал Артем.

– Отец был физиком, весьма крупным в советское время и засекреченным. А мама просто домохозяйкой. Помню, она ежедневно протирала здесь каждую статуэтку, мыла подоконники и накрывала к обеду вон там, – Евгений указал на высокий дубовый стол в углу, окруженный четырьмя тяжелыми, монументальными стульями. – Это было традицией. Мы никогда не обедали на кухне, только здесь, в гостиной.

– Красиво у тебя, – согласился Артем, беря с тарелочки маленькое печенье в форме засахаренного сердечка. – Ты когда теперь на работу?

– Недельку-другую посижу дома, отдохну, – усмехнулся Богданов. – Постановка от моего отсутствия не сильно пострадает, роль-то с овечий хвостик: Как у вас дело, движется?

– Движется, – кивнул Артем. – Премьера назначена на четвертое сентября. Уже поем под оркестр.

– Ну и славно, – Богданов поднялся, подошел к стенке, достал из ящика шашечную доску. – Сыграем? А то все на бегу да на подоконниках. Когда еще случай подвернется.

– Давай, – согласился Артем.

У Богданова ему нравилось, было уютно и спокойно, уходить не хотелось. Они разложили на столике доску, расставили шашки и начали партию. Игра шла почти молча, так как ни один, ни другой не любили много разговаривать. Лишь иногда Богданов комментировал вслух особо удачные ходы. Артему такая безмолвная, спокойная игра позволяла расслабиться, принося настоящее удовольствие.

Они с Евгением сыграли подряд шесть партий со счетом четыре два. Конечно, счет был в пользу Богданова, как, впрочем, и всегда..

– Еще? – Евгений улыбнулся, сгребая в кучку побитые шашки.

– Можно, – Артем кивнул.

– Тогда я пойду вскипячу еще чаю.

– Сиди, – Артем поднялся, взял остывший чайник. – Я сам. Где у тебя кухня?

– Направо по коридору. Не бойся, не заблудишься. – Женя удобно откинулся на спинку кресла, потянулся к лежащему здесь же на столе телефону.

Артем вышел из комнаты. Богдановская кухня оказалась такой же объемной, как и гостиная, только мебель, в отличие от нее, здесь была современной. Артем поставил чайник на конфорку, зажег газ. С холодильника с утробным мурлыканьем спрыгнул большой, пушистый кот. Почему он все это время находился здесь, а не в мягком кресле, оставалось загадкой. Кот потерся об Артемовы ноги и, учуяв, видно, собачий дух, недовольно мяукнув, отошел. Сунулся в свою плошку, наполовину наполненную кусочками «Вискаса», брезгливо фыркнул, потом, подумав, все же принялся за еду.

Из комнаты едва слышно донесся голос Богданова. Он с кем-то разговаривал по телефону. Чайник, закипая, начал посвистывать. Артем снял с крючка цветастую прихватку, взял ею раскалившуюся ручку чайника, аккуратно обошел обедающего кота и направился обратно в комнату.

У самых дверей он слегка притормозил. Богданов еще не кончил говорить, и беседа, судя по последним словам, долетевшим до Артема, была не деловой, а сугубо личной.

– Я очень соскучился, – в голосе Евгения послышались непривычные Артему мягкие интонации. – Сколько уже мы не виделись? Нет, не три дня, а гораздо больше. Друг мой, у тебя такая короткая память! – Он помолчал, выслушивая телефонный ответ. Потом проговорил еще мягче: – Ну, когда ты приедешь? Завтра? А почему не сегодня? Да, я так хочу. Да! Ну хорошо. К восьми. Я буду ждать.

Целую, – Артем услыхал, как трубка легла на рычаг. Ему было неловко. Получалось, что он невольно подслушал разговор Богданова. Оказывается, у него роман и, как видно, серьезный. Женщина, которой он только что звонил, явно много значит для Евгения. Это слышно по тону его голоса и видно из того, что Богданов не смог дождаться, пока Артем уйдет, и воспользовался паузой в их общении, чтобы позвонить подруге.

Надо же, как странно, никак нельзя было подумать про Женьку, что он способен на такое романтическое, сильное чувство. В театре он знаменит своим гордым одиночеством и отсутствием интереса к противоположному полу. Поговаривали, что у него была жена и даже ребенок, но они расстались. Впрочем, это могло быть как правдой, так и выдумкой. Что ж, хорошо, что у Женьки есть личная жизнь, не известная никому в коллективе, но, судя по всему, наполненная и интересная.