Я распахнула дверь и обнаружила Кейда сидящим на мягкой скамье в кабинете врача. Он уже переоделся в спортивные штаны и толстовку. Его штаны были закатаны, демонстрируя правое колено. Доктор осторожно исследовал эту область, и Кейд не вздрагивал, что я посчитала хорошим знаком.

— Эй, — прошептала я, и он посмотрел на меня.

Он улыбнулся так ярко, будто я осветила весь его мир. Он протянул ко мне руку, и я подошла ближе.

— Насколько все плохо? — спросила я, но не была уверена, к кому обращалась, к нему или к врачу.

— Не слишком плохо, — ответил доктор. — Есть некоторый отек и синяк, но не думаю, что что-нибудь порвалось. Потребуется покой и нужно будет держать ногу поднятой, чтобы избавиться от отека. Не переусердствуй, я имею в виду, — предупредил он Кейда. Потом повернулся к морозильной камере в небольшой комнате и схватил лед. — Посиди немного, — распорядился он. — Я вернусь через несколько минут.

Кейд вздохнул и прислонился головой к стене, расположив мешок со льдом на колене.

— Иди сюда, — он похлопал по пустому месту рядом с собой.

Я запрыгнула, боясь прижаться слишком сильно, чтобы не причинить ему ещё больше вреда.

— Ближе, — проворчал он, оборачивая руку вокруг моей талии и полностью притягивая меня к себе. — Я не сломаюсь, если ты будешь дышать на меня.

Я рассмеялась, положив голову ему на плечо.

— Ты напугал меня.

— Напугал? — он, казалось, удивился.

— Да, — прошептала я, и слезы начали падать из глаз.

Увидев Кейда, с травмой на поле, я вспомнила о беспомощности, которую испытала, увидев своих друзей мертвыми в машине. Когда ты любишь кого-то — а я знала, что любила Кейда — страшно видеть его боль. Ты хочешь не иначе как забрать ее.

— Не плачь, Солнышко, — он протянул руку и вытер мои слезы.

— Ничего не могу поделать.

Он прижался губами к моему лбу и закрытым глазам.

— Я в порядке.

— Но могло быть и хуже, — мой голос дрожал от волнения.

— Но этого не произошло, — возразил он, проводя своей рукой вверх-вниз по моей.

Я посмотрела на него, вглядываясь в его добрые голубые глаза. За пять месяцев этот человек стал моим другом, моим парнем, и даже больше. Он спас меня.

— Я люблю тебя.

Его зрачки расширились, а глаза широко распахнулись, будто он не мог поверить в то, что я сказала. Мне не было стыдно за признание в своих чувствах. Вместо этого я чувствовала себя сильнее. Любовь не делает тебя слабым, она даёт силу и цель, поэтому, когда ты находишь её, хочется кричать об этом на каждом углу — и это правильно.

— Любовь — очень сильное слово, — прошептал он, прикладывая ладонь к моей щеке. Он потерся носом о мой. Его волосы щекотали мой лоб, а губы находились в опасной близости от моих. Если бы я была храбрее, то схватила бы его и целовала, пока нам не перестало хватать кислорода. Вместо этого я была немного напугана его отказом.

— Я знаю, почему использую его, потому что то, что я чувствую к тебе, — это очень сильное чувство, — мои руки задрожали, и у меня появилось желание сбежать. Но я задержала дыхание и осталась, ожидая его ответ.

Он усмехнулся, прижавшись лбом ко мне.

— Я тоже тебя люблю, Солнышко.

Я ахнула, но он заглушил шум своими губами. Он отклонил мою голову назад и языком разжал губы.

Мои руки обвились вокруг его шеи, и я взвизгнула, когда он обхватил мои бедра и притянул меня к себе на колени.

Мы двигались друг напротив друга, и я могла чувствовать, как ко мне прижималось его очевидное желание, от чего мое собственное только возрастало.

Он застонал мне в рот, выдыхая мое имя.

— Я люблю тебя, — бормотала я, снова и снова. Теперь, сказав это, я все никак не хотела останавливаться. Я хотела, чтобы он знал, что я это и имела в виду и не собиралась отказываться от своих слов.

Он слегка прикусил мою нижнюю губу, обхватывая меня за затылок. Он отстранился, и наше дыхание стало единственным звуком в тихой комнате.

— Что я сделал, чтобы заслужить тебя?

Я протянула руку и провела пальцами по его слегка щетинистой щеке.

— Этот вопрос нужно задавать мне, — пробормотала я.

— Ты недооцениваешь себя, Солнышко, — он провел большим пальцем по моей нижней губе. — Ты не видишь того, что вижу я, и тебе должно быть за это чертовски стыдно.

Мы оторвались друг от друга, когда кто-то прочистил горло.

Врач попытался скрыть свою улыбку за рукой.

— Как по мне, так это не очень похоже на отдых.

Мои щеки запылали, но Кейд был невозмутим.

— Мои губы двигались, но колено было стабильным, док. Не волнуйся.

Врач покачал головой, заглушая смех.

— Убирайтесь отсюда.

Кейд швырнул мешок со льдом в доктора и взял меня за руку.

Прихватив его сумку, мы направились к выходу. Я не смогла удержаться и бросила взгляд, в поисках его отца.

— Что? — спросил он, заметив, что я отвлеклась. — Ты кого-то ищешь?

— Нет, — прошептала я.

Я была безмолвно благодарна, что его отец ушел. Это означало, что я спасла Кейда от боли, жестоких слов и, возможно, даже удара кулаком в лицо. Маленькая часть меня надеялась, что, может быть, мои слова как-то повлияли на этого человека, и он сможет найти в своем сердце прощение для Кейда.

Прощение может исцелить неизмеримую боль, и в тот момент я себя простила.


Глава 25.

— Ты едешь домой на каникулы? — спросила Кэтлин даже прежде, чем я села в кресло. — Уверена, что твоя семья будет рада увидеть тебя.

Её слова кричали «засада», но я сохраняла спокойствие. В конце концов, у меня не было никаких доказательств, что она разговаривала с моей мамой, но вопрос больше прозвучал как утверждение.

— Я еще не решила, — я пожала плечами, убирая пушинку со своих черных джинсов. — Возможно.

И это было правдой. Моя мама начала звонить мне каждый день, и становилось всё труднее и труднее сказать ей «нет». Мои родители всегда поддерживали меня, с самого момента аварии, поэтому у меня не было никакой причины держаться подальше, кроме моей собственной неуверенности.

— Задумывалась ли ты о встрече со своими друзьями? — с сомнением спросила она, жуя колпачок ручки.

Я знала, о чем она спрашивала. Я решила сходить на кладбище, где они были похоронены.

— Еще не решила, — я вздохнула. — Я даже не пошла на их похороны. На тот момент меня ещё не выписали из больницы, а потом это просто... это было неправильно, — пробормотала я, закрыв глаза от натиска воспоминаний. О, Боже, ненависть, которую я чувствовала, причиняла боль. Родителям моего парня нужно было кого-то обвинять, и я была единственной, кого они могли винить, и обоснованно. Но я была всего лишь человеком. У меня были чувства. Я истекала кровью. Я плакала. Я пострадала. Но они не думали о том, через что проходила я. Возвращение в школу было таким же ужасным. Люди смотрели на меня по-другому, шептались за спиной, когда я проходила мимо. Это было ужасно, и я была совершенно одна, ведь никто не желал хоть немного меня понять. Но я всегда чувствовала себя эгоистично каждый раз, когда мои мысли уходили от этого. Я была жива, и я должна была быть благодарна за это, и никакие грубые слова, бросаемые в мой адрес, не должны были иметь значения, хоть и имели.

Кэтлин уставилась на меня, скривив накрашенные губы, как будто размышляя о своих дальнейших словах. Я затаила дыхание, ожидая, что она может сказать.

— Ты действуешь так, будто именно ты ответственна за ДТП и не имеешь права горевать об их смерти.

Я вздрогнула и отвернулась.

Она продолжила:

— Тебе позволено оплакивать их, Рей. Ты тоже их потеряла.

Мои руки начали дрожать, и я почувствовала, как глаза начали гореть от слез. Кэтлин была совершенно права.

— Ты должна позволить себе оплакивать их, — она протянула руку, осторожно прикладываясь одними кончиками пальцев к моему колену. — Попрощайся с ними и позволь им упокоиться. Я не говорю, что ты должна забыть о них или что это волшебным образом исцелит тебя, но это огромный шаг. Это всегда будет частью тебя, Рейчел, но оно не должно определять тебя.

Она откинулась назад и схватила салфетку. После чего протянула её мне, и я приняла её, вытирая слезы на лице.

Сразу после аварии я всё время плакала, особенно когда проснулась утром и поняла, что это был не кошмар. Мои слезы высохли примерно через шесть месяцев после ДТП, но пребывание в колледже, казалось, снова их вызвало.

— Всё хорошо. Отпусти их.

И я это сделала.

Полтора года непролитых слез вырвалось наружу, как ничто другое очищая меня.

***

— Не могу поверить, что Кейд не приедет домой на Рождество, — жаловалась Тея, аккуратно складывая свою одежду и пряча её в чемодан. — Сейчас Зимние каникулы! Кто бы не захотел вернуться домой? Ну... кроме вас двоих, видимо, — она открыла рот и внезапно стала хватать им воздух. — Боже мой, вы двое планируете романтический отдых или что-то ещё?

Я фыркнула.

— Абсолютно нет. В моем теле нет романтических костей.

— Но у моего брата есть, — она пристально посмотрела на меня, уперев руку в бедро.

Я подняла руки в знак капитуляции.

— Честно, у нас нет никаких планов. Мне просто не хочется ехать домой, поэтому он тоже не едет.

— Ладно, — фыркнула она, застегивая чемодан. — Вы оба такие скучные, — её телефон оповестил о текстовом сообщении, и она прочитала его. — Это моя мама. Она заберет меня, так как Кейд, очевидно, не повезёт меня домой. Мне нужно купить свой собственный автомобиль, — расхаживала она. — В любом случае, — она подошла ко мне и протянула руки, — я буду скучать по тебе, увидимся, когда закончатся каникулы.

Я обняла её.

— Я тоже буду скучать, — и это на самом деле так. Я настолько привыкла видеть Тею каждый день и слушать её лепет о всякой ерунде, что будет странно провести без нее целых две недели. Может, пока она будет отсутствовать, я смогла бы торжественно сжечь все розовые вещи на её стороне комнаты. С тем, как она была одета — кожаная куртка, рваные джинсы, и сапоги — я сомневалась, что она будет возражать, если эти вещи исчезнут.