– Интере-есное заявленьице…

– Я хочу быть свободной в своем выборе, Кеша… – тихо произнесла она. – Я погибаю из-за того, что делаю совсем не то, что хочу! И поэтому сегодня, буквально два часа назад, я приняла решение – теперь мне все равно, что скажут обо мне люди, я никому ничего не должна, и себе в том числе… И мне наплевать, выйду я замуж или нет, потому что не это самое главное в жизни!

Некоторое время Викентий молчал, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

– Свобода… – наконец через некоторое время выдавил он из себя. – Ну да, все мы мечтаем о ней! Свобода от обязательств, от утомительных забот о своих родных… Просто восхитительно! Мужья бросают своих жен, жены – детей, стариков выбрасывают на помойку, и все делают что хотят! Ты к этому стремишься?..

– Нет. Я не особенно сильна в красноречии, но я попытаюсь… – Оля встала у окна, за которым было видно, как у кухни разгружают фургон с продуктами. – Я говорю про ту свободу, которая должна быть внутри каждого человека. Свобода не от чего, а для чего!

– Что-то новенькое… – пробормотал Викентий.

– Если бы у меня был ребенок, то я бы с радостью заботилась о нем… Я бы жизнь отдала за него! Если бы тетю Агнию, не дай бог, парализовало, я бы тоже (нет, не с радостью конечно!) ухаживала бы за ней столько, сколько надо. Меня не пугает долгий, утомительный труд… – торопливо говорила Оля. – Если бы началась война (а я, к твоему сведению, как и все медицинские работники, военнообязанная!), я бы тоже не испугалась и выполнила бы свой долг…

Викентий неожиданно захохотал, схватившись за голову.

– Ты… ты собралась на войну, моя милая?.. Ой, нет, я не могу… По-моему, ты бредишь!

– Только долг делает человека свободным, понимаешь? – в отчаянии произнесла Оля. – Нам с детства твердят: ты должен, ты должен, и мы все воспринимаем наши повседневные обязанности как невыносимую скуку… А я не хочу быть животным и любить только потому, что так надо, и выходить замуж, потому что так принято, и рожать детей, потому что вроде как женщине без детей быть неприлично…

– А чего же ты хочешь? – удивленно спросил Викентий.

– Чтобы все было наоборот! – задыхаясь, произнесла Оля. – Я хочу любить, потому что не могу не любить, и детей хочу тоже – просто так, потому что не могу не хотеть! И я живу, потому что я свободна, я должна быть свободна, я свободна для жизни!

– Вот это да! – тихо произнес Викентий после ее страстного монолога. – Целая философия… Сразу всего и не поймешь – я не хочу, я хочу, я не должна, но я могу…

– Вспомни Фаню, как она несчастна! Родила Олежка и мучилась потом – он же так ей мешал на самом деле… пыталась женить на себе Павла, просто потому, что хотела замуж! И была счастлива только тогда, когда с Кексом гуляла вечерами вдоль реки… Она жизнь воспринимала как каторгу! А я не хочу быть на нее похожей…

– Минутку… – перебил ее Викентий. – Фаня хотела замуж за Павла, потому что любила его. Это он исковеркал ей всю жизнь!

– Неправда! – с досадой воскликнула Оля. – Она подстроила эту дурацкую попытку суицида…

– Откуда ты знаешь?

– Знаю!

Викентий подозрительно посмотрел на нее.

– Вот что, милая… – сухо произнес он после некоторого раздумья. – По-моему, ты весь этот огород нагородила из-за того, что поссорилась с моей мамой. Я же знаю, какие у вас отношения! Но ничего, я поговорю с ней…

– Кеша, я не вернусь!

– Конечно-конечно, можешь пожить здесь некоторое время! – успокоительно поднял он руку. – Приди в себя, проведи эту, как ее… ревизию. В конце концов, все невесты нервничают перед свадьбой, да и случай с Олежком тебя очень подкосил…

– Кеша!..

– Дней через пять-семь я снова загляну к тебе… – он поцеловал ее в лоб. – Да через недельку тебе надоест здесь!

– Я не вернусь! – крикнула она ему вслед.

Викентий сделал непроницаемое лицо и ушел, тихо закрыв за собой дверь.

«Не вернусь! – упрямо подумала Оля. – Конечно, тетя Агния решит, что я сама испортила себе жизнь… ну и ладно!»

Она упала ничком на узкую кровать и стала думать о Павле. И пилила себя за то, что не открыла ему дверь тогда, когда он рвался к ней в душевую.

«По-моему, я его тоже потеряла, – с запоздалым раскаянием решила она. – Впрочем… чего жалеть! Потеряла и потеряла…»

Все последующее время она находилась все в той же эйфории. Она была счастлива, потому что решила наконец изменить свою жизнь.


На следующее утро Павел проснулся с дикой головной болью.

Шершавый язык прилип к небу, и страшно хотелось пить.

Он с трудом встал и подошел к зеркалу. Как и следовало ожидать, там отразилась мрачная, заросшая щетиной физиономия. Опухшие веки, красные глаза, волосы дыбом. «Надо бы постричься!» – неожиданно он вспомнил, что давно не был в парикмахерской…

Он выпил одним махом целую бутылку минеральной воды и снова бухнулся на кровать. «Самое отвратительное похмелье – от коньяка…»

До вечера он из своей комнаты не выходил и выполз оттуда лишь после заката, нашел на кухне батон докторской колбасы и батон хлеба – это был его ужин.

Далее он всю ночь смотрел телевизор – фильм о дикой природе («надо же, какие отвратительные эти верблюды!»), детектив («на редкость тупой следователь!»), длинное-длинное интервью с известным актером («нет, в кино он лучше…») и эротическое шоу («не верю!!!»).

Проснулся в четвертом часу дня, голова уже не болела, зато страшно хотелось есть. За поздним завтраком (или ранним ужином, что не суть важно…) он принял твердое решение уехать домой и заняться делами, которые он забросил из-за этой Дезире. То есть из-за Оленьки Журавлевой…

Попрощался с отцом («осенью еще загляну, звони, если что!»), сел в машину и, уже выезжая из подземного гаража, увидел Леру – она стояла на асфальтовой дорожке и курила, задумчиво глядя в сад.

– Лера, до свидания… – опустил он стекло.

– Пока, – равнодушно ответила она.

– Передавай всем привет.

– Хорошо.

– Всем, обязательно! – нервничая и злясь на себя, сказал он. – Ване, Кристине, Муре, Оле…

– Оли нет. Оля ушла.

– Куда? На работу?

Лера стряхнула пепел с кончика сигареты и наклонилась к Павлу:

– Оля ушла от Викентия. Разве ты не слышал? Она здесь больше не живет.

У Павла все задрожало внутри.

– Вот она, ваша «ля фам»! – с усмешкой произнесла Лера. – Это все-таки она, да?..

– Лера… Лера, у меня к тебе просьба, – стараясь сохранять спокойствие, произнес Павел. – Дай мне номер ее мобильного, пожалуйста. Я ни о чем тебя не просил, но сейчас…

– У меня нет ее номера, – перебила бывшая жена. – А вот у Кристины есть. Но Кристина со мной не разговаривает…

– Вот черт… Не к Эмме же Петровне идти! – с отчаянием пробормотал Павел.

– Минутку… – Лера, держа сигарету в зубах, откинула крышку элегантного телефона, висевшего у нее на шее, стала нажимать кнопки. – Алло, Ванечка, у тебя нигде не записан номер Оли Журавлевой, а? Так просто, поговорить с ней хотела… Нет? Очень жаль. А ты не мог бы позвонить Кристине и спросить? Кристина сейчас в городе… Только, пожалуйста, не упоминай, что это я просила. Хорошо, потом мне перезвони.

Она захлопнула крышку телефона.

– Вот так все просто, Паша… Кристина ни в чем не может отказать Ване.

– Лера, спасибо.

– Да погоди ты благодарить, еще ничего не сделано! – усмехнулась она. – Погода какая замечательная, а?

– Уже август начинается…

– Я люблю август. Какая-то в нем такая прелесть, особая… иногда даже плакать хочется.

Через минуту перезвонил Иван и продиктовал Лере номер.


Около станции открыли огромный супермаркет, в котором было все на свете.

Оля зашла туда после работы, благо до станции было не так уж и далеко, и застряла в отделе одежды. Еще никогда она с таким наслаждением не передвигала вешалки, не копалась на полках с бельем…

Зазвонил телефон. «Опять Кеша!» – с досадой подумала Оля, но на экране высветился совсем незнакомый номер.

– Алло!

– Оля… Оля, это я!

– Кто я? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Я, Павел!

– А откуда у тебя мой номер?

– Да какая разница! – закричал он. – Я очень хочу тебя видеть! Прямо сейчас!

– Сейчас я не могу, – сказала Оля, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой передвигая вешалки с одеждой. – Сейчас я очень занята…

– А когда?

– Ну, может быть, вечером…

– Вечером! Хорошо, давай вечером! – В его голосе сквозило едва сдерживаемое ликование. – Когда? Где?.. За тобой заехать?..

– Нет. Встретимся в девять, на лодочной станции.

Она нажала на кнопку отбоя.

Сердце у Оли колотилось быстро-быстро, как будто она долго бежала. «Нет, оказывается, еще не все потеряно! – подумала она. – Он помнит обо мне, и… в этот раз все будет по-другому!»

Она продолжила копаться в одежде, правда, теперь с еще большим энтузиазмом. Если до того она просто решила поменять свой имидж, как и всякая женщина, вдруг собравшаяся начать жизнь заново, то теперь у нее была вполне определенная цель – свидание.

Это так здорово – настоящее свидание!

Конечно, можно было попросить Павла сразу заехать за ней, можно было назначить другое время, пораньше, но Оля инстинктивно чувствовала, что она поступает правильно. У свиданий свои законы!

…Никогда она не любила белого цвета, считала его марким, непрактичным и слишком вызывающим. Женщина в белом!

Но Дезире почему-то предпочитала именно белый. Почему?

Как уже говорилось, Оля вспомнила всю последовательность событий, которые происходили с ней весной, но вот почему она во время своей амнезии выбирала именно белый – непонятно. Дезире хотела белый – и все тут. Никакой логики!