– Ты думаешь? – перестав брыкаться, озадаченно спросила Оля.

– Да! А на маму мою не обижайся, она просто хочет, чтобы я был счастлив. Конечно, она иногда перегибает палку… – Викентий отвел волосы от Олиного лица. – Но еще неизвестно, какой бы ты была матерью! Наверное, просто сумасшедшей мамашей…

Оля вздрогнула.

– Нет. Нет, я не стала бы вмешиваться в личную жизнь своего взрослого сына!

– Это ты сейчас говоришь… – грустно засмеялся Викентий.

– Ольга! – закричал под окнами Силантьев. – Ну где вы там? Я жду, жду, как дурак…

* * *

– Ты здесь? – в увитую диким виноградом беседку заглянула Кристина.

– Как видишь… – Оля отложила игральные карты. – Пыталась разложить пасьянс.

– Темно же! – Кристина включила лампу под потолком.

– Зато сейчас на свет всякие мошки налетят…

Кристина вырвала из Олиных рук карты.

– Я не знаю, плохо это или хорошо, но я вчера видела Павла со Степаном Андреевичем в саду. Они прогуливались под ручку и довольно мирно беседовали. Кажется, это твоя заслуга?..

– Эмма Петровна разболтала, да?

– Нет, я об этом от Вани узнала.

– Значит, теперь об этом все знают… – вздохнула Оля. – Что, сильно они меня ругают?

– Лера злится, а Ваня вдруг заявил, что это даже лучше, что отец с сыном помирились. Теперь Степан Андреевич будет добрее и перестанет нам морочить головы… По крайней мере хоть какая-то определенность!

Мотыльки бились о горящую под потолком лампу.

Кристина наугад вытащила из колоды карту.

– Король бубновый. Если бы знать, что означает бубновый король… – она помолчала. – Но Ваня не хочет оставаться в одном доме с Павлом. Ты слышала ту историю про Леру? Ведь Лера была раньше женой Павла…

– Слышала. А что, все так и было? – беспокойно спросила Оля.

– Что Павел избил Леру? Жаль, что он ее вообще не убил, – усмехнулась Кристина. – По крайней мере Ваня бы сейчас не мучился.

– Да он и не мучается вовсе!

– Нет, если он узнает, что у Леры роман с Кириллом…

В это время снаружи, в темноте, раздались шаги. Кристина моментально замолчала.

В беседку заглянул Иван Острогин.

– А, Оленька… – невесело пробормотал он. – Добрый вечер. И Кристина здесь…

– Леру мы не видели! – предупреждающе воскликнула Кристина. – Можете нас даже не спрашивать, Ваня.

– А я и не спрашиваю… – неуверенно сказал он. – Я так… гуляю по саду. Просто решил заглянуть к вам на огонек.

– Мотылек прилетел на огонек… Ваня, бубновый король что означает? – спросила Оля, мешая карты.

– Обман. Впрочем, я в картах не силен! – засмеялся Иван. – У Муры уточните… Кстати, проходил сейчас мимо ее окна – смотрит, не отрываясь, какое-то ток-шоу. Ну, где давно потерявшиеся люди находят друг друга, и рыдает в три ручья. На экране, в студии, тоже все рыдают как помешанные.

– Может быть, она кого-то потеряла? – предположила Оля. – Тайна старой домработницы…

– Никого она не теряла! – холодно заметила Кристина. – У нее есть взрослая дочь в Москве, старая дева, которой уже за сорок, одна нога немного короче другой… Мура помыкает ею, как хочет.

– Бедная дочь… – вздохнула Оля. – Почему так происходит?.. Люди рыдают над чужими судьбами, а жизнь своих близких превращают в ад! Я не только о Муре сейчас говорю…

– Это так! – горячо согласилась Кристина. – Просто помешались все на ток-шоу. Особенно если учесть, что все эти истории придуманы хитрыми телевизионщиками…

– Лицом к лицу лица не увидать, – вздохнул Иван и сел на краешек деревянной скамьи. Время от времени он посматривал на погружавшуюся в густые сумерки аллею. – Мы не можем оценивать себя и свою жизнь, поэтому любим подсматривать за другими людьми…

– О-чень любим! – подхватил Силантьев, появляясь в беседке.

– Ярослав Глебович, вы аки тать в ночи! – нервно засмеялся Иван. – Подкрались незаметно…

– Ненавижу все эти… массмедиа! – фыркнул Силантьев. – А хуже всего, что сейчас через средства информации насаждается эта чертова политкорректность.

– Чем же плоха политкорректность? – изумилась Кристина.

– Да тем, что теперь всякой сволочи нельзя сказать, что она сволочь и дрянь! – Силантьев с треском почесал затылок.

– Вы что-то путаете… – поморщилась Кристина, отсаживаясь от Силантьева подальше. – Политкорректность – это совсем другое. Например, чернокожие жители Америки… Они имеют право на то, чтобы их называли афроамериканцами, а не неграми!

– Да при чем тут чернокожие жители Америки… – рассердился Силантьев. – Вы хоть одного чернокожего в этой глуши видели?.. Кстати, анекдот о корректности: дурака теперь не принято называть дураком, теперь надо говорить – человек с гуманитарным складом ума.

Все невольно засмеялись.

– Это еще что… – сквозь смех произнесла Оля. – Мы не так давно с Викентием смотрели на DVD очередной фильм со Шварценеггером, так там Терминатор требует, чтобы главный герой называл его не роботом, а компьютерным организмом!

– Вот-вот! – с удовольствием кивнул Силантьев. – Сейчас все свои права качают. Я такой особенный, я требую к себе уважения… Этак и сатану оправдают! А что? Тоже существо, имеет право на собственное мнение, в том, что у него расхождения с богом, не виноват…

– В чем-то вы, конечно, правы, Ярослав Глебович… – вздохнул Иван, отсмеявшись. – Но мы, если честно, говорили о другом.

– Да не важно… – Силантьев махнул рукой. – Слушай, Ваня, ты вот что, сходи к этой старой кукле, она тебе больше доверяет…

– К кому?

– Да к Муре же! И попроси у нее ключи от буфета…

– Никуда я не пойду! – сердито закричал Иван. – Вам надо, вы у Марьи Тимофеевны и просите…

– Вот они, гуманисты… – криво усмехнулся Силантьев. – Тогда вы, Оленька!

– Я? – удивилась Оля. – И как я ей объясню, зачем мне ключи понадобились?

– А вы не для себя, вы для Кеши! – вкрадчиво подсказал Силантьев. – Он якобы немного простудился в городе, а вам надо сделать ему компресс… Вы же доктор, в конце концов! Для медицинских целей она жалеть не будет.

– Ярослав Глебович, перестаньте! – рассердилась Кристина. – Оля, не слушай его…

– Какие же вы все правильные, – с ненавистью произнес Силантьев. – Правильные и недалекие! Но ничего, скоро страны третьего мира вас задушат… Повымрете все, гуманисты хреновы!

Ворча, он вышел из беседки.

– Вот человек… – через некоторое время со смешком произнес Иван. – Никакой совести! Пришел, обругал нас всех и ушел.

– Он горький пьяница, – серьезно произнесла Оля. – Мне его жалко…

– Мне бы его тоже было жалко, если бы он не задирал всех подряд, – сказала Кристина.

– Но он сам себя не жалеет!

– Знаете, какая у него логика? – вдруг оживился Иван. – «Все сволочи, и поэтому я выпью». Или: «Я сволочь и потому выпью!»

У Оли в кармане зазвенел мобильный.

Извинившись, она вышла из беседки, в темноту.

– Оленька, это я… Не слишком поздно?

– Господи, тетя Агния! Нет, конечно… – обрадовалась Оля. – Я сама хотела тебе позвонить, но как-то все некогда было! Как ты там?

– Хорошо… – прошелестела тетка. – Соскучилась по тебе.

– Так приезжай!

– Куда?

– Сюда приезжай! Викентий за тобой завтра заедет…

– Что ты! – Тетка перепугалась еще сильнее. – Как можно! К Степану Андреевичу… без приглашения, просто так…

– Да тут все останавливаются кому не лень! У меня есть своя комната, в конце концов… Хочешь, я со Степаном Андреевичем поговорю? – в отчаянии предложила Оля. Меньше всего ей хотелось просить о чем-то старика, но ради тетки, наверное, стоило поговорить с ним…

– Нет! – завопила тетя Агния. – Олюшка, это совсем лишнее… Не надо ни о чем просить!

– А хочешь, я в санатории место для тебя подыщу? – с надеждой спросила Оля, зная, что тетку переубедить уже невозможно. – Мы с Кешей за тебя заплатим… Будешь на процедуры всякие ходить!

– Еще и в расходы вас вводить… – тетя Агния окончательно запаниковала. – Ни в коем случае!..


– Журавлева, к тебе пришли! – крикнула в раскрытую дверь техничка, Кира Семеновна.

– Кто? – спросила Оля.

– Откуда я знаю… Мужик какой-то. У входа тебя дожидается, – и техничка равнодушно зашаркала дальше по коридору.

«Интересно… Кто бы это мог быть? Если бы отдыхающий за справкой, то его бы сразу в мой кабинет проводили. Кешу они все знают, у меня его фотография на столе под стеклом… Иван? Нет, Ивана невозможно назвать „мужиком“. Кирилл? С какой стати… Нет, это не Кирилл…» Оставался только один ответ, но она в него не хотела верить.

Оля вскочила со стула и замерла посреди комнаты в нерешительности. Зеркальная панель на шкафу отразила ее – молодая женщина в светло-зеленых укороченных брючках, оранжевой футболке с попугаем на груди, в пластиковых тапочках и с длинным хвостом прямых светлых волос (утром убила очередной час своей жизни на их выпрямление). Короткий больничный голубой халат нараспашку…

Оля решительно скинула тапочки и быстро влезла в свои босоножки.

Приняла независимо-отстраненный вид (несколько секунд репетиции перед зеркалом) и, засунув руки в карманы брюк, зашагала к выходу.

В тени боярышника сидел Павел, в том самом светлом льняном костюме, в котором она увидела его в первый раз.

– Вы меня преследуете! – холодно сказала она, подойдя ближе.

– Мы на «ты».

– А, ну да… – Оля смутилась.

– Я бы хотел с тобой поговорить, – сказал Павел, снова рассматривая ее самым бесцеремонным образом.

– Понадобился новый совет?

– Не совсем… Ты скоро освободишься? – Павел не принял ее иронии.

– Через час, – мельком взглянула она на часы.