– Бутербродик… – с горечью повторила Эмма Петровна. – Это ж смесь углеводов и липидов!

– Ну да… – Оля старательно подавила зевок. – Вы угадали.

– Я угадала… Углеводы и липиды не сочетаются! Ты слышала про раздельное питание?

– Слышала, – терпеливо ответила Оля. – Это ерунда. Не стоит воспринимать все так буквально, это я вам как доктор говорю… В мире столько разных теорий! И вообще я с утра не способна на кулинарные подвиги.

– Но у Кеши гастрит! – с отчаянием произнесла Эмма Петровна. – Ты же буквально убиваешь его своими бутербродами!

– А чем его кормить?

– Кашей! С утра кашу надо варить!

Оля, стараясь держать себя в руках, молча полезла в шкафчик и достала оттуда упаковку с кашей быстрого приготовления. Той самой, которую надо высыпать из пакетика на тарелку и просто заливать кипятком.

– Нет, это невозможно… – застонала Эмма Петровна и буквально вырвала у нее из рук пакетик с кашей – содержимое его просыпалось на пол. – Это же химия! Ты должна варить овсянку так, как варили ее наши бабушки и прабабушки – в кастрюльке, помешивая, на молоке и сахаре, определенное количество времени… А в этой дряни, что ты достала, даже сахара нет – сплошной аспартам!

– Но времени-то у меня тоже нет! – с отчаянием произнесла Оля. – Давайте уж сойдемся на бутербродах…

Эмма Петровна прижала ладони к щекам.

– И ты собираешься стать женой моего сына? – с горечью прошептала она. – Да ты его убьешь… Ты его погубишь! Ему же совершенно другое питание требуется… Ты его до язвы желудка доведешь! Какой ты доктор, к чертовой матери…

Оля достала веник и принялась подметать рассыпавшуюся овсянку. Внутри у нее все дрожало. С одной стороны, Эмма Петровна была права, но, с другой – не учитывались Олины возможности и интересы…

– Эмма Петровна… – стараясь сохранять невозмутимость, сказала Оля. – Безусловно, при некоторых заболеваниях показана определенная диета… Обеды и ужины я обещаю готовить, учитывая Кешин гастрит. Но утром я мало к чему способна – честно! И вообще большинство болезней, как говорят в народе, от нервов. Можно питаться самой экологичной и правильной пищей, но если при этом душа неспокойна, то язва в любом случае обеспечена. Если вы будете ссорить нас с Кешей, то он скорее заболеет, даже если будет завтракать кашами, сваренными по бабушкиному рецепту…

– В чем дело? – беспокойно спросил Викентий, появившись в дверях кухни, уже в костюме, галстуке, идеально выбритый и пахнущий одеколоном.

– Ты понимаешь, она отказывается варить тебе с утра каши… – начала возмущенно Эмма Петровна, но Викентий ее перебил:

– Мама, мама, я все равно опаздываю, мне не до завтрака! Оля, милая, до вечера… Перекушу в городе, в кафе, – он поцеловал Олю.

– Ну вот! – всплеснула руками Эмма Петровна. – Хорошее дело! Общественное питание способно погубить и здорового человека…

– Мама, все в порядке! – Викентий поцеловал и ее. – Не ссорьтесь, пожалуйста, из-за ерунды. Все, я побежал, а то скоро пробки начнутся…

В этот момент на кухню по ступенькам взобралась Мура.

– Вы тут? – задыхаясь то ли от волнения, то ли от спешки, воскликнула она. – Слава богу…

– А что случилось? – Эмма Петровна снова мгновенно напряглась.

– Павел едет!

– Что-о? – в один голос спросили Викентий, Эмма Петровна и Оля.

– Сегодня? – тут же уточнил Викентий.

– Нет, но в самое ближайшее время! – торжественно выпалила Мура. – Степан Андреевич только что с ним по телефону говорил.

– А зачем он едет? – невольно спросила Оля. Еще свеж был в ее памяти разговор с Фаней на берегу реки. Бедная Фаня, бедная Лера, несчастные все! Едет человек, который заставил страдать стольких людей… Пожалуй, еще никто так не занимал Олино воображение, как этот самый Павел!

– Да уж не просто так!


Кабинет заведующего был заперт, и Оля отправилась искать Пал Палыча в саду. Было время обеда, и с пляжа вереницей возвращались отдыхающие – в купальниках, с полотенцами, в панамах и шляпах самого невообразимого фасона…

Так и есть – заведующий сидел в тени боярышника и меланхолично кормил голубей хлебом.

– Пал Палыч…

– А? – он вздрогнул, и голуби с шумом разлетелись.

– Извините, я не хотела вас пугать! Пал Палыч…

– Ну что, Журавлева, что тебе? – грозно нахмурив косматые брови, спросил он.

– Пал Палыч, вы знаете вашего тезку – Павла Локоткова? – решительно спросила Оля, садясь рядом с заведующим на скамейку.

– А что?

– В общем, ничего… Он собирается приехать в самое ближайшее время, и у нас там просто с ума все посходили. Если честно, даже я о нем стала думать!

Пал Палыч ответил не сразу. Он снова принялся кормить голубей, а потом пожал плечами:

– Близко я с Павлом незнаком. Видел его несколько раз, издалека – очень мрачный, замкнутый человек. Такой ли уж плохой, как о нем говорят, не знаю. Одно очевидно – отца своего он ненавидит. Сам читал те газеты, в которых он Степана Андреевича грязью поливал… А я Степана Андреевича очень уважаю. Очень!

– Ясно… – пробормотала Оля.

– Лучше скажи, как твои дела, – Пал Палыч повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Вспомнила что-нибудь?

– Нет, – тихо ответила Оля. – Ничегошеньки я не помню… Мне даже сны про то время не снятся!

– Это нормально.

– Ну да, нормально… – дернула Оля плечом.

Пал Палыч бросил еще несколько крошек голубям. Те, воркуя, вились на асфальтовом пятачке перед ним. Пахло речной свежестью, нагретой на солнце травой…

– Хочешь, скажу, что я об этом всем думаю? – неожиданно спросил он. – Только, чур, не принимать мое мнение за последнюю инстанцию, я ведь, как тебе известно, давно отошел от этих дел… – он многозначительно постучал себя пальцем по лбу.

– Скажите, – серьезно произнесла Оля.

– Я ведь наблюдал за тобой все это время… И у меня сложилось вполне определенное мнение. Ты, Оля Журавлева, жутко несвободна.

– Что? – удивилась она.

– А то… Ты слишком зависишь от людей и от обстоятельств. И порой готова терпеть что угодно, лишь бы люди о тебе не подумали плохо.

– Так ведь все равно думают! – с отчаянием произнесла Оля, имея в виду прежде всего Эмму Петровну.

– Тем более! – Пал Палыч сердито дернул себя за бровь. – Вот вчера слышал, как Рита Жиркова из процедурного на тебя наезжала. Что уж, не могла ты ей как следует ответить? Всем известно, какая она вздорная баба!..

– Пал Палыч…

– Ты не умеешь себя защитить, ты не умеешь говорить «нет» всяким нахалам… А близких своих, наверное, еще больше боишься! Все что угодно готова делать, лишь бы они не отвернулись от тебя! Все что угодно, лишь бы одной не остаться!

– Да, так и есть! – принужденно засмеялась Оля. – Вы угадали, Пал Палыч, – больше всего на свете я боюсь остаться одна.

– Поэтому ты так хотела ребенка, – веско произнес Пал Палыч. – Потому что чувствовала, ребенок-то уж точно будет всегда с тобой. Только твой. Навсегда твой. Никто не отнимет!

– Я бы его так любила… – печально пробормотала Оля.

– А что, жениха ты своего не любишь?

– Люблю. Но это тут при чем? – удивилась Оля.

– Ты уверена? Может, ты только хочешь его любить? – с нажимом спросил заведующий.

– Пал Палыч… Вы меня и Кеши хотите лишить?.. – растерялась она.

– Если б ты действительно его любила, ты бы не цеплялась так за ребенка!

– Пал Палыч… – голос у Оли задрожал.

– Глупенькая ты… – с горечью произнес тот. – Запомни раз и навсегда – ты не одна.

– Ну да, у меня еще тетя Агния есть и подруга Римма… – потерянно забормотала Оля.

– При чем тут тетя, при чем тут какая-то Римма! – строго произнес Пал Палыч. – У тебя есть ты!

– Я?..

– Да, ты! И вовсе не обязательно из кожи вон лезть и унижаться… Будь самой собой. Какая ты на самом деле – вот ты это знаешь?..

– Да уж, наверно…

– А может быть, нет! Делай что хочешь, не жалей ни о чем… Выпусти ты себя из тюрьмы, в которую сама себя заточила!

Оля не знала, плакать ей или смеяться. В словах Пал Палыча была странная логика – разругаться, расстаться со всеми, кто ей дорог, для того, чтобы самоопределиться. «Наверное, он что-то путает, – тут же решила Оля. – Сам же сказал, что далек от всех этих дел!»

– Пал Палыч… – осторожно произнесла она. – Вот у меня есть подруга Римма, это вы уже знаете… Так вот, эта самая Римма переругалась со всеми на свете – пожалуй, только я у нее и осталась. Такой взрывной, бешеный темперамент, чуть что – рвет все отношения… И что-то я не заметила, чтобы она от этого счастливей была!

– У Риммы твоей другие проблемы. Она, можно сказать, твоя противоположность… А гармония, душа моя, она где-то посредине!

– А вы свободны?

Пал Палыч помрачнел.

– Нет. Когда-то я сам себе запретил заниматься любимым делом. Я не вспоминал об этом и не жалел, что занимаюсь теперь чем-то другим. В конце концов, работать в санатории, на свежем воздухе – так приятно! Да еще руководить другими… Но вот пришла ты со своей бедой и заставила меня вернуться в прошлое.

– Пал Палыч, я не хотела! – в отчаянии, сопереживая своему собеседнику, закричала Оля. – Простите, простите меня!

– Не прощу! – рявкнул заведующий. – Голубей снова как ветром сдуло. – Не смей просить прощения! Ни у кого его не проси. Да, есть твердолобые люди, которые должны извиняться за каждый свой шаг, но такие как раз не извиняются! А вот такие, как ты… – не договорив, он с досадой махнул рукой.


Разговор с Пал Палычем совершенно выбил Олю из колеи, она даже забыла, что обещала позировать Силантьеву.

Пришла домой и без сил упала на кровать. «Что он такое говорил?.. Почему считает, будто я несвободна?.. Может быть, несостоявшийся психиатр-психолог решил на досуге поупражняться на мне?..»