— Не такая уж плохая у нее была жизнь, — ответила Мэдди, вспоминая последние события. — Тихая и скромная, никто тебе не лжет, никто не распускает о тебе сплетен…

Старуха фыркнула снова.

— Никто тебя не любит, никто не пытается заставить тебя смеяться и радоваться жизни, — подхватила она и, задрав подбородок, горделиво посмотрела на Мэдди. — У меня было восемь мужиков, и я не жалею ни об одном из них. По городу ходили слухи, но мне было плевать.

— Ты изменяла дедушке? — ошеломленно спросила Мэдди.

— Он спал со мной, когда я еще была замужем за Баком, — ответила бабка, и в ее голосе не прозвучало ни ноты раскаяния. — Чего же он ожидал от меня? Что я начну жизнь с чистой страницы? — Она рассмеялась. — По крайней мере в моей жизни были любовь и страсть, о которых твоя благовоспитанная матушка не могла и мечтать. — Люсиль вновь посмотрела на Мэдди и продолжала: — Я рассчитывала на тебя, но ты оказалась такой же недотепой, как твоя мать. Два сапога пара.

— Я не верю тебе… — заговорила Мэдди, но бабка ее тут же перебила:

— Скотт, вот как его звали. Сэм Скотт!

Мэдди вспомнила, как Сэм Скотт вышел на крыльцо кегельбана в ту ночь, когда она искала Брента. «Я услышал звук машины вашей матери», — сказал тогда Сэм. Неужели он и был тем человеком, от которого отказалась ее мать? Неужели он все эти тридцать лет продолжал любить Марту? Способен ли Кей Эл на такой поступок? Эта мысль казалась Мэдди невыносимой. Ей хотелось уйти отсюда, забыть о бабке с ее ложью. Во всяком случае, мать утверждала, что Люсиль лжет.

Мэдди повернулась к двери, не обращая больше внимания на ворчание старухи, и в тот же миг вспомнила об ожерелье из стеклянных бус, которое принесла с собой.

— Хочешь, я подарю тебе ожерелье? — спросила она, снимая нитку с шеи и протягивая ее Люсиль.

— На кой черт мне сдалась эта дешевка? — Бабка отложила коробку в сторону, глядя на Мэдди. — Кто я, по-твоему? Нищенка? Не нужны мне твои бусы. Сядь и расскажи мне о мужчине, с которым ты встречаешься.

— Извини, бабушка, но мне пора возвращаться. — Мэдди сунула ожерелье в карман джинсов. — Эм сейчас очень плохо, и я должна идти.

— Неужели ты не можешь посидеть и поговорить со мной? — заныла старуха. — Ведь я того и гляди помру.

— Прощай, бабушка, — ответила Мэдди и выскочила в коридор. Не успела она шагнуть прочь, как изнутри в дверь ударилось что-то тяжелое. Похоже, бабка швырнула в дверь ее коробку с конфетами.

Вернувшись домой, Мэдди уже хотела приступить к матери с расспросами, но выражение лица миссис Мартиндейл ясно говорило, что вряд ли ей придется по вкусу вопрос о том, спала ли она с Сэмом Скоттом. В ответ следует ожидать лишь очередной лекции о бабушке Люсиль и ее выдумках. У Мэдди хватало своих забот, поэтому она уселась к накрытому столу, напустив на себя любезно-неприступный вид. Наконец мать оставила попытки расшевелить ее и уехала восвояси. Следующая неделя прошла точно так же — ив школе, и дома Мэдди держалась вежливо и отчужденно. Сколь бы серой и безрадостной ни казалась такая жизнь, Мэдди чувствовала себя намного лучше прежнего и была совершенно уверена в том, что сумеет приспособиться к такому существованию. На все остальное у нее попросту не хватило бы сил. Окружающие доставляли ей одни неприятности, и Мэдди нужно было хотя бы на время оградить себя от излишних переживаний.

Но, храбро улыбаясь, она чувствовала, как ее душу терзает боль одиночества.

Глава 16

Две недели, миновавшие со дня похорон, оказались для Кей Эла ничуть не менее трудным испытанием, чем для Мэдди.

Хуже всего было то, что Мэдди отказывалась разговаривать не только с ним, но и вообще с кем бы то ни было. Ее мать хотя и казалась озабоченной, держалась в стороне. Во время ленча с Кей Элом она была любезна и вежлива, но не пожелала обсуждать с ним поведение своей дочери. Кей Эл подумал, что если бы его ребенок отказался с ним общаться, он говорил бы об этом с любым, кто согласится его выслушать; но миссис Мартиндейл предпочитала помалкивать.

— Я благодарна вам за то, что вы оставили Мэдлин в покое, — сказала она. — Город и без того переполнен слухами о похоронах.

Кей Эл хотел заметить, что главным затруднением является не избыток, а недостаток информации — во всяком случае, от Мэдлин, — но, заметив в глазах ее матери упрямый огонек и вспоминая о стычке с Хелен напротив банка, решил отступиться. Миссис Мартиндейл делала все, что могла, хотя и по-своему.

Кей Эл предпочел иные пути.

Он съездил к Хауи и Треве, но не продвинулся ни на шаг.

— Эгей, Кей Эл! — воскликнул Хауи, когда Кей Эл остановился подле гаража Бассетов. — Я уже собирался звонить тебе. Ты еще не отказался от мысли о постройке дома?

— Разумеется, нет, — ответил Кей Эл, выбираясь из «мустанга». — Кендэйс проталкивает мое заявление с просьбой о кредите, и деньги поступят на мой счет не позднее конца месяца. Почему это я должен отказываться от дома?

— Ну, я подумал, что если вы с Мэдди расстались…

— Нет, мы не расстались, — ответил Кей Эл. — Просто мы вынуждены некоторое время держаться поодаль друг от друга. Как поживает Трева?

— Отлично, — без особой радости отозвался Хауи. — Она сейчас дома.

— Ты не возражаешь, если я загляну на минутку? — спросил Кей Эл. — Я хотел бы задать ей пару вопросов.

Хауи кивнул. Кей Эл постучался и вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.

Трева, склонившись над объемистой кастрюлей, готовила еду. От пара ее кудрявце светлые волосы завивались в забавные колечки.

Кей Эл принюхался.

— Куриный суп? — спросил он, переполошив Треву до такой степени, что она уронила ложку в кастрюлю.

— Господи, Кей Эл, — произнесла Трева, отпрянув. — Ты испугал меня до смерти. — Она заглянула в кастрюлю и добавила: — Ну вот, теперь придется как-то доставать эту чертову железку.

— Я сам, — сказал он и взял в руки нож, лежавший у разделочной доски.

— Нет, это не годится. — Трева выдвинула буфетный ящик и протянула ему черпак на длинной ручке. — Вот тебе удочка. Желаю доброго улова.

— Ну, что новенького? — спросил Кей Эл, шаря черпаком по дну и прислушиваясь вполуха, не звякнет ли ложка о стенку кастрюли. — Как твои дела?

— Нормально, — осторожно ответила Трева. — А что?

Зацепив ложку черпаком, Кей Эл вытянул ее на поверхность.

— Ты разговариваешь, с Мэдди? — спросил он.

— Изредка. — Трева проворно схватила ложку. — Ай! Какая горячая!

— Тебя это удивило? — Кей Эл отхлебнул бульона из черпака. — Отличная жратва, — похвалил он. — А я и не знал, что ты так стряпаешь.

— Отвези суп Анне, — сказала Трева, отворачиваясь от раскаленной плиты. — У нас его залейся.

— Возить Анне еду — то же самое, что являться во Фрог-Пойнт со своими сплетнями, — заметил Кей Эл. — Пустое и оскорбительное занятие… А почему ты не разговариваешь с Мэдди?

— Потому что она не желает разговаривать со мной, — ответила Трева, закрывая кастрюлю крышкой. — Я подумала, что Мэдди нужно некоторое время, чтобы прийти в себя, и решила оставить ее в покое. — Она вперила в Кей Эла непроницаемый взгляд, говоривший: «Это мои последние слова, и я от них не отступлюсь», — но при этом ее лицо оставалось несчастным, сердитым и виноватым, и Кей Элу захотелось вытянуть из нее правду. Однако ему было достаточно забот о Мэдди и Эм; к тому же Хауи вряд ли одобрил бы попытку устроить его жене допрос с пристрастием.

— Мэдди не разговаривает и со мной тоже, — сказал Кей Эл. — Я начинаю беспокоиться.

— У нее все будет хорошо, — ответила Трева. — У Мэдди Мартиндейл всегда все хорошо.

На этом их беседа закончилась, и Кей Эл принялся за своего ближайшего родственника.


Как-то вечером после ужина он, должно быть, уже в тысячный раз сказал дяде:

— Генри, ты ведь не веришь, что она это сделала.

Генри сидел с газетой, делая вид, будто читает.

— Хочешь услышать полный список улик, которые свидетельствуют против нее? — сердито проворчал он наконец.

— Нет, — сказал Кей Эл. — Но я вижу, что ты до сих пор не арестовал ее. Значит, у тебя не все сходится.

— Да, у меня есть сомнения, — признался Генри, — и я пытаюсь их разрешить. Тем не менее Мэдди по-прежнему кажется мне самым вероятным подозреваемым.

— И все же сомнения остаются, — напирал Кей Эл.

— Мне не хватает орудия убийства, — ответил Генри. — К тому же кое-кто из свидетелей может врать. — Он взял газету и вновь углубился в чтение.

Кей Элу нестерпимо захотелось вырвать газету из рук дяди, но он понимал, что ничего этим не добьется.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Ничего, — ответил Генри из-за газеты.

— Генри… — начал Кей Эл, и Генри опустил газету.

— Люди, которых я привлек к расследованию, сидят по домам и никуда не денутся, — сообщил он. — Я приглядываю за ними, наблюдаю. Пройдет время, кто-нибудь занервничает и проболтается. Но даже если Мэдди виновна, ей не грозит ничего страшного, ведь никому и в голову не придет сомневаться, что ее вынудили совершить убийство. Мы сделаем все, чтобы она получила незначительное наказание, а потом позаботимся о ней и о ее дочке. Так что тебе не о чем беспокоиться.

Дядюшка вновь приподнял газету, но Кей Эл потянул ее вниз.

— Генри, — не унимался он, — сажать в кутузку невиновных людей — не твой стиль.

— Кей Эл, — ответил Генри, — будь добр, убери свои чертовы лапы от моей газеты.

Кей Эл уступил и разжал пальцы.

Но больше он не уступал никому и ни в чем. Он ежедневно звонил Мэдди, чтобы услышать ее голос и несколько минут спустя поболтать с Эм, расспросить, как у нее дела в школе («Все в порядке», — говорила Эм, но судя по ее голосу, она хотела сказать: «Хуже не бывает»), потолковать о Фебе, заставить девочку улыбнуться (а в последние дни даже засмеяться) и попросить ее быть повнимательней к матери.

— Вы к нам приедете? — спросила Эм в конце недели, и у Кей Эла перехватило горло.