Только сегодня Мэдди узнала правду. «Лучше бы мне не знать, — мелькнуло у нее в голове. — Как жаль, что Трева не сумела скрыть свою ложь навсегда».

— Мэдди, ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Трева.

— Нет, — ответила Мэдди, не глядя на нее, и пересела к своей матери, которая беседовала с Мэри Элис Уинтерборн.

Трева. У Мэдди никогда не было от нее секретов. Трева всю жизнь была ее лучшей подругой. И все это оказалось ложью.

— Как ты, Мэдди? В порядке? — спросила Мэри.

— Нет, — ответила Мэдди. — Только что я потеряла человека, которого очень любила. Теперь у меня никогда ничего не будет в порядке. — Посмотрев в лицо Мэри Элис, Мэдди увидела, как недоверие в ее глазах уступает место сочувствию.

— Мне очень жаль, Мэдди.

— Мне тоже, — отозвалась Мэдди и замкнулась в унылом молчании, а Мэри двинулась к Хелен.

— Так-то лучше, — сказала миссис Мартиндейл. — Именно так следует вести себя на похоронах.

Мэдди смотрела на цветы. Когда все это кончится, ей предстоит объясниться с Тревой. Мэдди не знала, что она скажет, но поговорить придется. Они уже никогда не будут друг для друга теми, кем были раньше. Уже сейчас все стало по-другому. Трева спала с Брентом, подарила жизнь его сыну и двадцать лет таила это от Мэдди. Все было ложью, и жизнь с Брентом, и все те слова, которые Мэдди говорила матери, чтобы не огорчать ее. Ложью оказалась и та причина, которая привела к ней Кей Эла, да и сама она оказалась совсем не тем человеком, которым себя считала. До сих пор она верила всей этой лжи и была счастлива. А теперь, когда она знает правду, уже ничто не имеет значения. Кроме Эм.

Мэдди сосредоточилась на этой мысли. Отныне она посвятит себя дочери, вновь начнет преподавать и заживет жизнью матери, спокойной и размеренной, полной забот о ребенке. Сколь бы ужасной ни казалась подобная перспектива, если ей удастся избежать тюрьмы, это будет лучшее, что она сможет сделать. Ей не нужна Трева, не нужен Кей Эл, вообще никто не нужен, кроме Эм. Во всяком случае, в такой жизни нет места предательству.

А единственной ложью, которую она когда-либо услышит, будет ее ложь перед самой собой.


Следующие две недели Мэдди занималась собиранием по кусочкам своей жизни и материнскими хлопотами. Эм пошла в школу, Эм воспитывала Фебу, Эм продолжала плакать, прежде чем уснуть… Эм превратилась в центр ее вселенной, и Мэдди до предела сократила телефонные разговоры с матерью — ее раздражали сплетни, в которых было так много бессмысленной лжи. Всякий раз ей не терпелось поскорее вновь вернуться к дочери. Поначалу миссис Мартиндейл разговаривала с Мэдди ледяным тоном, потом в ее голосе зазвучали примирительные нотки, потом она начала беспокоиться, но на всех трех этапах Мэдди решительно обрывала излияния матери, желая лишь, чтобы ее оставили в покое.

Приобретение школьной одежды оказалось куда более важной задачей, чем прежде. Мэдди прекрасно помнила те адовы муки, которые ей доставляла убежденность матери в том, что ее дочь должна ходить в туфлях с плоской подошвой и застежкой на ремешке, в то время как все остальные носят кеды. Мэдди с ее блестящей черной обувью занимала крайнее место в незыблемой иерархии, на другом конце которой находились люди вроде Кендэйс и Стэна в старомодных сандалиях из потрескавшейся кожи, а золотую середину представляла Трева, располагавшая целым гардеробом спортивной одежды, которую она украшала вышивкой и наклейками. Трева легко порхала по школьным коридорам, а Мэдди тащилась позади, с трудом переставляя ноги в туфлях для добропорядочных девочек. Решив, что у ее дочери все будет по-другому, Мэдди предпочла долгой болтовне с матерью обсуждение с Эм ее школьной экипировки.

На следующий день после похорон заявился Генри и поставил свою полицейскую машину напротив дома под бдительным взглядом Леоны.

— Я привез личные вещи Брента, — сообщил он, когда Мэдди открыла ему дверь.

— Мне они не нужны, — отрезала Мэдди.

— Здесь кое-какие ценности и куча денег, — сказал Генри, вздохнув. — И письмо. Прочти его.

Впустив Генри в дом, Мэдди ознакомилась со списком предметов, найденных у Брента: часы, обручальное колечко, кольцо с печаткой, бумажник и множество прочих вещей. Брент таскал с собой немалый груз, но это было неудивительно, если учесть, что он собирался покинуть город. Генри добавил, что у Брента была еще серая спортивная сумка с одеждой и что в сумке лежало письмо с маркой и адресом Мэдди.

— По-моему, он собирался бросить его в ящик перед самым отъездом, — сказал Генри, протягивая ей конверт. — Мы бы хотели, чтобы ты его прочла.

Конверт был распечатан.

— Уже начинаете вскрывать мои письма? — спросила Мэдди, вынимая из конверта листок, выдранный из фирменного блокнота строительной компании «Бассет и Фарадей». Мэдди прочла письмо, чувствуя, как ее все более охватывает ощущение нереальности происходящего.


«Милая Мэдди.

Пожалуйста, прочти это письмо до конца, и тогда ты поймешь, что я не бросаю тебя, просто я вынужден покинуть Фрог-Пойнт, чтобы не сойти с ума. Поэтому я забираю с собой Эм, и мы вдвоем будем ждать твоего приезда в Бразилию. Поверь, я знаю, что делаю.

Люди станут говорить, будто бы я украл деньги, но это неправда. Я оставляю компанию Хауи, стало быть, это честная сделка. Я продал Стэну четверть своих акций, и когда ты отпишешь Хауи свою долю, мы будем в полном расчете. Если кто-нибудь скажет, что я не люблю тебя, не верь. Тот случай с Глорией больше не повторялся, и если она скажет, что там было что-то еще, не слушай. Как только ты прилетишь на юг, все снова будет хорошо. Эм понравится в Бразилии; ты знаешь, как она любит перемены. Не теряй времени и сейчас же выставляй дом на продажу. Его купят быстро, и тогда ты сможешь заплатить за авиабилеты, а остальное привезешь с собой.

Нам уже давно следовало расстаться с Фрог-Пойнтом, и наконец мы это сделаем. Все будет хорошо.

С любовью, Брент».


— Эм терпеть не может перемен, — сказала Мэдди, закончив чтение. — О чем он думал?

— Как ты полагаешь, что он имел в виду, упоминая о случае с Глорией? — спросил Генри.

— Я думаю, Брент спал с ней, — ответила Мэдди, — но у меня нет доказательств. Это письмо кажется мне полной бессмыслицей. Что он хотел сказать, когда писал об украденных деньгах?

Генри замялся:

— Насколько нам известно, Брент взвинчивал цены на строящиеся дома, а разницу клал в карман. Сейчас Кей Эл и Хауи пытаются в этом разобраться. Судя по всему, он обманул Дотти Уайли на сорок тысяч.

— Те самые деньги, что лежали в сумке с клюшками?

— Трудно сказать. — Генри поднялся на ноги. — Создается впечатление, что Брент проделывал это в одиночку.

— Не может быть, — возразила Мэдди. — Бренту не хватало сообразительности даже для того, чтобы составить баланс семейного бюджета. Мне самой приходилось рассчитывать налоги. Хотела бы я знать, кто научил его мошенничать?

— Жадность — мощный стимул, — заметил Генри.

Когда он ушел, Мэдди подумала, что даже жадность не смогла бы научить Брента математике. Вероятно, у него был помощник. Спустившаяся сверху Эм спросила, зачем приезжал Генри, и Мэдди пришлось вернуться к своим бесконечным заботам по защите дочери от всего на свете.

Потом позвонила Трева. Первым делом она сообщила Мэдди, что ее мать хорошенько отчитала Хелен. Это произошло напротив банка, в самом центре города.

— Хелен говорит всем, что ты убила Брента, — с отвращением произнесла Трева. — Она молотит языком, не переставая.

— Вряд ли кто-нибудь относится к ее словам всерьез, — сказала Мэдди, не желая вдаваться в детали.

— Твоя мать воспринимает ее очень серьезно, — ответила Трева с явным удовлетворением в голосе. — Она притиснула Хелен к стене банка и сказала следующее: «До меня дошли очень неприятные известия о том, что ты распускаешь сплетни о моей Мэдлин, но я говорю всем, что это неправда, потому что она всегда вела себя, как подобает примерной христианке».

— У банка? — растерянно спросила Мэдди. — На Центральной улице?

— Это было славное зрелище, — продолжала Трева. — Хелен увяла, и тогда, по словам моей свекрови, твоя мать намекнула, что если Хелен не заткнется, она обнародует кое-какие подробности из жизни Брента. Ирма сказала, что это был первый случай на ее памяти, когда кому-то удалось поставить Хелен на место.

— Можно подумать, мне не хватает неприятностей, — отозвалась Мэдди. — А теперь еще мать устраивает потасовку на Центральной улице. Что скажут люди?

— По-моему, это замечательно, и Ирма тоже так считает, — сказала Трева. — Надеюсь, тебе стало лучше?

— Нет, — ответила Мэдди, желая побыстрее отделаться от Тревы. «Твоя дружба — ложь». — Мне пора к Эм. Она очень плоха.

— Да, понимаю, — неуверенно пробормотала Трева. — Послушай, у меня пустая морозилка, и если тебе мешают те кастрюли, я могла бы их забрать. Хочешь, я заеду?

— Нет, — повторила Мэдди. Было достаточно и того, что она уже избавилась от шести кастрюль и пистолета; к тому же ей совсем не хотелось встречаться с Тревой. — Спасибо, что позвонила, — сказала она и положила трубку, не дослушав.

После нескольких бесед, которые прерывались, едва начавшись, Трева сдалась и прекратила названивать. Мэдди почувствовала себя лучше. Она порвала письмо Тревы Бренту сразу после похорон, стремясь побыстрее забыть о нем, но воспоминания о предательстве не уходили. Разумеется, когда-нибудь Мэдди вновь станет разговаривать с Тревой, но не сейчас — позже, когда наконец сможет взглянуть ей в лицо, не крича при этом «как ты могла?» и прочих глупых слов, которые не доведут до добра.

Глава 15

В отличие от Тревы Кей Эл не желал понимать намеков. В первый раз он позвонил Мэдди в субботу после похорон.

— Ты должна хотя бы иногда разговаривать со мной, — заявил Кей Эл, как только Мэдди взяла трубку. — Не вздумай нажать на рычаг. Я сразу перезвоню.