— Не так уж я хороша, — сказала она. — Я докатилась до того, что меня шантажируют. — Кей Эл уселся в гамаке, и Мэдди как ни в чем не бывало сообщила: — Бейли хочет получить сотню за свое молчание.

— Вот болван. — Кей Эл вновь опустился в гамак. — Не беда, я все улажу. Надеюсь, он не слишком огорчил тебя?

— Издеваешься? После всего, что со мной случилось, шантаж Бейли кажется мне ребяческой выходкой. И все же я была бы благодарна, если бы ты заставил его заткнуться.

— С удовольствием. Выручать людей из беды — моя специальность. Ты забыла про пиво.

Мэдди присмотрелась к нему сквозь темноту.

— Собираешься меня споить?

— Нет. Проклятая косилка измотала мои нервы до такой степени, что я просто не в силах лелеять тайные замыслы. Господи, по-моему, я выкосил не меньше тысячи акров. Сядь поближе, утешь меня.

— Настоящие мужчины не нуждаются в утешениях. — Мэдди пыталась подыскать другую тему, чтобы не думать о запретном. — Кстати, что значит Кей Эл?

— Ничего.

— Как это ничего? Неужели мать назвала тебя просто буквами К и Л? Или это инициалы?

— Нет, — ответил Кей Эл. — Мать назвала меня Уилсоном. Это наше семейное имя. Подумать только, какая трогательная верность традициям.

— Уилсон Старджес, — произнесла Мэдди и, сначала робко хихикнув, вдруг разразилась смехом, постепенно перешедшим в безудержный хохот. — Так что же означают эти буквы? — спросила она, вытирая ладонями навернувшиеся слезы.

— Копченый ливер.

Мэдди широко раскрыла глаза и недоверчиво хмыкнула, а Кей Эл спокойно пояснил:

— Как-то раз — мне тогда было лет семь или восемь — я вернулся домой и услышал, как мать беседует со старухой соседкой, расхваливая мою сестру Дениз. Дениз, мол, такая хорошая, она умеет то-то и то-то, она такая умница, что просто нет слов. Я не выдержал и спросил: «А я кто — копченый ливер, что ли?» Дениз пару недель называла меня Копченым Ливером, потом сократила до начальных букв. Так я и остался Кей Эл.

От изумления Мэдди привстала с земли.

— И ты не возражал?

— Ничуть. Это намного лучше, чем Уилсон. — Кей Эл пригубил пиво. — Понимаешь, мне нравилось называть себя как я хочу. Я словно бы становился тем, кто я есть на самом деле.

В этом было нечто очень притягательное — называть себя так, как хочешь, быть тем, кем хочешь. Непрактично, но заманчиво. Мэдди, задумавшись, улеглась на траву, глядя на сияющую белым светом красавицу Луну, висящую высоко в небе.

— Здесь очень, очень славно, — повторила она.

— Представь, как славно будет заняться любовью в этом гамаке, — сказал Кей Эл.

Эти слова всколыхнули в Мэдди желание, и ее спокойствия как не бывало.

— Прекрати, — попросила она, вставая на ноги. — Ты очень нравишься мне, и я просто не в силах выразить свою благодарность за то, что ты сделал для Эм. Должна признаться, я очень хочу тебя. — Мэдди на секунду замолчала. — Но…

— …но не сейчас, — закончил за нее Кей Эл, усаживаясь в гамаке. — Я понимаю. До Генри с Анной рукой подать, а ты еще не разведена. Ничего, я подожду. А все то, что я сделал для Эм, я сделал потому, что она мне нравится. Ты здесь ни при чем, так что не надо меня благодарить. Мы отлично ладим, Эм и я.

Мэдди замерла на месте, пораженная услышанным. «Эм и я», — сказал он, словно уже давно был знаком с Эм и видел в ней нечто большее, чем дочь женщины, с которой переспал. Он видел в ней самостоятельную личность, человека, который сам по себе достоин дружбы. Все это было так непохоже на Кей Эла, каким его представляла себе Мэдди, что у нее перехватило дыхание и ей захотелось броситься ему на грудь, отдавая ему себя, свою дочь и все, что было в ее жизни.

— Пора возвращаться, — сказала она. — Генри и Анна, должно быть, уже беспокоятся.

С этими словами Мэдди пошла прочь, двигаясь как могла быстро, возвращаясь к дому, к дочери… и с каждым шагом ей все сильнее хотелось оглянуться. Оказавшись на крыльце и обернувшись назад, она увидела в лунном свете Кей Эла, который смотрел ей вслед, и отчего-то у нее стало очень тяжело на душе.


Кей Эл проснулся с петухами. Поднявшись с импровизированной постели, устроенной на кушетке, он отправился составить компанию Генри, сидевшему за столом, на котором громоздились тарелки с оладьями, клубникой, фасолью, блестящим на солнце маслом и сиропом, таким густым, что, поднятый на ложке, он тянулся за ней длинными нитями.

— Может быть, сходить наверх за Мэдди и Эм? — предложил Кей Эл.

Генри ответил еще прежде, чем Анна успела открыть рот:

— Пусть спят. Мне нужно с тобой поговорить. Не пора ли тебе возвращаться в город?

— Генри! — воскликнула Анна, усаживаясь за стол и ставя напротив Кей Эла стакан с покрытым пенкой молоком. — Пусть мальчик остается у нас сколько захочет, и чем дольше, тем лучше. — Она похлопала Кей Эла по руке. — Это его родной дом.

— Мальчику нужно малость поостыть, — сказал Генри. — А потом, пожалуй, пусть возвращается.

— Именно об этом я и подумал, — поддержал Кей Эл. — Я имею в виду — о возвращении домой. Ваше предложение насчет соседнего участка все еще в силе?

— Господь с тобой, Кей Эл, — Анна всплеснула руками, а Генри сердито нахмурился.

— Поезжай в город и хорошенько пораскинь мозгами, — велел он. — Но первым делом тебе следует успокоиться.

— Эта земля станет твоей, как только захочешь, — сказала Анна. — Тебе стоит лишь заикнуться.

— Я подумал, не переговорить ли с Хауи Бассетом насчет постройки дома, — продолжал Кей Эл, обращаясь к Генри. — Совсем неплохо жить по соседству. Будет намного проще вместе ходить на рыбалку, когда тебя отправят на пенсию.

Анна кивнула, заулыбалась и, судя по тому, как сморщилось лицо Генри, крепко стукнула супруга по лодыжке.

Генри растерялся.

— Кей Эл, я тебя предупредил, — заговорил он, но в его голосе не было прежней уверенности.

— Отправляйся к Хауи сегодня же, — перебила Анна. — Привези его сюда. Если ты хочешь, чтобы дом построили к Рождеству, Хауи должен приступать прямо сейчас. Ведь он успеет закончить дом к Рождеству, а, Генри?

Генри бросил на племянника суровый взгляд.

— Если Кей Эл не угомонится, дом будет готов к ближайшим выходным, — сказал он и, взяв со стола вилку, назидательно ткнул ею в сторону Кей Эла. — Ты всегда действовал очертя голову и постоянно попадал из-за этого в неприятные истории; теперь собираешься повторить ту же ошибку. Мой тебе совет — сбавь обороты и держись подальше от… — он коротко глянул на Анну и закончил: — …подальше от неприятностей.

Но Анна даже и бровью не повела. Подавая Кей Элу фасоль, она сказала:

— Сегодня воскресенье, и Хауи будет нетрудно выкроить время для разговора с тобой.

— Так точно, мэм. — Кей Эл плюхнул себе на тарелку картофельного пюре, старательно избегая встречаться глазами с Генри. Вообще-то он не собирался спешить, но Анна права: если он хочет в обозримом будущем поселиться в новом доме вместе с Мэдди и Эм, разговор с Хауи должен состояться сегодня же.

Сразу после встречи с Брентом.

— Я тебя предупредил, Кей Эл, — напомнил Генри.

— Я тебя понял, Генри, — ответил Кей Эл, представляя, как хорошо будет Мэдди и Эм в новом доме по соседству.


Прежде чем спуститься к завтраку, Мэдди позвонила матери, воспользовавшись аппаратом, установленным на втором этаже.

— Мама, это Мэдди. Завтра тебе не нужно приезжать к нам. Эм останется на ферме у Анны Хенли.

— Ради всего святого, что она там делает?

— Мы обе здесь. — Мэдди старалась, чтобы заученные накануне слова звучали твердо и убедительно. — У нас дома начался сущий кавардак, и мы уехали сюда, потому что нам надо отдохнуть.

— А где Брент? — резким тоном осведомилась мать.

— Не знаю.

— Мэдди, что происходит?

Мэдди набрала полную грудь воздуха.

— Я ухожу от него, мама. Завтра я подаю на развод.

Судя по долгому молчанию в трубке, мать ожидала чего-то подобного. В противном случае она тут же сказала бы первое, что пришло ей в голову — «нет, только не это» или что-нибудь в этом роде. Молчание свидетельствовало о том, что мать продумывает свои дальнейшие действия. «Не стоит, мама, ты не в силах отговорить меня», — хотела сказать Мэдди. Беда в том, что матери почти всегда это удавалось. Точнее, удавалось до того, как она превратилась в Новую Мэдди, ту самую, которая спала с чужим мужчиной и отравила собственного мужа.

Когда мать наконец заговорила вновь, в ее голосе послышались осторожные нотки.

— Я знаю, Мэдди, Брент не сахар, но ты не должна совершать опрометчивых поступков.

«Ты даже не догадываешься, до какой степени Брент не сахар», — хотела сказать Мэдди, но вслух произнесла:

— Я все обдумала и знаю, что делаю. Я уже наняла адвоката по бракоразводным процессам.

— Неужели Уилбура Картера?

— Нет, Джейн Хенрис из Лимы.

— Вот и славно. Кто угодно, только не Уилбур. — Поняв собственную оплошность и тут же спохватившись, мать снова ринулась в битву: — Мне кажется, что тебе следует еще подумать. Это развод, Мэдди. Я понимаю, для вашего поколения развод — пара пустяков, но…

— Наше поколение вовсе не считает развод пустяком.

— …но поверь, это страшная вещь. Подумай об Эмили.

«А я только о ней и думаю. Эм не понравится в Рио».

— Мама, я знаю, что делаю, — повторила Мэдди.

— Во всяком случае, спешить не следует, как ты полагаешь? Неужели тебе так уж необходимо развестись именно завтра?

В сущности, мать была права. Если Брент улетит в Бразилию, у Мэдди будет куча времени, чтобы развестись.

— Хорошо, мама. Я не стану спешить.

— А я ничего другого и не прошу.

«Это только пока», — подумала Мэдди.

— Если ты передумаешь насчет Эм, я приеду и посижу с ней, — продолжила мать, и по ее голосу было ясно, что она твердо намерена делать то, что ей полагается делать, и что дочь не вправе оспаривать. — Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ехать к бабушке?