— Но, Мэдди, как же я узнаю?

— А как тебе стало известно, что Глория не спит с Барри?

— Он сказал своему брату, а тот передал своей жене, а та сообщила дочери Эстер.

Мэдди закрыла глаза.

— Ясно. Как поживает Эстер?

— Отлично. А ты? Ты уверена, что у тебя все в порядке с головой?

Сбить мать с главного пункта было невозможно.

— Давай лучше поговорим о Глории, — попросила Мэдди.

— Я уже все про нее сказала. Но если тебе интересно мое мнение, Глория всегда была такая. Помнишь, как она еще в школе устроила истерику из-за того, что ее не приняли в ученический совет младших классов? Она ревела в спортзале как белуга.

— Я пропустила это зрелище. — Мэдди постаралась припомнить Глорию в школе. Тогда она была еще бледнее нынешнего и ходила по коридорам, держась поближе к стене. Лишь однажды Мэдди заметила на ее лице признак румянца — в этот момент мимо Глории проходил Брент, футбольная звезда и кумир школы. Может быть, уже тогда надо было уступить Брента Глории.

— Глория на три года моложе меня. Когда она училась в младших классах, я уже поступила в колледж, — сообщила Мэдди.

— Это была великая притворщица, поверь мне, — мать явно оживилась. — Стоило ей задержать дыхание, и у нее синело лицо, ведь она и без того была похожа на мертвеца. Должно быть, она неправильно питается. И тем не менее Глория всегда добивалась своего. Такие бледные и субтильные девушки, похожие на пух одуванчиков, который вот-вот унесет ветром, они и есть самые опасные. За ними нужен глаз да глаз.

— И то верно, — сказала Мэдди, откладывая слова матери про запас.

— Возьми, к примеру, Кендэйс, которая работает в банке.

Мэдди подумала о Кендэйс, пышущей здоровьем и интеллектом полнотелой блондинке, которая могла бы побороть на ринге добрую половину своих клиентов.

— Я нипочем не назвала бы Кендэйс субтильной девушкой, — заметила она.

— Это все из-за того, что в ее жилах течет германская кровь. Обрати внимание — Кендэйс улыбается всем и каждому; тем не менее она менеджер в банке.

— И что же? — озадаченно спросила Мэдди. — Что-то я тебя не пойму.

— Откуда она взялась, эта Кендэйс? Уж, конечно, не из богатой семьи. — Мать фыркнула. — Всю жизнь она была настоящая Лоуэри, а кто она теперь? Считай, она заправляет целым банком, ведь Харолд Уайтхед — пустое место. Его привозят в контору и сажают в кресло для интерьера. По-настоящему банком руководит Кендэйс.

Мэдди вспомнила Кендэйс, когда та еще была школьницей. Тогда она безвкусно одевалась, трудилась в поте лица, зарабатывая стипендию, была робкой и застенчивой и старалась держаться незаметно. Быть может, Мэдди стоило выбрать ее в качестве образца для подражания.

— Чтобы получить это место, Кендэйс вкалывала как проклятая, — сказала она.

— Знаю. Но глядя на нее, этого нипочем не скажешь, верно? Такая тихоня, прямо воды не замутит.

— Мне казалось, тебе нравится Кендэйс.

— Да, нравится, — ответила мать. — Она хороший человек. Меня лишь удивляет, что кому-то из семейства Лоуэри удалось возглавить банк.

— Что-то я тебя не пойму, — сказала Мэдди. — Ладно, мне пора идти. Узнаешь что-нибудь про Глорию — звони.

— Ее разводом занимается Уилбур Картер, — сообщила мать. — Глория глупа как пробка. Каждый дурак знает, что хорошего адвоката по бракоразводным процессам нужно искать в Лиме.

Мэдди взяла себе на заметку — раздобыть телефонную книгу Лимы. Ей предстоял развод, и уже одно это сулило немало бед. Не хватало лишь, чтобы ее насчитали глупой как пробка. К тому же она должна беречь репутацию вдтери.

— Я собираюсь отправиться в постель, мама, — сказала она. — Береги себя и не волнуйся.

— Ты же знаешь, я все равно буду волноваться, — не сдавалась мать. — Я буду сидеть у телефона; если тебе что-то понадобится, сразу звони.

— Спасибо, мама, — сказала Мэдди. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Мэдди. Постарайся хорошенько отдохнуть.

«Надо быть приветливее с матерью», — сказала себе Мэдди, вешая трубку. Войдя в кухню, она налила стакан воды и выпила еще две таблетки. Потом вышла на крыльцо и опустилась в большое плетеное кресло, собираясь подышать летним воздухом, но как назло на улице неприятно пахло гудроном, которым была покрыта подъездная дорожка. Надо высадить у крыльца жимолость, много жимолости, решила Мэдди. Она представила себе поручни, увитые бледно-желтыми лозами с цветами-колокольчиками, и попыталась припомнить запах жимолости, а заодно забыть свою мать, Эм и Брента, единственного мужчину, которого она знала с тех пор, как окончила школу.

Школа. Славное время. Мэдди на вею жизнь запомнила тот день, когда Хауи удалили с поля и на подачу вышел Брент. Забив мяч, он швырнул биту на землю и поцеловал стоявшую неподалеку Маргарет Зрленмейер. Уже тогда Мэдди следовало крепко задуматься, но она решила отомстить, и в результате очутилась в Пойнте, на заднем сиденье «шевроле» Кей Эла. Она хотела отплатить Бренту, а вместо этого получилось черт знает что. Первый сексуальный опыт оказался не слишком приятен, но в общем и целом они недурно провели время. Лучше всего ей запомнилось, как они смеялись до упаду. Старый добрый Кей Эл. Может быть, Трева права и ей стоило переспать с ним и расквитаться с Брентом.

Перед ее мысленным взором возникло лицо Кей Эла — настоящего, живого Кей Эла, которого она встретила вчера днем. Он показался ей таким уравновешенным, уверенным в себе и… основательным. Кей Эл Старджес — солидный основательный гражданин. Настоящий мужчина. Впрочем, каким бы мужчиной он ни был, Мэдди и не подумает вновь заниматься с ним любовью. Вряд ли Кей Эл остался тем же отчаянным сорвиголовой, каким был в семнадцать лет; к тому же супружеская измена — не ее стиль. Ее стиль — добропорядочность. Мэдди Мартиндейл, Прелесть и Умница. Измена — дурной вкус. Мэдди надеялась, что Кей Эл скоро уедет из города. У нее и без того хватало неприятностей.

Мэдди начало клонить ко сну, и это казалось намного приятнее тех ощущений, которыми было наполнено начало нынешнего дня. Может быть, теперь ей удастся взглянуть на жизнь с другой стороны. Хотя где она, эта другая сторона?

Что ж, по крайней мере Брент успешно ведет дела в строительной компании. Брент понимает толк в торговле. И он хороший отец. Даже если этот сукин сын завел любовницу (что было вполне вероятно), Мэдди и представить себе не могла, как она будет с ним разводиться. Неужели ей хватит решимости выгнать из дома отца Эм, а потом позволить ему проводить с дочерью лишь один вечер в неделю и каждое второе воскресенье? И если учесть, что Брент почти все свободное время торчит в кегельбане… Мэдди представила себе Эм в крохотных кроссовках, бродящую в поисках отца среди толпы мужчин с толстыми животами и легкомысленными надписями на рубашках. Бр-рр.

Или он торчит в кегельбане не все свободное время? Может быть, Трева права и Брент бывает вечерами в другом месте? Проведя еще несколько минут в размышлениях, Мэдди отправилась в дом позвонить Треве и одолжить у нее машину — вновь разговаривать с матерью, от которой она только что отделалась, Мэдди не хотела.

Вместо Тревы трубку взял Три.

— Я сижу с девчонками, — сообщил он. — А мамы нет. Она ушла.

Пришлось все же звонить матери.

— Я хочу на некоторое время попросить у тебя машину, — сказала Мэдди. — Совсем ненадолго. — Выслушав лавину вопросов, она дождалась, пока мать выдохнется, и вышла из дома, помахав рукой миссис Кросби.

Десять минут спустя Мэдди припарковала «аккорд» матери у кегельбана и прошлась по стоянке. Она немного отупела от воздействия лекарств, и прогулку пришлось совершить дважды, однако «кадиллака» Брента она так и не нашла. Зато, к своему удивлению, Мэдди обнаружила у самого входа желтый «санберд» Тревы и золотистый «сатурн» Хауи, притаившийся в углу рядом с сияющим красным автомобилем с откидным верхом. Именно на такой машине должен был ездить нынешний Кей Эл.

Автомобиля Брента нигде не было. Отлично. Значит, он солгал. Вот так сюрприз.

— Мэдди?

Мэдди резко обернулась, вглядываясь в сумрак вокруг. У входа в заведение стоял мистер Скотт, хозяин кегельбана.

— Я узнал звук машины вашей матери, — сказал он. — Вам что-нибудь нужно? Вы хорошо себя чувствуете? Я слышал об аварии. Чем могу помочь?

— Я в порядке, мистер Скотт, — ответила Мэдди. — Спасибо за заботу, но я чувствую себя нормально.

Того и гляди появится кто-нибудь еще и поинтересуется, чем она здесь занимается. Мэдди забралась в «аккорд». Действовать в этом городе скрытно не было никакой возможности. Даже ночь, казалось, имела уши.


Кей Эл сидел в зале кегельбана у стойки бара, обитой мягким оранжевым пластиком, и наблюдал за окончанием трагедии, которая показалась бы ему интересной, если бы не затрагивала двух симпатичных ему людей. У другого конца стойки сидел Хауи Бассет, классный бейсболист, которого Кей Эл вспоминал с чувством уважения, а неподалеку от него, отделенная от Хауи одним табуретом, — его жена Трева Хейнс, лучший на памяти Кей Эла вожак школьной команды болельщиц и лучшая подруга Мэдди. На их лицах было написано такое уныние, что можно было не сомневаться — уже к завтрашнему утру весь город будет говорить об их грядущем разводе.

— Все это чертовски неприятно, — пробормотал Винс, обращаясь к своей пивной кружке. — Хауи отличный малый.

— Про Брента Фарадея этого не скажешь, — отозвался Кей Эл, и Винс, кивнув, промолвил:

— Редкая сволочь.

После целого дня методичных поисков Брента во всех местах, где он мог быть, Кей Эл по чистой случайности обнаружил его на соседней с Винсом дорожке кегельбана, где Брент играл со своим отцом, Норманом Фарадеем, бывшим почетным мэром Фрог-Пойнта. При появлении Кей Эла Брент, казалось, не на шутку струхнул. Кей Эл приветственно взмахнул рукой и уселся в кресло, наблюдая за Винсом, который тем временем сколачивал команду. Кей Эл не видел смысла расспрашивать Брента в присутствии Нормана; к тому же было ясно, что Брент нипочем не согласится отойти в сторонку до окончания игры. Одна за другой к Кей Элу подошли три женщины, которых он знавал еще в школе, и предложили ему по бокальчику пива, чтобы отметить его возвращение домой. Когда он спровадил третью, Винс сказал: