Олег просто был пьяницей, неоднократно и безуспешно кодированным дома от своего недуга. На кухню его отправил командир батальона, так как военная служба не смогла заставить Олега избавиться от пагубной привычки.

Наш начальник Толик оказался почти, что моим земляком, что нас как-то сразу сблизило. Он с самого начала начал службу личным поваром командира бригады. Был он уже стареньким для солдата — сорок лет. Мужичком он оказался добрым, склонным, как многие алкоголики, а на гражданке он им и был к философии и самоанализу.

Жить поселились мы вместе с Толиком в огромной яме покрытой большим куском брезента. Ложем нам служили ящики со всевозможной провизией. При виде этого добра, мое дурное и унылое настроение стало потихоньку улетучиваться. Обед окончательно развеял его. На обед командиру поданы были жареные котлеты. Конечно же они достались и нам. После скудной солдатской пищи — пшенки, сечки да перловки это было настоящее яство.

Я смирился с участью кухонного работника и в общем-то был вполне доволен. Дня через два мои недавно спадавшие брюки с трудом застегивались в поясе. Во время трапез полковника М я благоразумно прятался в яме, где жил и вылазил оттуда после его ухода.

Однако через неделю фортуна повернулась к нам другим боком. У полковника М, было правило: еда должна подаваться без промедления и горячей. А прийти есть, полковник М мог в любое время. Распорядка для него не существовало. Толик, зная о привычках командира, всегда держал порцию в духовке. В тот злополучный день после обеда, на котором командира не было, так как он был где-то на выезде, Толик и Олег уехали получать продукты. Мы, с Лехой курили на солнышке, а Женька как обычно мыл тарелки. Громом небесным показался нам шелест колес БТРа, на котором приехал командир. Он решительным шагом направился в столовую. Вскоре оттуда раздался начальственный рык. Я, смекнув, что дело неладно и голодный командир подобен голодному льву, поспешно ретировался в густые кусты, окружавшие кухню, и оттуда стал наблюдать за дальнейшим развитием событий. А события развивались более чем драматично. Никто из нас не знал, где именно Толик хранил командирскую еду, да и желания попадать на глаза разъяренному М ни у кого не возникало. Когда в столовой стали переворачиваться столы и стулья, Леха подбежал к плите и стал лихорадочно искать тайник с едой. За этим занятием и застал его М. На беспутную голову Лехи, тут же подобно каске была одета пластмассовая миска. Затем командир решительным шагом прошел на посудомойку и тут, увидев своего «отравителя» моющего посуду остолбенел. Дальше М разразился гневным монологом, после чего пришли солдаты с комендантского взвода и оба кухонных работника тут же были водворены в яму, которая, кстати, находилась в нескольких метрах от кухни. Я встретил приехавших с продуктами Олега и Толика и поведал им о происшедших бурных событиях. Через несколько часов комендант отправил меня и Олега обратно в свои подразделения. Туда же, спустя несколько дней из ямы отправились и Леха с Женькой. Толик, по-прежнему продолжал кормить командование.

С Толиком мы вновь встретились полгода спустя и опять на кухне. Тогда мы стояли на территории одного из Уральских полков, готовясь идти на зачистку Веденского района. От нашей роты на кухню к командиру бригады, теперь уже полковнику Ц, должен быть выделен один человек. Новый командир роты, зная от старого о моем кухонном прошлом, отправил меня туда. Я уже к тому времени хлебнувший военного лиха и избавившийся от ложной романтики, с радостью согласился. Через пару часов я с гордостью носил поверх бушлата белую исподнюю рубаху. В этот раз я продержался в столь хлебном месте всего лишь два дня. За это время я отъелся, ужасно возгордился. Стал дерзить командиру роты, что и привело меня в конечном итоге к попаданию в разведку.

ТУРКМЕН

Несколько слов о Туркмене, так часто упоминаемом в записках как мой напарник. С этим человеком военная судьба упорно сводила меня в течение полугода. Вся ирония заключалась в том, что трудно было бы разыскать двух более противоположных по характеру и жизненным установкам людей, чем мы. И вот мы вынуждены совместно сотрудничать. Трудно сказать, чем мотивировалось решение командира прикомандировывать нас в паре. Ни дня, когда мы были вместе, не обходилось без ругани, по самым пустяковым причинам. Но, тем не менее, Туркмен это тот человек, с которым действительно пойдешь в разведку и в ком можно быть уверенным как в самом себе. Итак, о нем.

Туркмен и в самом деле был бывшим гражданином Туркменистана, более того, он и срочную службу проходил в Туркменских погранвойсках. Он еще любил показать свой военный билет с соответствующими записями. Было ему в ту пору около 25 лет. Богатырского телосложения, с типично азиатским лицом, несмотря на чисто русские имя и фамилию. По-русски говорил свободно, но с сильным акцентом. Бог весть, какова была его национальность, но, несмотря на все его уверения в славянском происхождении, кличка «Туркмен» закрепилась за ним. Он и был туркменом по характеру и обычаям, даже обрезан. Хотя и уверял, что к религии это отношение не имеет. Вообще к религии и чисто духовным сферам он был не просто равнодушен, а, пожалуй, и враждебен.

Впервые появился у нас в роте он где-то в ноябре 95. Тогда я впервые увидел его, когда он с двумя вещмешками всякого добра после госпиталя возник у нас в палатке, я подумать не мог, что мы станем "злейшими друзьями". А так и вышло. Ну ничего общего между нами не было.

Туркмен по натуре своей был сугубый материалист и хозяйственный мужик до мозга костей. Сферой его интересов было стяжание материальных благ, насколько это, конечно, стало возможным в той обстановке. Содержимое пресловутых двух мешков, привезенных из госпиталя, составили какие-то тряпки и солдатское одеяло. Добыто это добро было в госпитале во время лечения от «желтухи». Весьма удивительно, что такие коммерческие способности не нашли своего применения в гражданской жизни.

Мечтой жизни его было заработать денег побольше и построить свой собственный дом, именно дом и именно построить. Долго и упорно, в течении нашего знакомства он объяснял мне все тонкости исполнения своей мечты. Казалось, что рассчитано было все до последнего гвоздя. Рассказы сии навевали на меня дикую тоску. А больше говорить с ним было не о чем. Главной, бесившей меня, чертой являлась пламенная нелюбовь к книгам и вообще всяческим носителям информации. О, сколько из-за этого происходило скандалов. Однажды, находясь на блок-посту, Туркмен использовал для гигиенических целей, найденную мной книгу «Угрюм-река». Скандал был грандиозный. Более того, он еще и гордился уничтожением книги.

Еще злило меня упрямство Туркмена и патологическая страсть к порядку. Из палатки он сделал подобие юрты и вечно восседал по-турецки, с видом восточного хана на спальном мешке. Однако, нельзя не заметить, что страсть к порядку имела и положительные стороны. Все-таки приятно жить в чистой и благоустроенной палатке. А в рытье земляных ночлежек он не имел себе равных. Шедевром его копательного зодчества явился окоп с очагом и спальной нишей. Он неоднократно предлагал мне поселиться в нем, но, памятуя о его скандальном характере, я благоразумно откопал себе отдельную земляночку, пусть и менее комфортную. Каким-то хобби было и заготовка дров. В их пилении он не имел равных. Распилка доставляла ему какое-то непонятное мне удовольствие. Он наверное сутками мог пилить их. Одна беда, трудновато было найти партнера на такое занятие на целый день. Тем более все его не устраивали, то пилу не так тянет, то не так держит, и т. п.

Отличала Туркмена и любовь к оружию. С первых же дней занялся он изготовлением «рейнжерских» приспособлений. Соединил вместе не два, а сразу три магазина, обмотал жгутом приклад АКС, отчего автомат его стал напоминать фантастическое оружие из компьютерной «стрелялки». На цевье было выцарапано ЮЛЯ.

Тайна этой надписи разрешилась быстро. И тут открылось человеческое лицо Туркмена. Оказалось, что у этого мужлана, ну кто бы мог подумать — неразделенная любовь, которая доставляла ему не меньше страданий, чем Шекспировскому герою. Корявыми, но искренними словами была поведана эта The lave store Туркмена и неизвестной Юли.

На мой взгляд, здесь материалистом оказался Ваш покорный слуга, вся эта история яйца выеденного не стоила. Но чужая душа — потемки, и что для одного пустяки — дело житейское, другому — муки и душевные страдания.

Как я понял, мой "злейший друг" собирался жениться на этой Юле и года два за ней ухаживал. И представьте себе: у них ничего не было!!! Он к свадьбе ее готовил. Вот и доготовил. Устроил тест на верность. Перестал встречаться какое-то время, а потом «застукал» как она с кем-то целовалась. И все. Развод и девичья фамилия.

Она ему: "Прости, извини. Я тебя люблю, но думала, что ты меня бросил!"

А он: "Все кончено между нами!"

И вроде все нормально, и «пломба» не сорвана и любовь обоюдна, а Туркмен в страшной тоске здесь. Вот сюрприз. Уж от кого ожидать, да только не от него. И ведь любит, даже имя вон на автомате написал, и она вроде как любит, даже письмо прислала, а простить не может. Письмо, так не читая и сжег.

А уж как заговорит о ней, так и преображается весь, даже акцент пропадает.

— А приедешь домой, может, и закружишь обратно с ней? — Спрашивал я его.

— Нет, Паша, я не могу простить измены.

— Да какая измена? Подумаешь, поцеловались, и что, свету конец?

— Нет, я ей доверял. Я ее для себя, для свадьбы берег. Я, я….. И т. д. и т. п..

Черти что! Говорят женщин не понять, а мужиков, пойди тоже пойми. У меня тоже "в миру" не все гладко было с этим делом. Ну, так я там свою девчонку вообще под и над другом не раз заставал. Да они меня еще и посылали куда подальше. И что? И уходил. Да за ней еще бегал, а она от меня. Вот это я понимаю, неразделенная любовь. Хотя может и наоборот, разделенная на три и более. Я тогда тоже ту девушку вспоминал, а что хотите, любовь зла — полюбишь и козла. Письма писал, ответа так и не дождался. Автоматное цевье, правда, не портил, но и имя подлиннее было, если бы только на прикладе может, поместилось бы. Ну да ладно, не обо мне сейчас речь.