Несчастная гувернантка, не проронившая ни слова за столом, подняла голову и кивнула без особого энтузиазма.

— Хорошо, — сказала его мать. — Но только никому не входить в часовню. Там слишком сыро. К тому же, — набожно добавила она, — дети не должны играть в месте, где проходят богослужения.

— Разве они бывают не в Длинной Галерее? — спросила Хелен.

— Первоначально проходили там. Но кузина Мэлиор Мэри все переменила. У нее появилось много странностей в преклонные годы, вы же знаете.

— Кто-то однажды сказал мне, что эта часовня заколдована.

Миссис Уэбб Уэстон почувствовала себя неловко и сказала:

— Les enfants[6], Хелен!

Джону Джозефу вдруг захотелось пошалить, и он заявил:

— Это правда. Его заколдовал шут. Можно я возьму мальчиков на охоту за привидением, мама?

— Нет, нельзя. Что за разговоры? Хелен, дети, пойдемте. Посмотрим, что приготовили внизу. Я приказала приготовить ветчину и телячий бок. Надеюсь, этого будет достаточно.

Внезапно выражение ее лица стало озабоченным, и Джекдо ощутил к ней жалость. Было очевидно, что они очень ограничены в средствах: Саттон буквально выпил из них всю кровь. Джекдо гадал, сколько они смогут еще прожить в такой бедности.

Впрочем, когда они спустились вниз, все увидели, что хозяйка постаралась на славу. Большой стол, покрытый заштопанной, но тем не менее белоснежной хрустящей скатертью, ломился от простых, но сытных и вкусных блюд. Баранья нога, пироги с курятиной и зайчатиной, сыры, пудинги, бисквиты, кувшины с элем и разнообразные сладости для детей. Посредине стола возвышался огромный рождественский торт с глазурью, на котором кремом были написаны святочные поздравления. Вокруг стола стояли, глядя на угощение, слуги, служанки и их дети. Здесь были домашняя прислуга, садовники и рабочие с фермы, которые служили в поместье. Триста лет тому назад, при сэре Ричарде Уэстоне, одних только лакеев насчитывались десятки, даже последний предок теперешних владельцев замка по мужской линии, Джон Уэстон, выдавая замуж на Святую Троицу свою приемную дочь Сибиллу, шел в сопровождении восьмидесяти слуг. Но теперь людей в замке осталось мало. Впрочем, это не помешало им приветствовать радостными криками хозяина и хозяйку. Мистер Уэбб Уэстон в ответ добродушно крикнул:

— Счастливого Рождества! Садитесь все. Пунш горячий. Ха-ха!

И пир начался.

Джекдо никогда раньше не видел ничего подобного. Розовощекие детишки дрались за место поближе к торту, а взрослые толпились вокруг чаши с пуншем.

Шуму от них было не меньше, чем от сотни человек. Огромная кухня наполнилась смехом и криками, радостными возгласами и забавной приглушенной бранью. Несмотря на то, что Саттон переживал не лучшие времена, эти люди были решительно настроены хорошо повеселиться.

Джон Джозеф стоял среди слуг и чувствовал себя совершенно свободно. — Он приподнимал самых маленьких, чтобы они могли дотянуться до вкусного кусочка, и даже заставил потесниться какого-то толстого мальчишку, чтобы хватило места худенькому, бледному и хромому ребенку.

— Почему он такой? — прошептал Джекдо. — Что с ним случилось? — Он смотрел на искалеченную ногу мальчика, которая была короче другой и не касалась пола, что живо напомнило Джекдо о его собственном уродстве. Он тайком спрятал под скатерть свой ботинок.

— Он попался в капкан для людей.

— Куда?

— В капкан для людей. Их ставят на браконьеров, и железные зубья капкана разрывают мышцы и ломают кость.

— Бр-р-р…

— Впрочем, последний такой капкан в нашем поместье выбросили на помойку лет десять назад.

— Но все равно это очень жестоко.

Глаза Джона Джозефа внезапно сверкнули:

— Да, это жестокий дом, Джекдо.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь все не так, как у людей. Говорят, что на владельце замка лежит проклятие.

За спиной Джона Джозефа сверкнул кувшин, и внутри него начли вырисовываться картины. В голове Джекдо снова плясали звезды.

— Это очень древнее проклятие, — продолжал Джон Джозеф, не замечая остановившегося немигающего взгляда Джекдо. — Я слышал, что оно поражает самого владельца и наследника. Наследник, как правило, умирает молодым, а от хозяина совсем отворачивается удача. Ты посмотри на моего отца. До тех пор, пока он не унаследовал замок, он ни разу не брал денег в долг. А теперь он полностью разорен. Но на что это ты смотришь?

Джекдо не отвечал, и Джон Джозеф проследил за его взглядом, но не увидел ничего, кроме медного кувшина, висевшего над деревянной балкой. Джон Джозеф перевел взгляд на мальчика и подумал: «Действительно забавный, ему подходит прозвище Джекдо, у него блестящие черные глаза и смуглое задумчивое лицо».

— Эй, проснись! — воскликнул он.

Джекдо посмотрел на Джона Джозефа невидящим взглядом, и по телу того пробежала легкая дрожь. На мгновение он ощутил, что в этом мальчике скрыта какая-то древняя таинственная сила.

В этот момент Джекдо затряс головой и побагровел под взглядом своего собеседника, которого он, Джекдо, считал самым красивым и умным человеком на свете.

— Прости, пожалуйста, — пробормотал он.

— Куда это ты так уставился?

Джекдо замялся в смущении:

— Понимаешь, иногда я вижу такие картины… отражения в блестящих предметах. Но это невозможно объяснить.

Джон Джозеф задумался, его голубые глаза подернулись легкой дымкой. Природное любопытство и стремление все расставлять по своим местам требовали продолжить расспросы. Но он почувствовал, что родственник стесняется.

— Когда-нибудь расскажешь мне об этом?

— Попытаюсь.

Внезапно до мальчиков донесся аромат гиацинта и шуршание платья Хелен, незаметно подошедшей к ним.

— У вас все в порядке? — спросила она.

Улыбка ее предназначалась обоим, но Джон Джозеф понимал, что вопрос обращен только к ее сыну: она нежно заботилась о своем странном, не похожем на других ребенке. Джон Джозеф на мгновение подумал о своей матери с ее жеманством и деланным смехом, и позавидовал Джекдо из-за того, что его матерью была Хелен, эта черноволосая женщина, в жилах которой течет испанская кровь. Он вспыхнул от смущения, когда она внезапно наклонилась к нему и взяла за руку.

— Джон Джозеф, Джекдо без меня не натворил тут никаких глупостей?

— О, нет. Вовсе нет, мэм.

Он понимал, что держится чересчур чопорно, но все же приподнялся и слегка поклонился, при этом отчаянно надеясь, что она не станет над ним смеяться. Но даже если Хелен и стало смешно, она ничем не выказала этого, а лишь взяла его двумя пальцами за подбородок и произнесла:

— Я уверена, ты станешь ему хорошим другом. Хотя вас разделяют четыре года, мне кажется, для своих лет Джекдо достаточно сообразительный.

— Да, мэм.

Джон Джозеф чувствовал себя круглым идиотом. Эти фальшивые светские формальности ужасно раздражали его. Хелен пристально взглянула на него, и Джон Джозеф почувствовал, как покраснел.

— Я так рада, что вы нашли с ним общий язык. Они с Робом совсем разные. Даже трудно поверить, что они братья.

— Да, вы правы, мэм.

Сердце Джона Джозефа бешено колотилось, он был не в состоянии поднять глаза на свою обворожительную родственницу.

— Ну, так как, решено? Вы с Джекдо навсегда останетесь добрыми друзьями?

Даже если бы ее сын был отвратительным тупицей, Джон Джозеф все равно сказал бы «да», чтобы она осталась довольна. Но прежде чем он успел это сделать, к ним подошел отец Джекдо, который, с точки зрения Джона Джозефа, был очень скучный, самоуверенный и вообще был недостоин подавать ей перчатки.

— Развлекаетесь? — игриво спросил генерал и при этом смерил Джона Джозефа таким убийственным взглядом, что молодой человек еще долго не мог прийти в себя.

— Да, дорогой, развлекаемся. А ты?

— Что же, здесь вполне, вполне сносно.

Генерал с отвращением посмотрел на пирующих слуг. Он ненавидел суету и беспорядок. В глубине души он был уверен, что служба в армии приносит пользу любому мужчине. Генерал пригвоздил к месту Джона Джозефа уничтожающим взглядом и спросил:

— А вы собираетесь послужить своему отечеству, молодой человек?

— Если бы я решился на это, сэр, то хотел бы дослужиться до высоких чинов, но для католика это едва ли возможно.

Джон Джозеф уже снова владел собой, и в ответе его прозвучала некоторая колкость — генерал совсем забыл, что Уэбб Уэстонов из Саттона до сих пор связывают с католической Церковью прочные узы.

— Э-э-э… Ну, да… Конечно, но католикам не возбраняется быть офицерами…

— Но ведь и не поощряется, не так ли, сэр?

— Ну…

Генерал очень обрадовался, потому что в этот момент до него, донесся пронзительный голосок миссис Уэбб Уэстон, которая звала детей приступить к играм, а взрослых — к танцам.

— Видимо, нет, — пробормотал он, прикрывая рот ладонью, и уже собирался поклониться своей жене и пригласить ее на джигу, как Джон Джозеф неожиданно опередил его. К стыду и гневу пожилого генерала Хелен увели у него прямо из-под носа.

— А ты бы лучше шел играть с младшими, — сказал он Джекдо, чтобы скрыть свое раздражение. — Смотри, они уже начали без тебя. Поспеши, мисс Хасс тебя зовет.

И действительно, длиннолицая гувернантка, похожая на отбившуюся от стада грустную овечку, уже выходила из кухни, а за ней нетерпеливо семенили малыши.

— Отец, я должен с ними идти?

— Ну, да, конечно, должен. Если твой кузен, или кем он там тебе приходится… — генерал взглянул в сторону танцующих Джона Джозефа и Хелен, — вообразил, что он уже достаточно взрослый, чтобы оставаться здесь, то это не значит, что у тебя должны быть подобные мысли. Иди к брату и сестре.