Со всех сторон здесь говорила сама история; Элджернон действительно почти услышал ее таинственный голос. Он увидел алебастровые кирпичи, инициалы «Р.У.» — Ричард Уэстон, улыбающихся херувимов над воротами. Он почувствовал под ногами следы людей, которые много лет назад превратились в прах, но имена их никогда не исчезнут со страниц истории Англии. Он прикоснулся к каменной кладке, которую создали мастера, оставившие по себе единственную память — этот гигантский, внушающий трепет особняк.

Мистер Хикс, озаренный рассветными лучами, очень тихо и благоговейно вздохнул. Он понимал, что полюбил этот замок с отчаянной и неутолимой страстью.

— Я просто не могу этого выносить, Джордж! — кричала графиня Уолдгрейв, топая ногой. — Не могу, не могу больше!

— Успокойся, мама, ради Бога.

— Нет, не успокоюсь. Я слишком долго молчала. С меня хватит. Я слишком долго была спокойна.

И с этими словами она шлепнула зонтиком по пышным ягодицам вполне цветущей и совершенно голой оперной дивы, устроившейся под боком у Джорджа на оттоманке в галерее.

— Это нечестно, — продолжала графиня, глотая слезы. — Я возвращаюсь с праздника на острове Уайт — и что я вижу? Мой дом, — а он мой, Джордж, потому что я приехала сюда с твоим отцом, когда ты был еще грудным младенцем, — мой дом превратился в настоящий бордель!

— Кто бы говорил, — пробормотала девица.

— Что ты сказала?

— Я слышала, что до замужества вы были совсем не той, что теперь.

— Довольно, — вмешался Джордж.

— Это ты кому говоришь?

— Не тебе, мама.

— Ну, мне вы этого уж точно не могли сказать, — заявила девица. — Пока вы не сбили меня с пути истинного, мой добрый сэр, я была честной девушкой. И в том, что я оказалась в таком положении, как сейчас, виноваты только вы.

— А в каком ты положении?

— Если вы хотите знать, леди Уолдгрейв, я жду ребенка. А отцом его будет ваш сын, и только на нем лежит вина за мой позор. Но он не сможет от меня отделаться. Я намереваюсь переехать в Строберри Хилл и оставаться здесь до тех пор, пока он не признает нашего ребенка своим наследником и не женится на мне. Если верить слухам, с вами такое тоже произошло разок-другой.

Энн побелела от гнева:

— Как ты смеешь оскорблять меня в моем собственном доме?

— Но это же правда, не так ли? Если бы это не было правдой, вы бы не разозлились.

— Джордж, сделай же что-нибудь! Выстави эту шлюху!

Вместо ответа Джордж застегнул ширинку и позвонил в колокольчик, чтобы вызвать дворецкого.

— Ты должна уйти, Хетти, — сказал он.

— Уйти? Ни за что! — она соскочила с дивана и принялась поспешно одеваться. — Я ношу твоего ребенка. Тебе от меня не избавиться. Я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не восторжествует справедливость.

— В таком случае уйду я, — с достоинством произнесла Энн. — У меня осталась небольшая сумма денег в наследство от мужа, а кроме того, у меня есть гордость. Я буду жить в лондонском доме на Монтегю-стрит. Что с того, что он давно заброшен? Я скорее отремонтирую его собственными руками, чем останусь под одной крышей с проституткой. Я скажу девочкам, чтобы они не разбирали чемоданы.

С этими словами она покинула Строберри Хилл, вернулась к дорожной карете, из которой еще не успели выйти ее дочери, испуганно глядевшие на мать, и отправилась в Лондон, даже не обернувшись, чтобы бросить на свой дом прощальный взгляд.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Все было готово: игроки расселись по местам, начинался гамбит. Гроссмейстер снял перчатку и улыбнулся пешкам. Настало время сплести воедино многие жизни, сдвинуть ход событий с мертвой точки, чтобы не было уже возврата к прошлому.

Так ковалась цепь событий, ведущих к неожиданной кульминации. Маленькие люди принимали маленькие решения — и тропа судьбы необратимо менялась.

Фрэнсис Хикс, сбривая с подбородка остатки мыльной пены, изменившимся из-за перекошенного рта голосом сказал своему брату Элджернону:

— Мы поедем в Гастингс? В августе так неприятно оставаться в Лондоне. Поехали, не упрямься. Ну, скажи «да».

— Но как же Кэролайн? Я имею в виду, черт возьми, у вас же еще медовый месяц… ну, почти. Она не захочет, чтобы я шлялся поблизости и мешал вам.

Глаза мистера Хикса стали печальными, как у спаниеля, с которым никто не хочет играть.

— Ерунда. Она захочет написать твой портрет: как ты в своей широкополой шляпе задумчиво смотришь на морс, — Фрэнсис уложил бритву в кожаный чехол. — А я нарисую тебя с подзорной трубой, в небрежной позе. Поехали, Элджи! Ты будешь для нас позировать.

Элджернон громко засмеялся лающим смехом:

— Ну, в таком случае…

Но тут он вмиг растерял всю свою веселость, потому что в комнату вошла его невестка. Он вскочил с места, опрокинув столик, на котором стоял цветочный горшок с ландышами.

— Ох, черт побери! Прости, Кэйро…

Мистер Хикс ползал среди черепков, коленями размазывая по ковру землю из горшка.

— Не беспокойся, Элджи. Я сама.

Кэролайн встала рядом с ним на колени, незаметно подмигнув Фрэнсису. Она стала еще красивее, замужество пошло ей на пользу. Ее муж посмеивался, наблюдая эту сцену, полуприкрыв глаза.

— Кэролайн, мы хотели бы поехать в Гастингс, — конечно, если ты согласишься. Я думаю, каникулы на морском берегу нам не повредят.

— А Элджи тоже поедет?

Мистер Хикс, стоя на четвереньках, жалобно взглянул на нее:

— Если, конечно, я вам не помешаю.

Кэролайн, взглянув на разбитый цветочный горшок, улыбнулась, обняла Элджернона и сказала:

— Да разве ты можешь нам помешать? Милый, милый Элджи!

Тем временем старый морской волк Уильям Уолдгрейв, младший брат покойного графа, ныне виконт Чьютон, — поскольку у Джорджа не было наследника, по крайней мере, законного, — вышел из кареты и постучался в двери дома номер 18 по Монтегю-стрит. Он стоял под дверью, слегка разгоряченный и запыхавшийся, ожидая, пока служанка откроет ему.

Он вступил в Королевский Морской Флот гардемарином и поднялся до капитанского чина, после чего, не долго думая, бросил службу на корабле и попытал счастья на политической арене. За всю свою жизнь он не чувствовал себя таким несчастным, как в то время. Поэтому вскоре он с радостью вернулся на море и стал капитаном «Серингапатама».

И теперь, сидя в гостиной своей невестки, он говорил рублеными фразами, словно отдавал команды матросам:

— Черт побери, Энн, я приехал пригласить тебя с дочерьми в Гастингс. Там можно будет отдохнуть. За мой счет. Какая досада, что вы поссорились с Джорджем. Мы с Элизабет подумали и решили: раз уж мы отправляемся на море с детьми, почему бы не устроить семейную прогулку?

Энн нерешительно взвешивала предложение, но от веления судьбы ей было не уйти.

— Что ж, Уильям, — произнесла она, — это очень мило. Ты уверен, что мы не будем для вас обузой?

— Нет, что ты. Мы снимем комнаты в «Лебеде» и от души развлечемся. Море у меня в крови, и в Гастингсе я себя всегда чувствую превосходно.

— В таком случае, мы с радостью присоединимся к вам.

— Отлично. Если мы отправимся в пятницу, вы успеете собраться?

— Да. Я люблю собираться в спешке, тогда не приходится долго ждать.

— Тогда я отправлю Дженкинса, чтобы он все для нас подготовил, — он поцеловал невестку в щеку. — Карета приедет за вами в десять часов. Ну, до пятницы.

Когда он ушел, помахивая тростью и слегка раскачиваясь по старой морской привычке, Энн выбежала из комнаты с криком:

— Девочки, девочки! Мы едем в Гастингс с дядей Уильямом. Это будет так здорово! Вы же знаете, я там родилась.

Графиня с легкой надменной улыбкой припомнила мисс Энн Кинг, сумевшую наконец завоевать графа Уолдгрейва после рождения Джей-Джея и в ожидании Джорджа. Эти дни бурной, необузданной страсти остались в прошлом: восхитительный любовник, ее прекрасный граф, лежал в могиле. Она вздохнула и поправила траурную шляпу.

В это же самое время Джекдо выходил из лондонских казарм. Со времен канадского дела его не посылали за границу и позволили остаться в Лондоне. Но теперь его должны были отправить в Индию и отпустили на побывку. Итак, повинуясь своей судьбе, Джекдо направлялся в дом номер 5 по Пелехам Крескент в Гастингсе, чтобы повстречаться там с генералом и Хелен, Виолеттой и Робом.

Первыми к месту назначения добрались Кэролайн, Фрэнсис и Элджернон. Они поехали в маршрутном экипаже «Парагон» (прямую железнодорожную линию в Гастингс еще не открыли). Их багаж, в том числе и шляпные картонки Кэролайн, поместили на крышу карсты, вся компания пребывала в веселом настроении. Элджернон был очень доволен.

«Парагон» въехал в Гастингс по Истбурн-стрит, свернул на улицу Всех Святых и проехал под аркой на постоялый двор при гостинице «Замок». Фрэнсис не успел заказать комнаты заранее и поинтересовался, можно ли снять номера, но ему сказали, что все уже занято, — видимо, по причине исключительно хорошей погоды и большого наплыва отдыхающих. Ему посоветовали обратиться в гостиницу «Лебедь» (в которой останавливалась принцесса Виктория во время своего визита в Гастингс), и в обществе мальчишки-носильщика, согнувшегося под тяжестью их багажа, компания отправилась пешком по указанному адресу.

Добравшись до «Лебедя», они обнаружили, что там царит суматоха: служанки в передниках драили каменные ступени и натирали медные молоточки на дверях, конюхи возились с метлами на постоялом дворе; повара раскладывали по тарелкам мясо и овощи и беседовали с рыбаками, поставлявшими свой улов прямо на кухню.

За конторкой, пахнущей воском и ваксой, стояла высокая фигура в пенсне. Фрэнсис спросил, уж не ожидается ли прибытие королевы, на что ему ответили: «Нет, только виконт Чьютон со своими родными».