Кэролайн взглянула на него исподлобья:

— Отлично, мистер Хикс. Только сели вы пообещаете не подозревать меня в том, что я затаила на вас обиду.

— Обещаю. Несите сюда ваши вещи. Надо успеть, пока не ушло освещение.

Это было невероятно: Кэролайн охватило чувство совершенной гармонии, уюта, близости интересов и особой притягательности этого нового знакомого — притягательности, которая была особенно ощутима в золотом свете июльского дня. Целых четыре часа они молчали и не отрывались от работы, а потом сделали перерыв на ланч. Фрэнсис расстелил на земле старый плед и разложил на нем свои скромные бутерброды. А потом он прилег на спину, надвинув на глаза старую шляпу — точь-в-точь такую, в какой Кэролайн воображала себе Господа Бога.

— Вы хорошо знаете Суррей? — спросила Кэролайн. — Вы живете там?

— Нет — на Генриетт-стрит, рядом с Кавендиш-сквер, к моему сожалению. Я так люблю деревню.

— А вы знаете Саттон?

— Само собой, я о нем слышал. Такая огромная старая развалина близ Гилдфорда, да?

Кэролайн с унынием наморщила нос:

— Так и есть. Мы — его владельцы; я имею в виду, наша семья. Но у нас не хватает денег на то, чтобы жить в замке. Мы бедны, как церковные крысы.

И Кэролайн бросила на Фрэнсиса задумчивый взгляд синих, словно незабудки, глаз.

— А я — нет, — спокойно отозвался он. — Мой отец умер и оставил нам с братом роскошное наследство. Это ведь здорово, Кэйро, — можно мне называть вас так?

— Ради Бога. Простите, что я задумалась: я просто пыталась представить себе, каково это — иметь в кармане несколько лишних фунтов.

— Это весело, — сказал Фрэнсис.

— Вас в семье только двое — вы и ваш брат?

— Да. Он старше меня на восемнадцать лет. Насколько я знаю, мое рождение было для матери полной неожиданностью — и большим потрясением.

Кэролайн снова засмеялась. Ей казалось, что никогда в жизни она не была так счастлива.

— Я хочу написать ваш портрет, прямо сейчас, — внезапно сказал Фрэнсис. — Пока свет еще не ушел. Вы будете для меня позировать?

— Прямо в рабочей одежде?

— Да, именно так. Настоящая богиня лета: пшеничные волосы, небесные глаза, губы, словно алые розы!

— Звучит романтично…

— Вы и в самом деле романтичная девушка, — сказал Фрэнсис Хикс. — А теперь сидите тихо, не шевелитесь и будьте паинькой.

— Я хочу чихнуть, — сказала Кэролайн.

— Нельзя.

— Нет, я не могу. Это, наверное, сенная лихорадка.

Фрэнсис смог только пробормотать: «М-м-м», потому что крепко зажал в зубах кисточку, но когда Кэролайн два раза чихнула от души, он добавил к этому возмущенное: «Ш-ш-ш!» Затем воцарилась тишина.

Через некоторое время Фрэнсис произнес:

— Ну, я сделал вес, что мог, — свет слишком быстро меняется. Вы будете позировать для меня завтра?

— А вы здесь останетесь?

— Да, в Гилдфорде, «У ангела».

Кэролайн задумалась:

— Не знаю, смогу ли я. Со дня на день к нам должен приехать в отпуск мой брат, он целых дна года служил в австрийской армии.

— Правда? Замечательно. Меня всегда удивляло, что заставляет молодых английских парней отправляться наемниками в иностранные армии.

— Думаю, что ему всегда хотелось стать офицером, а в британской армии путь к высшим чинам для него закрыт, потому что мы католики. По крайней мере, это одна из причин.

— А другая? Или это что-то личное?

У Кэролайн вытянулось лицо:

— Он потерпел неудачу в любви… и еще, разумеется, его всегда мучило то, что он — наследник проклятия.

— Проклятия замка Саттон?

— Да. Вы слышали об этом?

— О да, — к удивлению Кэролайн, ответил Фрэнсис. — У нас в клубе эта тема обсуждалась, и, надо сказать, вполне серьезно.

Кэролайн в изумлении воззрилась на него:

— Я и не подозревала, что это так широко известно. А вы верите в проклятия?

Фрэнсис опустил кисть и взглянул на Кэролайн поверх холста:

— Вообще-то я считаюсь человеком с научным складом ума. Но тем не менее, я отвечу вам с полной уверенностью: да, верю.

— Да?

— Я убежден, что существует другое измерение, которое люди не воспринимают.

— А вы когда-нибудь видели привидение?

— К сожалению, нет. Давайте собираться. Смотрите: тени уже удлинились, и ваши родные, наверное, ждут вас к чаю.

— Вы проводите меня?

— Разумеется.

Они миновали канаву и окунулись в золото и зелень летнего вечера. Ласточки вились у них над головами, падая камнем чуть ли не до земли и взмывая в синеву небес, словно стрелы; дрозд разливисто распевал победную песнь, и молодым людям казалось, что сердца их вот-вот разорвутся от неожиданного счастья. Коровы сбились в кучку в дальнем конце поля и, низко склонив головы, мычали в предвкушении дойки; повсюду протянулись тени деревьев, обнимая траву длинными прохладными руками.

— Я спрошу у вашей матери разрешения зайти к вам в гости, — сказал Фрэнсис.

Кэролайн с улыбкой взглянула на него:

— А моего разрешения вы не спросили.

— К чему все эти церемонии? Ну, дайте мне руку.

Кэролайн протянула ему руку, переплетя свои загорелые пальцы с пальцами Фрэнсиса, и заметила, что они были длинными и сильными.

— Думаю, из вас получится хороший хирург, — сказала она.

— Я постараюсь.

В отдалении уже показались очертания замка.

— Вот он, — сказала Кэролайн. — Наш знаменитый фамильный замок.

— Он выглядит достаточно миролюбиво.

— Как спящий тигр.

— Верно подмечено, — кивнув, отозвался Фрэнсис.

Они свернули налево и пошли длинным кружным путем мимо Колодца Иакова. Но вот, наконец, до Дома Помоны осталось всего несколько шагов.

— Могу я теперь же засвидетельствовать свое почтение вашей матери?..

Но тут Фрэнсис осекся, потому что Кэролайн внезапно воскликнула: «Не может быть!..» — и пустилась бежать вприпрыжку.

Красивый молодой человек в голубом мундире с золотым шитьем резко повернулся и бросился ей навстречу.

— Это мой брат, — обернувшись, крикнула Кэролайн. — Джон Джозеф вернулся из Австрии!

А потом она остановилась, оценивая глазом художника все великолепие прекрасного драгуна, в которого превратился Джон Джозеф. И почти одновременно с Фрэнсисом девушка произнесла:

— Ты должен мне позировать для портрета в этой форме!

— Так, значит, ты хочешь присоединиться к нашему братству? — спросил Папино.

— Да, — ответил Джекдо, с размаху усаживаясь на грубо сколоченный табурет и пристально глядя на революционера.

— Почему?

— Потому что я верю в свободу.

— Пфф! — фыркнул Папино с отвращением. — Что ты хочешь этим скачать? Свобода для одного человека — это тюрьма для другого. Тебе бы стоило придумать что-нибудь получше.

— Британцы завоевали Канаду силой. У них нет на нее никаких прав. Мы должны стать свободными, как американские колонии. Уж лучше заключить союз с Францией, чем с англичанами.

Папино взглянул на него и ничего не ответил. Через несколько секунд он крикнул:

— Мари, принеси нам вина:

Мари внесла кувшин и два стакана. И снова на нее упал отблеск свечей. Эта девушка была такой необычной: тонкая кость, изящные черты лица, огненное облако пышных волос. В этом темном грязном подвале она казалась совсем не к месту, как орхидея на заднем дворе. Джекдо не мог оторвать от нее глаз.

— Итак, — произнес Папино, наливая вина себе и своему гостю, — ты веришь в Канадскую Республику.

— Я уже предложил голубой мех в доказательство моей доброй воли. Разве этого мало?

— Мало.

— Что вы хотите сказать?

— До меня дошли слухи, — проговорил Папино, откидываясь на спинку стула, — такие слухи, которые можно назвать тревожными, если они окажутся правдой. Мне сказали, что в наши ряды затесался шпион, который скрывается под разными личинами. Иногда он выступает как священник, иногда — как ирландец или как охотник. Но одно остается неизменным: он темноволос, невысок и слегка прихрамывает. И когда ты вошел в эту комнату, друг мой, я заметил в тебе все эти особые приметы. Мари, поди сюда!

Девушка выступила из тени и встала рядом с отцом.

— Заставь-ка его пройтись. Давай проверим, хромает он или нет.

Мари посмотрела Джекдо в глаза взглядом, не выражающим никаких чувств.

— Пройдись, — произнесла она.

— Куда?

— К той стене. Не пытайся провести меня. У меня пистолет, и я держу тебя на мушке.

Джекдо почувствовал сквозь куртку, как ему в грудь уперся ствол оружия.

— Кажется, мне не оставили выбора.

— Никакого. Ну, пошел!

Джекдо медленно поднялся. Глаза его метались по комнате в поисках выхода. Но кроме единственной двери, другой лазейки не было, а за дверью находилась винтовая лестница, ведущая наверх, в трактир.

— Произошла какая-то ошибка, — громко произнес он. — Я Луи Дюбуа, по прозвищу Вороненок.

— Если сможешь доказать это, все будет хорошо, — спокойно ответил Папино.

Джекдо нерешительно сделал несколько шагов. Он чувствовал на своем затылке дыхание Мэри, не отстававшей от него ни на шаг. Ему подумалось, что он, должно быть, совсем спятил: несмотря на то, что ему угрожала самая страшная в его жизни опасность, эта девушка вызывала в нем отчаянное желание немедленно заняться с ней любовью. Он не мог отделаться от мысли, что это и есть девушка из его снов, — просто почему-то ее по-другому звали.

— Ну? — спросил Папино. Мари колебалась:

— Ну, я не знаю. Я не уверена. По-моему, он не хромает.

Папино выпрямился.