В темный предрассветный час миссис Тревельян возвратилась в Саттон. Она была закутана в плащ мистера Уэбб Уэстона и ехала верхом на пони, которого вел под уздцы сам Джон Джозеф Уэбб Уэстон-младший. Маргарет очень замерзла и устала, а ее роскошная амазонка была изорвана в клочья. Слугам было сказано, что она упала с лошади и пролежала несколько часов без сознания, пока ее не нашел мистер Джон Джозеф.

Но служанка, наливавшая кувшином горячую воду в ванну для своей госпожи, каким-то образом почувствовала, что это неправда: ведь на устах хозяйки играла победоносная улыбка, а миссис Тревельян мурлыкала про себя веселую песенку.

— Скажи мне, Сиддонс, — обратилась Маргарет к служанке, опуская изящные ножки в ванну, благоухающую фиалками, — Уэбб Уэстоны действительно почти разорены или это только слухи? Может быть, Саттон просто казался им слишком просторным?

— Не знаю, мэм, — честно ответила служанка. — Говорят, что их разорил сам замок… но я не знаю, сколько у них денег. Когда-то эта семья была по-настоящему богатой.

— Понятно, — миссис Тревельян втирала в кожу какое-то масло из голубой бутылочки. — А где сейчас мистер Джон Джозеф? Он отправился домой?

— Нет, мэм. Он на кухне с Кловереллой, она кормит его бульоном. Думаю, он ожидает, что вы что-то захотите сказать ему.

— Что ж, хорошо. Когда я вымоюсь и переоденусь, можешь пригласить его наверх на пять минут. Я приму его в гостиной. Здесь ему показываться было бы неприлично.

Маргарет окинула взором спальню и кровать с белым пологом.

— Слушаюсь, миссис Тревельян.

— И еще, Сиддонс…

— Да, мэм?

— Пришлите наверх горячего кофе, когда он поднимется. Я не хочу, чтобы он обвинил меня в негостеприимстве.

Маргарет загадочно улыбнулась, а служанка присела в неуклюжем реверансе. Ей не терпелось спуститься на кухню, чтобы поделиться с Кловереллой своими тайными подозрениями.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

День рождения начался с ясного лучистого утра — жаркого, ленивого и сверкающего всеми цветами радуги, как и положено в середине лета. С самого утра в водах реки бурлила жизнь: рыбки выпрыгивали из воды, чтобы погреться на солнце, утки хлопали крыльями, кричали цапли.

В Строберри Хилл слуги поднялись вместе с солнцем и приступили к работе, чтобы к полудню превратить готический замок Горация Уолпола в конфетку. Те предметы знаменитой коллекции, которые можно было протереть и вымыть, подверглись тщательной чистке; полы в галерее натерли до блеска, отполировали все серебро; в Зале для Завтраков развесили белый и голубой серпантин. Ведь сегодня графу Уолдгрейву исполнялось пятьдесят лет, и предстоял роскошный званый обед.

Джей-Джей, которому уже исполнился двадцать один год и который стал еще красивее и стройнее, должен был приехать сегодня из Нэйвстока; веселый дядя Уильям с женой тоже были в числе приглашенных. Кроме того, ожидались друзья и соседи, а также офицеры — товарищи графа по старой парижской жизни. Все это очень волновало.

Горация и Аннетта, которые снова стали близкими подругами с тех пор, как дна года назад Горация превратилась из ребенка в юную девушку, тоже поднялись рано. Старшая сестра протерла лицо огуречным и клубничным соком и принялась краситься. На день рождения должен был приехать один молодой человек, и Аннетта пребывала в напряженном ожидании. Старый друг графа, полковник Мани, собирался привезти с собой девятнадцатилетнего сына, который уже стал лейтенантом.

— Как ты думаешь, он окажется красивым? — спросила Аннетта сестру, надевая платье из голубого муслина с широкими рукавами и белой кружевной пелериной.

— Вполне возможно, — ответила Горация. — Но какая разница? Не лучше ли, чтобы он оказался умен?

— Мне хотелось бы и того, и другого.

— А если будет и то, и другое, то я уверена, что у него уже окажется возлюбленная.

— Да, это верно. Что ж, тогда я предпочитаю красоту. А уж поступать разумно я его всегда смогу научить.

Горация рассмеялась. По сравнению с Аннеттой, она все еще была маленькой девочкой, и ее вовсе не волновала мысль о том, что в Строберри Хилл приедет молодой офицер. На самом деле, ей даже казалось глупым, что она должна надеть свое лучшее розовое платье — этот цвет совсем не был ей к лицу — и как следует расчесать кудри, доходившие ей до пояса. Но, в конце концов, это был не ее день рождения, и в Галерее будет накрыт большой стол, и Джей-Джей с Джорджем наконец-то встретятся и доставят ей столько веселья своими остроумными шутками.

В дверь постучали, и на пороге появился Джордж в темно-зеленом костюме и ярко-красном жилете.

— Сюда приближается карста Джей-Джея, — сказал он. — Может быть, выйдем ему навстречу?

— Можешь идти, — ответила Аннетта. — А я еще не закончила одеваться. Тебе нравится мое голубое платье, Джордж? Или лучше надеть шелковое, персикового цвета?

— Нет, лучше голубое, — рассеянно ответил Джордж, искоса поглядывая в окно на подъезжающую к дому карету.

— Почему?

— У тебя глаза такого же оттенка.

На самом деле это было не совсем верно, но Аннетте это понравилось, и она успокоилась. Джордж схватил Горацию за руку и потащил ее за собой, не дожидаясь, пока старшая сестра задаст еще какой-нибудь вопрос. В отдалении, у въезда в деревушку Туикнам, Джей-Джей высунулся из окна карсты, радостно размахивая шляпой с высокой тульей. Горация побежала ему навстречу, а вслед за ней, шумно дыша, помчалась Ида Энн, тоже заметившая карету из окна. Джордж шел следом, более размеренным шагом.

— Горри! Ида! — закричал Джей-Джей. — Ну, идите же ко мне, маленькие бездельницы!

Юноша застучал тростью по крыше карсты, та остановилась, и он выскочил наружу. Он подхватил на руки Иду Энн и с удивлением окинул взором Горацию.

— Как ты выросла, — произнес он. — Я-то думал, что ты еще совсем маленькая.

Тут, наконец, подошел Джордж, и Горри в очередной раз поразилась тому, насколько братья похожи друг на друга. Несмотря на то, что их разделяло два года, они выглядели как близнецы.

— Ну, чем ты занимаешься? — спросил Джордж. — Как там, в Нэйвстоке?

— Развлекаюсь по своему вкусу.

— А тебе это по душе, правда?

— Вот-вот.

Джей-Джей что-то шепнул брату на ухо, и у того округлились глаза.

— Да, я вижу, ты неисправим, — сказал он.

— Нет, слава Богу, — ответил Джей-Джей.

Графиня наблюдала за этой теплой встречей из окна своей спальни. Она повернулась к графу, еще лежавшему в постели, и сказала:

— Джей-Джей приехал. Надеюсь, теперь не будет ссор?

Граф не ответил и лишь тихонько застонал. Графиня подошла к нему поближе и внимательно взглянула на него:

— Джеймс?

— Нет, дорогая, — негромко отозвался он, — никаких ссор не будет. Я не в состоянии ссориться.

Графиня наклонилась над ним и спросила уже более ласковым тоном:

— Как ты себя чувствуешь?

— Да, пустяки, у меня небольшое несварение желудка. Наверное, эта вчерашняя утка.

— Но ты ведь не так много съел! Ну, я надеюсь, что боль скоро пройдет. Не хотелось бы, чтобы ты расклеился в собственный день рождения.

— Не волнуйся. Иди вниз, поздоровайся с Джей-Джеем, я тоже скоро спущусь.

Жена пристально взглянула на него, но граф закрыл глаза, слегка подмигнув ей. Графиня направилась к двери, но на мгновение задержалась.

— Постарайся собраться с силами, Джеймс. Приедет столько гостей! Просто нехорошо будет, если ты не сможешь выйти.

— Я очень скоро к вам присоединюсь, обещаю.

И граф сдержал свое слово. Когда дворецкий объявил имена первых гостей графине, стоявшей в окружении детей в библиотеке, ее супруг вошел в комнату и встал рядом с ней. Он был очень бледен, но до сих пор неотразимо обаятелен. Волосы его почти совсем поседели, но голубые глаза сверкали ярким живым блеском.

— Отец, — обратился к нему Джей-Джей, когда хозяева Строберри Хилл обменялись приветствиями с первыми гостями, — я так рад увидеться с тобой. Я по тебе скучал.

Граф насмешливо улыбнулся:

— Скучал по моей дисциплине, правда? Ну, как тебе живется, на новом месте?

— Превосходно, сэр.

— А как ты управляешь имением? Все идет гладко?

— Вполне сносно, благодарю.

— Что ж, хорошо, — граф прижал ладонь к груди, слегка изменившись в лице.

— Что-то случилось?

— Да нет, просто легкое сердцебиение. Налей мне бокал шампанского, Джей-Джей. Может быть, поможет.

Стоявший в дверях дворецкий объявил:

— Полковник Арчибальд Мани и лейтенант Арчибальд Мани.

Несмотря на неважное самочувствие, графа позабавил взволнованный вид его старшей дочери, внезапно вцепившейся в плечо Горации.

Два старых сослуживца еще со времен герцога Веллингтона по-братски приветствовали друг друга, и пристально наблюдавшей за мужем Энн показалось, что он пришел в себя. Но в три часа, когда гости — всего около восьмидесяти человек — уже собрались, оживленно болтая, и заняли места за столами, устланными шелковыми узорчатыми скатертями, граф взял свою жену за руку.

— Тебе все еще нехорошо, Джеймс?

Его верхняя губа покрылась легкой испариной, а кожа приобрела цвет пергамента.

— Кажется, я не в состоянии избавиться от этого недомогания. После обеда я смогу лишь посидеть спокойно с Арчи Мани. Сомневаюсь, что в таком шуме на это обратят внимание. — Граф оглядел собравшихся, которые столпились вокруг столов и весело толкались, пытаясь добраться до еды. — Никто не будет скучать по мне, — сказал он, и в его словах прозвучал какой-то странный оттенок, от которого у Энн по спине внезапно пробежала дрожь. Но бокалы были уже наполнены и подняты и раздались обычные приветствия: