- Они не дают разрешения на удочерение…

- Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль.

Лада все же всхлипнула. По крайней мере, этот человек не намекал на то, что ей стоит обратить внимание на менее проблемных детей, как это делали многие другие. Люди, с которыми она после не смогла общаться. Которых вычеркнула из жизни, не понимая, как они вообще в ней появились? Черствые… Чудовищно равнодушные.

- Вы, наверное, знаете, что после принятия решения о трансплантации реципиенты ожидают донорский орган порой до восемнадцати, а то и больше месяцев? Пятьдесят процентов… пятьдесят чертовых процентов погибают, так его и не дождавшись?

- Лада…

- У нее нет восемнадцати месяцев. У нее нет…

- Мне очень жаль.

Она покачала головой и, пошатываясь, встала со стула:

- В какой она палате? Я ведь могу ее увидеть? Или… мне это тоже запрещено?

Виктор Васильевич тяжело вздохнул:

- Она в седьмой. Пойдем… провожу.

В седьмой палате лежала одна только Лидочка. Ее маленькая, совсем не по возрасту фигурка казалась еще меньше на фоне огромной больничной койки. В тонкую ручку была воткнута капельница. Лада ненавидела… лютой ненавистью ненавидела эти иголки.

- Ладушка, ты пришла…

- Конечно, моя золотая девочка. И всегда буду рядом, помнишь?

- Да… до конца.

Лада сглотнула соленый ком:

- Это с чего ты о конце заговорила? Виктор Васильевич утверждает, что ты молодцом. Того и гляди выпишут.

- Это хорошо! Ты обещала прокатить меня на лодке… - тонкий голос Лиды слабел, а ведь она просто разговаривала… всего лишь разговаривала…

- Обязательно… Я обязательно покатаю тебя на лодке, моя золотая девочка. Быстро-быстро, чтобы соленый ветер в лицо и лишь крики чаек над головами…

Лида сонно моргнула, не в силах больше сопротивляться усталости, закрыла свои прозрачные, как родниковая вода глазки. Взрослые глаза маленькой девочки. Глаза, полные обреченного понимания…

Лада растерла слезы по лицу, поправила тонкое одеяло и, поцеловав малышку в пропахшие больничным смрадом волосики, вышла прочь из палаты.

- Ладочка! Как хорошо, что ты здесь! Там тебя ищет какой-то мужчина. Говорит, постоялец.

О господи! Она совсем о нем забыла…

- Лада?! Все хорошо?

Он спешил ей навстречу, а солнце… слепяще яркое солнце зажигало костры в его каштановых волосах. Почему-то Лада видела все происходящее словно в замедленной съемке. Летающую в воздухе пыль, вольготно прогуливающегося по широкому водостоку воробья, угодившую в паутину муху... В какой-то мере она и сама себя чувствовала где-то так. Еще живой, но уже полумертвой. Запутавшейся в паутине чужих смертей.

- Да… да, все… нормально.

Не плакать, только не плакать… Он – постоялец, а не жилетка.

Но как же хочется выть…

- Что все же произошло? Я приехал в назначенное время, но мне сказали, что ты в больнице. Я примчался сюда…

- О… извини за беспокойство. Голова кругом…

- Да к черту! Что случилось-то? Я чем-то могу помочь?

Да! Можешь! Вырви из груди свое сердце… Отдай его маленькой-маленькой девочке… Я бы свое отдала. Но ведь не подходит… Сломанное… ни на что не годное сердце… - пронеслись в голове наверное страшные мысли.

Улыбнувшись дрожащими губами, Лада сказала:

- Нет. Здесь… уже никто не поможет.

И снова улыбнулась. Как дура. Не улыбаться нельзя. Нельзя, потому что никому нет дела до ее слез. Даже богу нет, который по идее должен быть милосердным. А еще… потому, что если эта маска сползет с лица, от нее вообще ничего не останется. Под этой маской ничего нет. Она вся истлела…

- Лада…

- Погодите еще пару минут. Я… мне нужно переговорить с врачами, оставить деньги на всякий случай…

- Да-да, конечно… Я подожду на улице.

Денег не понадобилось. Поддерживающая терапия покрывалась медицинской страховкой, а все, что сверх – больше не имело смысла… Не имело… Сунув несколько сложенных в гармошку купюр медсестре и санитарке, Лада на подгибающихся ногах вышла на улицу. Тело ломило, собранная по частям нога отказывалась повиноваться. И то ли испортившаяся вмиг погода тому была виной, то ли нервы…

- Все уладила?

- Да, все в порядке. – Лада растянула губы в натянутой улыбке и отвернулась к окну. Господи, когда же это все закончится?


Глава 4


Вспарывая серое неспокойное море яростными гребками весел, Лада упрямо продвигалась вперед. Куда угодно. Хоть на край света, хоть за край… Может быть, там нет боли? Размеренные звуки проворачивающихся в креплениях металлических уключин скрежетали по натянутым нервам, соль моря и слез разъедала глаза. Лада утерлась плечом и снова налегла на весла, отдавая этой бессмысленной гребле последние силы. Лишь окончательно измотав себя, женщина опустила гудящие от усталости руки. Подставила лицо серому пасмурному небу и сделала жадный вдох. Местные верили, что сконцентрированный в воздухе йод залечивал раны. Как же жаль, что не душевные…

Набежавшей волной всколыхнуло лодку. Перед глазами Лады поплыло. Крики чаек, крики боли… красный мигающий свет фар, постепенно превращающийся в кровавую пелену… Лада всхлипнула. Упрямо игнорируя слезы, нашарила на дне старую удочку, нанизала наживку и закинула леску в море. Не думать… Не думать… Не думать… Сосредоточиться на здесь и сейчас! Раздобыть ужин. Накормить постояльца… Он очень кстати внес наперед оплату! О Лидочке теперь хорошо позаботятся.

Не думать… Не плакать… Не вспоминать.

Бычок – рыба донная, поэтому насадку нужно подавать к самому дну, поигрывая ей, постукивая по дну и приподнимая над ним, чтобы привлечь рыбу. Так, когда-то давно, Ладу учил муж.

Господи, как она ненавидела эти рыбалки! Какой бессмысленной тратой времени они ей казались... Деловой… Всегда на бегу. Она любила Сергея с самого детства, но по большому счету между ними было так мало общего! Владелец небольшой гостиницы и она… Успешная, красивая, богатая. Он хотел тишины и покоя. Она же впадала в панику каждый раз, когда телефон молчал больше пяти минут. Он ненавидел надолго уезжать из дома. Она кочевала по миру, как перекати-поле, от одного модного показа к другому. Он вел тихую жизнь, она – блистала на обложках журналов. Сначала в качестве модели, потом – довольно успешного дизайнера. Он хотел детей… Десять лет хотел… Ей же эта пауза казалась смерти подобной. Она была на гребне… на пике! Просила подождать. Годик, другой… Пять лет… Десять. Никто не знал, что перед тем как забеременеть, они едва не расстались! Сергей отказался ждать. Он и так ждал ее слишком долго, так долго, что Лада наивно решила, что его терпение бесконечно. Но это было не так. Ультиматум прозвучал как гром среди ясного неба. Или ребенок… или развод.

Лада до последнего не хотела. Не считала себя готовой… Только позже, когда малыш зашевелился, когда прошел ужасный токсикоз, и она снова смогла дышать без страха вырвать в любую секунду… она обрела гармонию. Поздно… слишком поздно обрела...

Вечерело. Туман над водой сгущался, окутывал все кругом таинственным воздушным покрывалом. Сквозь его серую пелену опускающееся за море солнце казалось необычайно большим и блеклым. Таким же блеклым, как ее жизнь…

Море все сильнее волновалось, бурлило, взбудораженное отчаянными порывами ветра. И хоть солнце еще не село, оно оказалось неспособным развеять мрак, принесенный надвигающимся штормом. Опомнившись, Лада быстро скрутила леску, подняла якорь и погребла к берегу, который почему-то оказался так далеко…

Лады не было долго. Так чертовски долго, что волнение, вызванное ее абсурдной идеей выйти в море, теперь просто зашкаливало. Набросив висящий на крючке брезентовый плащ, Ник вышел из уютного тепла гостиницы. Склонив голову под все усиливающимися порывами ветра, быстро преодолел дорожку, крутые, ставшие еще более опасными после дождя ступеньки и спустился на пляж. Продолжающийся дождь хлестнул холодной водой по лицу, проник юркими ручейками за воротник, побежал вниз по спине. Ник накинул капюшон и, сощурившись, устремил взгляд к морю, туда, где беспощадная стихия трепала на волнах крохотное суденышко. Оно то поднималось вверх, то снова опускалось в пучину, заставляя его сердце что есть силы сжиматься в тревоге.

Ник не знал, как поступить. Вызвать спасателей? Броситься в воду самому? Он злился на Ладу, на ее бредовую идею порыбачить в такою погоду, но в то же время он понимал, что таким образом она просто бежала… Бежала от себя. Бежала от боли. Что же все-таки произошло в этой больнице? Что же, мать его, там произошло?

Где-то вдалеке послышался оглушительно громкий лай. Непогода усиливалась, но лодка, несмотря ни на что, медленно приближалась. Ник подошел вплотную к кромке воды и стащил с себя обувь. Вглядываясь во все сгущающуюся темноту, он чувствовал себя мухой, запертой в янтаре расслоившегося на прошлое и будущее времени. Плюнув на все, Ник ступил в обжигающе холодное море. Нырнул с головой и поплыл. В том месте, где он перехватил за канат лодку Лады, вода почти смыкалась над его головой. Шаг за шагом… до самого берега.

- Вылезай! – перекрикивая свистящий ветер, скомандовал мужчина, но Лада то ли не услышала его, то ли не смогла подняться, - Вылезай, слышишь?!

- Нога… - в тусклых отблесках упавшего за горизонт солнца ее лицо казалось белым, как мел. На нем отчетливым ярким пятном выделялись посиневшие от холода губы и глубокие провалы переполненных болью глаз.

- Что нога? Ты поранилась?

- Судорога…

Волны хлестали о деревяный борт суденышка, поднимали вверх клочья белой пены и неслись дальше, разбиваясь о скалы. Нику не оставалось ничего другого, кроме как тащить лодку до самого берега.