Дарья Викторовна нахмурилась:

– Позвольте, милочка, все, что о вас можно написать, уже написали на всех заборах! – и она презрительно отвернулась.

Но Викторию Даниловну не так-то просто было заткнуть. Она закинула ногу на ногу и с вызовом продолжала:

– Геннадий писал мне просто баллады! Боюсь, не смогу вспомнить… Сейчас, минуточку… «ты такая запретная, адская, словно порнокассета пиратская…». Это он, к вашему сведению, лично сочинил и мне посвятил.

Женщины вскипели.

– Ну конечно! Еще бы покороче юбки надевала! И вообще, там не «адская» было написано, а вовсе даже неприличное слово, только он не матерился! – Вскинулась Лариса: она не терпела, когда писали стихи посторонним женщинам ее бывшие женихи. – А однажды, когда он к вам на свидание не пришел, вы лично мне говорили, что при первой же возможности его собственными руками растерзаете!

– Ага! И мне говорила, что готова задушить, а теперь, оказывается, он ее любил!! Ха! Стихи он ей писал! – поддержала подругу Татьяна, она вчера испробовала то ли новый крем, то ли новую наливку, но лицо у нее было совершенно лиловое, что ее невероятно раздражало. – Он был человек интеллигентный, такую чушь не состряпал бы! Сама небось себе и написала!

Гутя вслушивалась в крики, но ничего нужного выцепить не могла. Стоит ли удивляться! Она забыла одну важную деталь – сейчас про Геннадия никто полной правды не скажет, по традиции нужно говорить либо только хорошее, либо уж молчать.

– Спасибо, вот мы и вспомнили… – хотела было она прекратить поток хвалебных гимнов, однако ее слушать вовсе не собирались.

Да и про самого несчастного Геннадия Архиповича временно забыли, потому что яростно принялись высказывать Виктории Даниловне все, что накопилось.

– А вот когда к нам двое мужчин пришло, помните? – кричала самая старшая из завсегдатаев клуба Анна Никитична. – Вот тогда ни один из двух на Викторию глаз-то не поклал! Дак она сама им звонила, я знаю, лично под ее дверью подслушивала, потому как мы проживаем в одном подъезде!

– Ой, да чего там – мужчины! Эта Виктория даже на моего Мишеньку поглядывала! – фыркнула Дарья Викторовна. – Хорошо, что я вовремя успела его с Любашей познакомить! А про Геннадия она специально теперь говорит со слезой в голосе, потому что она его в последнее время терпеть ненавидела! И еще к моему Мишеньке подбиралась!

Виктория Даниловна только громко хохотала, чем еще больше злила достопочтенное собрание.

– Дурдом «Ромашка», – устало проговорила Гутя и плюхнулась на стул, закрыв уши ладошками.

Варьке сегодня тоже не везло. К ней в кабинет пришли сегодня только две женщины, и одна из них совершенно посторонняя – чья-то подруга. Естественно, подруга не знала никакого Геннадия Архиповича и сказать о нем ничего не могла, вторая же женщина – Наталья Петровна – пришла исключительно с целью вызнать, что ей делать с собственным сыном. Парень никак не хотел учиться, а всерьез собирался заводить собственную семью. И это бы еще ничего, да только парню было всего четырнадцать лет. Понятное дело, что едва Варька сводила разговор к Геннадию Архиповичу, как Наталья Петровна тут же замолкала и с любопытством заглядывала Варьке в рот. Сама она ничего про несчастного не знала, а узнать пикантные подробности хотелось. Вот она и ждала, что Варька жаждет поделиться с ней новостями.

Вечером мать и дочь ничего нового сообщить друг другу не могли.

– Ничего, – утешила Варька. – Придется походить по домам и лично переговорить с каждым. Поодиночке люди куда откровеннее.

– И главное – никто друг друга оскорблять не будет, – тут же согласилась Гутя. – Ума не приложу, с какой цепи они сегодня сорвались, такие приличные люди…

На том и порешили.


«Все! Все вышло так, как и должно было! Справедливость восторжествовала – еще один мерзкий тип перестал поганить землю! И так будет со всеми! Просто удивительно, до чего слепы бывают женщины… Но ведь и слепым нужно как-то жить. А главное – им нужна особенная забота. Значит, еще не время складывать лапки…»


…Походы на дом Гутя запланировала с самого утра. Она уже накрасилась, оделась скромно, но достойно, как и полагается серьезной женщине, и уже собиралась выскользнуть за дверь, но не обнаружила в кармане ключей.

– Аллочка! Алиссия! Не прикидывайся, будто спишь. Скажи, это не ты у меня ключи из кармана вытащила? – прошла она в спальню сестры.

– Я, – сонно протрубила та. – Чтобы ты без меня никуда удрать не надумала. Ох, ну за всеми нужен глаз да глаз.

У Гути от удивления вытянулось накрашенное лицо.

– Ты что такое говоришь? Что значит – удрать? Да я… я бегу по всем нашим дамам, чтобы тайно выведать не было ли у кого причин… обижаться на твоего жениха! И тебе со мной совсем никуда идти не нужно, люди просто не раскроются, если ты будешь сидеть рядом!

Аллочка уже поднялась с кровати, натягивала халат и яростно делилась своим мнением:

– Ну коне-ечно, ка-ак же! Выведать она хочет! Да я тебя, Гутенька, как на флюорографии вижу – вот тут ручки, тут ножки, а тут вот твоя коварная мысль, дескать, убегу, и пусть Аллочка сегодня мучается, готовит обед на всю ораву! Не выйдет! Я иду вместе с тобой! Или, если хочешь, я могу и одна сбегать, побеседовать с кем надо.

– Могу себе представить… – тяжко вздохнула Гутя и рявкнула: – Ну скоро ты?! Уже замучилась тебя ждать!

Они решили, что первого навестят Антона Андреевича. Старичок, хоть и был намного старше несчастного Геннадия Архиповича, страдал излишней любовью к молоденьким девицам, а потому весьма крепко цеплялся и к моложавым мужчинам, ему казалось, что так он и сам выглядит на десяток годков моложе. Как знать, может, Геннадий Архипович и ляпнул старичку что-то важное? Да и с кем еще может поделиться мужчина секретами, если не с таким же героем-любовником, пусть даже слишком дряхлым? К тому же Антон Андреевич жил ближе всех к дому Неверовых.

– Значит так, придем, и ты сразу же достанешь тетрадку, будто хочешь написать мемуары о вашей с Геннадием светлой и чистой любви, понятно? – учила Аллочку Гутя.

– Ф-фу, как это пошло, глупо – мемуары! Только ты, Гутенька, такую чушь могла придумать. Можно подумать, в моей жизни больше никогда таких вот Геннадиев не будет! – скривилась Аллочка. – И чего мне потом, про каждого отчет в прессу писать? Эдак никакой бумаги не хватит…

Гутя даже остановилась от возмущения.

– Ты что такое говоришь – я, Гутенька, ей чушь придумала! Да кто тебе без мемуаров душу выворачивать станет? А нам как раз и нужно, чтобы все вывернуто было… ну, чтобы люди нам всю душу выпотрошили!

Теперь уже оторопела Аллочка.

– Ну уж дудки! Если из нас душу потрошить станут, тогда иди одна, я никуда не пойду! И вообще, чего мы с тобой приключения ищем? К каким-то потрошителям ее тянет! Пошли лучше в кафе-мороженое. Я, между прочим, не забыла – ты мне так свадебный подарок и не преподнесла!

Гутя только протяжно простонала, ухватила сестрицу за рукав и потянула к Антону Андреевичу.

Старичок гостей не ждал, видимо, поэтому, открыв двери, как-то засмущался, покраснел и стал наскакивать на непрошеных гостей хилой, куриной грудью, не пуская в дом.

– И как это вы меня неожиданно решили навестить! – фальшиво скалился он во все железные зубы. – И кому только из вас такая замечательная мысль в голову стукнула? А я вот… ванну собрался принимать! Вот так взял, да и решил – чего вечера ждать, дай-ка я сейчас омовение приму! Так что…

В этот момент в глубине квартиры раздался капризный писк и поведение старичка стало понятным.

– Антосик! – мяукал кто-то из гостиной. – Ну скоро ты? Я уже две твои пешки съела!

Гутя понимающе хмыкнула и даже повернулась, чтобы покинуть старого ловеласа, а вот Аллочка совсем не собиралась его покидать. Еще чего! Они что – зря сюда тащились, ноги терли?!

– Это кого вы там пешками кормите? – набычилась она и решительно вошла в квартиру, отодвинув хозяина могучей рукой.

В прихожую, устав ждать, выпорхнуло воздушное создание, годков двадцати от роду.

– Вот… – смущенно хихикнул «Антосик». – Немножко подрабатываю, знаете ли. Учу младое поколение игре в шахматы, знаете ли…

Аллочка так на него уставилась, что тот готов был провалиться сквозь землю.

– А мы к вам по делу, – пояснила Гутя, желая разрядить обстановку. – У нас тут, понимаете…

– …Донос на вас поступил, – сурово прервала сестру Аллочка. – Что несовершеннолетних совращаете. Так что извольте распроститься с этой девицей и отвечать на наши вопросы!

Старичок посерел щечками, ухватился за дверной косяк и стал настойчиво совать пальто младой даме, которая торчала тут же. Дама возмущалась, пальто брать не хотела и кидала на гостей вовсе даже не приветливые взгляды.

– Не, я не понима-аю! У меня ваще-то за два часа упло-очено! Что за дела-а?! Антосик, ты меня ваще ничему не научи-ил!

– Дитя мое, сегодня не получилось, но вот завтра… Петунья моя, завтра я проведу два урока совершенно бесплатно, то есть абсолютно в ущерб себе, – лепетал старичок, продолжая тыкать в нос прелестнице старое, потрепанное пальто.

– Здра-ассьте! За-автра! Я завтра не могу, у меня искусствове-едение!.. Да чего ты мне чье-то тряпье суешь?! Ну ваще! – девица наконец напялила на длинные ноги замшевые сапожки и упорхнула из дома, громко хлопнув дверью.

Гутя и Аллочка молча смотрели на старичка.

– Ох уж эти дамочки… – хихикал старичок, боясь поднять глаза. – Мужья у них имущие, все имеют, а вот воспитания, образования не хватает. Вот и посылают своих молоденьких жен то в шахматы играть учиться, то английские языки изучать, то вот еще искусствоведением загружают. А девочкам хочется свободы, интересного общения!

– Вы бы поосторожнее с такими девочками, – глядя куда-то за окно, предупредила Аллочка. – А то вот после такого общения найдут где-нибудь ваше глубоко интеллектуальное тело в сточной канаве.

– Да что вы! – охнул старичок, вытянул шейку и совсем уже без кровинки в лице посеменил к диванчику: стоять ему отчего-то становилось все тяжелее.