Гутя бессовестно влезла впереди сестры и принялась диктовать кассиру вовсе не то, что хотелось Аллочке. Она взяла три банки тушенки, сгущенку, парочку хороших рыбных консервов, здоровенных красных яблок и даже два килограмма ливерной колбасы, которая почему-то здесь продавалась по цене сервелата.

– Гуть, ты чего? – таращилась на нее Аллочка. – Ты будешь нас кормить ливером? Совсем, что ли?

– Не знаю, – пожала плечами Гутя, сунула сестре деньги и добавила: – Вот тебе сто рублей и ни в чем себе не отказывай.

Через пять минут она уже сидела рядом со старушкой и мучилась стыдом, не зная, как предложить ей помощь. А в том, что пожилая женщина в этом нуждалась, Гутя не сомневалась ни минуты.

– А можно я вашего Мячика угощу? – наконец решилась она.

У старушки глубоко в глазах зажглись искорки.

– Так отчего же нельзя? Конечно можно! Вы его не бойтесь, он не укусит, а тявкает от страха. Маленький он, боится, что меня или его обидят…

Гутя достала из пакета кусок ливерной колбасы и протянула псу.

Тот мгновенно отвернул морду, но глаз от вожделенного лакомства отвести не мог – так и косился.

– Батюшки! А какой благородный-то! – не удержалась от смеха Гутя. – Вот у меня дома кот, Матвеем зовут, так он такой же точно – из чужих рук колбасу взять ему совестно, а ужасно хочется. Вы сами его покормите.

Старушка взяла кусок колбасы и протянула на ладошке. Песик мигом проглотил ливер и теперь уже выжидающе уставился на Гутю, дескать, доставай все два килограмма, я же носом чую, что у тебя этого добра…

– Вы так на мою бабушку похожи… – бесстыже врала Гутя, боясь взглянуть старушке в глаза. – Возьмите этот пакет, пожалуйста, как будто я своей бабушке гостинцы передала…

Старушка с достоинством помолчала, потом все же пакет взяла.

– Там и для Мячика гостинцы, – пояснила Гутя.

– А он тоже на вашу бабушку похож? – лукаво прищурилась старушка. – Спасибо вам. Мы вообще-то, с Мячиком не нуждаемся, но… иногда не умеем правильно деньги распределять. Сразу все истратим, а потом… А вы почему здесь сидите? Приехали к кому-то? Если дома никого нет, мы вас с Мячиком можем к себе пригласить, дождетесь.

Гутя замялась.

– Понимаете… мне тут один человек… Вы не знаете, здесь проживал Зеваев Геннадий Архипович?

– Зеваев? В нашем подъезде? Вроде не проживал такой… – задумалась старушка. – Я ведь в этом доме уже тридцать семь лет живу. И жильцы у нас тут не один год живут, все друг друга знаем, среди них нет Зеваевых. И Геннадиев не было, это точно. Правда, у нас тут в тридцать шестой Альбина Олеговна жила с мужем, потом они переехали в деревню, а комнату молдаванам сдают. Он не молдаванин?

– Н-нет, русский.

Песик тявкнул и сунулся мордочкой в пакет.

– Да, вот еще Мячик подсказывает, в двадцать четвертой у нас молодые жили – Ольга Анциферова с мужем.

– Это Лялечка? – догадалась Гутя.

– Ну, можно и так. Спортсмен он у нее, к матери они переехали, в Петербург. Но мужа у Ольги Сашей звали. А вот в двадцать восьмой… точно-точно, рядом в двадцать восьмой семья проживала. Странная какая-то семья и квартира у них странная…

Гутя боялась спугнуть старушку и сидела, точно в рот воды набрала.

– Приехали они месяца три назад, муж – высокий, интеллигентный, в очках темных, при шляпе, жена – такая худенькая, замотанная, вечно с авоськами бегала и девочка лет девяти. Не успели со всеми перезнакомиться, как снова взяли, собрались и уехали. И самое интересное – в их квартиру больше никто не заселяется. То ли навсегда уехали, то ли на время. Только их уже больше месяца нет. А сейчас ведь знаете, какое время – люди каждую копеечку берегут. Разве ж можно, чтобы такие площади да просто так стояли? А они и не сдают никому, и не продают, потому что покупатели не ходят, не смотрят, и сами не проживают.

– Ну, может быть, у них долгая командировка… – предположила Гутя.

– Может быть, – согласилась старушка. – Только недели две назад Лида Старостина, она как раз под ними проживает, вызвала сантехников – потолок у нее протекать стал. Надо наверх подняться, а в двадцать восьмой нет никого. Ну, слесарям не больно надо в положение Старостиной входить, они воду перекрыли и ушли со спокойной совестью, а мы-то без воды остались. Так почти неделю сидели. Потом снова этих слесарей позвали, всю подъездную общественность привлекли и двери вскрыли. Конечно, противозаконно поступили, но ведь и нас понять можно. И что самое удивительное – зашли, а в квартире одни обои. Ни мебели, ни штор, ничего! А вы говорите – командировка.

Гутя нетерпеливо заерзала на скамейке.

– И что же, вы не помните, как звали того интеллигентного мужчину в очках?

– Не помню. Она вроде Ульяна, а он… Она-то, бывало, еще пробежит, поздоровается, а вот он всегда молчком да бочком. Уехали, так мы их и не узнали. А зачем вы спрашиваете? Вы ему родственница?

– Да мне Зеваев Геннадий Архипович нужен был, однако, боюсь, это и не он жил здесь вовсе, – поднялась Гутя. – Ну что же, до свидания, я и так вас сильно задержала.

– Да что же – задержали… – засмущалась старушка. – Вы ж нас и так… вон как одарили. Вам спасибо.

Гутя почесала Мячика за ушком, а тот в благодарность ухитрился и лизнул ее прямо в щеку. Вот и думай – неужели эти мохнатые твари так хорошо разбираются в наших чувствах? Ведь даже люди далеко не всегда друг друга понимают. Во всяком случае, Аллочка, сестрица родная, точно не соображает, что у Гути сейчас такой интересный разговор случился, вон как несется! Еще и щеки раздула, как паруса, как пить дать обиделась, наверняка не втиснулась в отведенные сто рублей…

– Ну и чего ты здесь прохлаждаешься? – налетела на Гутю Аллочка, едва та отошла от скамейки. – Я, главное, набрала для нее целый поднос! А она, главное, даже не удосужилась прийти поесть! Иди вот сейчас, доедай! А то я из-за твоих блинчиков расплатиться не могу! У меня даже паспорт отобрали! Сказали, пока пятьсот семьдесят рублей не верну, чтобы к кафе даже близко не подходила, все равно документ не отдадут!

– Ну что ж, что-то такое я и представляла, – вздохнула Гутя, но, поразмыслив, что сейчас можно посидеть за столиком и поговорить, добавила: – Ладно, пойдем доедать мои блинчики.

– Да блинчики-то я уже доела, ты расплатись иди!

– Понятно… – буркнула Гутя. Хорошее настроение стало медленно ее покидать. – Пойдем хоть кофе выпьем. Мне тебе нужно кое-что рассказать.

Конечно, Гуте не терпелось рассказать Аллочке про странную квартиру. И про Геннадия Архиповича, потому что она ни минуты не сомневалась в том, что вместе с неизвестной Ульяной на Никитина, сто четырнадцать в квартире двадцать восемь проживал именно он. Пришлось вернуться в кафе, расплатиться, забрать паспорт и заказать кофе – на ходу про такие вещи говорить не хотелось.

Аллочка выслушала сестру, но соглашаться с ней не спешила.

– Ну и почему ты решила, что это был непременно он? – возмущалась она. – Ты сама-то подумай, что говоришь! Наш Дон Кихот говорил, что встретил Геннадия в том подъезде, так? Значит, они уже были знакомы, то есть Гена был уже в клубе. А в клуб он пришел совсем холостой! Ну ты же сама говорила – хо-лос-той! А тут вдруг вместе с ним какая-то Ульяна оказалась, да не одна, а с приплодом!

– Не с приплодом, а с обыкновенным ребенком! Учу, учу тебя, а лексикон у вас, Февралина Власовна, как у портового грузчика! – не выдержала Гутя и задумчиво добавила: – Зеваев твой, Геннадий Архипович, мог написать в анкете что угодно – бумага все стерпит.

– Мог! – звучно тянула кофе Аллочка. – Но в это время он уже ухаживал за мной! Он мне дарил цветы, простаивал под моим окном все ночи напролет, а днями думал только…

– Ну хватит кривляться! – снова не выдержала Гутя. – Какие там ночи напролет? Вы с ним встречались три раза в неделю! И сидел он у тебя только до одиннадцати.

– Правильно! А потому что позднее – это уже для девушки неприлично! Я бы, конечно, плюнула на все эти приличия, но ты не помнишь, кто мне говорил: «Он что, ночевать здесь остается?» Это, между прочим, ты го…

– А как звали его жену, которая уехала на Украину? – на полуслове оборвала сестру Гутя.

Та сразу надулась.

– Никак ее не звали… – Но потом она подумала немного и призналась: – Розой! Тоже мне, царица полей – кукуруза!

– Роза? – переспросила Гутя. – Значит, не Ульяна… Ладно, Аллочка, сами поели, пойдем домой, надо и Варьку с Фомой кормить, а мы еще даже ничего на ужин не купили… Куда ты опять к прилавку? Домой, я сказала!

Глава 3

Самцы прилетели

Дома, несмотря на относительно раннее время, уже были и Варька, и Фома. Оказалось, что Фома делал серьезную операцию, как он и предупреждал, а в такие дни он уходил домой пораньше. А Варька покинула свой кабинет по собственной инициативе, потому что не могла находиться там более, так как ее распирало от новостей.

Они уже удачно пообедали дежурными пельменями, и теперь Фома носился по комнате, нервно прижимая к себе кота, и звучно гордился успешной операцией, не забывая поносить на все лады любимую тещу.

– Нет, ну какой я ей шовчик сделал! Паутинка! Красотища! Через месяц она сама его не найдет! Просто – чмок! – целовал он Матвея в недовольную морду. – Кстати, Гутиэра Власовна, сколько раз я просил, чтобы вы не отправляли никого ко мне на прием по так называемому блату?! Я уже устал повторять: я не пластический хирург! И не собираюсь удалять морщины даже вашим ближайшим знакомым!

– Даже мне не удалишь? – грозно стала надвигаться на него Аллочка.

– Аллочка! Я тебе могу только рот зашить! – не испугался Фома.

Гутя ничего не понимала. А тут еще Варька перебивала супруга и несла откровенную чушь.

– Ну, мамочка! Ну и сюрприз! Вот уж не думала, что ты можешь сохранить такое в тайне. Это специально, чтобы Аллочку утешить, да? Аллочка, а ты знала? Вижу, вижу, знала! – подпрыгивала девушка и по-детски хлопала в ладоши. – Представляю, что завтра будет! Наши дамы просто передерутся, просто вот так возьмут и передерутся!