Самая большая стопка свертков была предназначена для Пит — сумка для книг, бледно-розовая губная помада и вызывающе короткая мини-юбка — все от мамы.

— Я знаю, знаю, — сказала Беттина, когда Стив начал возражать. — Я их сама не люблю, но они в моде, Стефано. Девочке важно быть модно одетой. А у Пьетры ноги как раз для мини.

Он продолжал хмуро смотреть на миниатюрный квадратик юбки, но больше не возражал.

Каждый подарил Пит что-то для чтения, вызвав у нее смех, когда она увидела названия: биография Фрейда от Стива, огромная книга, полная красивых цветных фотографий знаменитых драгоценностей от Джозефа; а от Беттины подписка на «Семнадцать».

— Что ж, никто не сможет обвинить эту семью в излишней утонченности, — сказала, смеясь, Пит, обнимая каждого по очереди.

Свой подарок матери Пит приберегла напоследок и извлекла его с нетерпеливой улыбкой. Это был небольшой квадратный сверточек, красиво завернутый в серебряную бумагу и перевязанный темно-красными и серебряными лентами, рассыпающимися у него наверху. Когда она вручала его Беттине, руки Пит дрожали от волнения и от переполнявшей ее гордости.

Она несколько месяцев трудилась над подарком, сначала зарабатывая деньги на материал. Она подрабатывала после школы и в некоторые выходные в ювелирном квартале, печатая заказы, отвечая на телефонные звонки, доставляя товар, делая все, что требовалось. Ей удалось скопить около сотни долларов, она знала, что они все ей понадобятся. Ее больше не устраивали те безделицы из пляжного стекла и оберток от жевательной резинки, как бы изобретательно они ни были использованы. Для этого особого Рождества ей нужен и особый подарок — настоящая вещь.

Беттина улыбнулась дочери, когда развязывала ленты и снимала серебряную бумагу. Она с нетерпением открыла голубую бархатную коробочку и в изумлении воскликнула:

— Ой, Пьетра, как красиво!

На подушечке из белого атласа лежала большая брошь в виде русалки. Растущие познания Пит в ювелирном искусстве вместе с дедушкиными профессиональными связями и создали этот подлинный шедевр.

Тело русалки было вырезано из переливающегося, как жемчуг, и мерцающего куска раковины морского ушка.

Для головы, рук и волнистого рыбьего хвоста Пит сначала сделала формочки из воска. Потом заплатила Хайму Гроссману, серебряных дел мастеру, у которого мастерская была в одном доме с Джозефом, чтобы он отлил их в серебре. Изящные ручки существа, извиваясь, протягивали пресноводную жемчужину как подношение. Лицо и волосы были из перегородчатой эмали. Два крошечных темно-синих сапфира, которые Пит удалось купить по себестоимости, были глазами русалки.

Почему-то верхняя часть фигурки далась ей просто. С самого начала она ясно видела ее мысленным взором. Но хвост почти озадачил Пит. Форма наконец стала вырисовываться, но она не могла придумать, как сделать чешую. Но однажды, проходя по одному из пассажей на Сорок седьмой улице, она увидела, как Мэнни Либерман разрезал на тонкие пластинки опалы для недорогих оправ. Она купила три дюжины крошечных радужных розовато-голубых пластинок и уложила их на хвост, как чешуйки. В конце хвоста она укрепила по одному маленькому пурпурному аметисту в каждый плавник, как глаз у павлиньего пера. Общее впечатление было поразительным.

После первой похвалы Беттина стала задумчивой. Она взяла украшение с белоснежного ложа и опустила на руку.

— Это на самом деле мне, правда? — спросила она после минутного разглядывания русалки.

— Тебе? Что ты имеешь в виду, мама?

— Она выглядит, как живая, даже красивая, — продолжала Беттина, — настолько живая, что может обмануть любого, кто не видит, что скрывается под внешним видом.

— Что, мамочка? — спросила Пит тихим нежным голосом.

— Западня.

Пит озадаченно посмотрела на нее.

Беттина провела пальцами по опаловой чешуе хвоста.

— Посмотри. Она закрыта в своем собственном мире, потому что у нее нет необходимого умения выжить в реальном мире.

Стив беспокойно поглядывал на жену.

— Ты не закрыта, Тина. Ты…

Джозеф оборвал его, как всегда готовый отвлечь внимание от странностей Беттины.

— Замечательная работа, Пит! Вдохновенная. — Он все это время знал, что Пит что-то делает, хотя она тщательно держала это в секрете, но он не представлял, какая изысканная получится вещь. Джозеф был в восторге от ее мастерства.

Несмотря на возражения зятя, он не оставлял мечты, что однажды Пит пойдет по его стопам в какой-нибудь области ювелирного ремесла. Она такая одаренная, с таким врожденным вкусом. В шестнадцать Пит могла оценить бриллианты так же — нет, лучше, чем он. Только неделю назад клиент принес для оценки очень хороший бриллиант. Изучив его целиком за пятнадцать минут, Джозеф не был абсолютно уверен в градации его цвета. Он попросил клиента оставить бриллиант до прихода партнера. Потом он показал камень Пит, чтобы она классифицировала его. Ее ответ был более быстрым и уверенным, чем его, и она оказалась права.

Сейчас он смотрел с восхищением, близким к благоговению, на творение своей внучки.

— Какая оригинальность! Какая техника! Я знал, что в тебе это есть, Пит. Брошь это подтверждает. Если ты будешь усердно работать и развивать свой талант, из тебя выйдет великий ювелир.

— Джо, — начал Стив, но Джозеф оборвал его.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Стив. Ты хочешь, чтобы она стала врачом, но у девочки поразительный врожденный талант. Ты только посмотри на это. Нет ничего зазорного в том, чтобы быть художником, как Челлини или Фаберже, или Картье.

Стив посмотрел на брошь и нахмурился, между бровями залегли две параллельные морщины.

— Что ты думаешь, папа? — робко спросила Пит, явно ожидающая от него похвалы.

Он сразу не ответил, вместо этого продолжал рассматривать брошь. Джозеф, который не хотел, чтобы Пит почувствовала себя обиженной, опять быстро вмешался в разговор.

— Что натолкнуло тебя на эту идею, Пит? За все годы моей работы я никогда не видел ничего подобного.

Когда глаза отца встретились с ее глазами, в памяти Пит вспыхнул один эпизод. Чтобы яснее вспомнить его, она заговорила тихим голосом, воссоздавая детали этой сцены.

— Я помню, когда я еще была маленькая, я нашла даму, прекрасную даму, украшенную драгоценностями. Она была спрятана в Раффи. — При этом она усмехнулась. — Мама, помнишь Раффи, моего игрушечного жирафа? У этой дамы плечи были сделаны из жемчужины, эмалевая головка и сапфировые глаза. Она сверкала, как сказочная принцесса.

Стив так пристально смотрел на нее, словно мог взглядом заставить ее замолчать, даже забыть об этом. Потом он улыбнулся.

— Драгоценности в жирафе? — Всем своим тоном он хотел показать, что это нелепость.

— Неужели ты не помнишь, папа? Я ведь показала ее тебе, а ты мне сказал, что она злая, и убрал ее. Ты велел мне забыть о ней, что я и сделала. Вероятно, я могла принять это за сон, но, когда стала делать наброски для маминой броши, дама уже жила в моем сознании. Русалка просто выплыла из-под моего карандаша.

— Пит, — начал Стив, — не думаю…

Джозеф подался вперед в своем кресле.

— Когда это случилось, Пит?

— Когда? — переспросила Пит. — Не знаю. Я… подожди, я вспомнила. Кеннеди только что был избран президентом, значит, это… 1960-й. Мне тогда было восемь лет. — Она повернулась к отцу. — Почему ты сказал, что она злая, папа?

— Потому что так оно и есть.

Джозеф резко перебил его:

— Так оно и есть? Ты хочешь сказать, что она была на самом деле? На что похожа та таинственная дама?

Пит вновь заговорила.

— Это было что-то вроде куколки, но маленькой, и только ее верхняя часть. Она была усыпана драгоценными камнями, бриллиантами, рубинами — думаю, настоящими.

— Если тебе тогда было восемь лет, — рассуждал Джозеф вслух, — тогда ты уже могла отличить настоящие камни от подделок. Я к тому времени уже многому тебя научил, что касается бриллиантов.

— Это был не сон, правда, папа?

Стив резко подался вперед, локтями уткнувшись в колени, голова повисла, все тело выражало поражение. Он не ответил.

Смущение в глазах Джозефа сменилось ледяной суровостью.

— Что это Пьетра нам рассказывает?

Беттина молча наблюдала, как в комнате нарастает смятение и напряженность. Она обратила широко раскрытые испуганные глаза к мужу.

— Стефано? Что это было?

От голоса дочери внутри Джозефа что-то щелкнуло, и он, взметнувшись из своего кресла, бросился на Стива, схватил его за лацканы вельветового пиджака и рывком поднял на ноги.

— Говори мне!

— Хорошо! — закричал Стив. — Да! Она права! Вещь на самом деле была. И бриллианты настоящие, целое состояние.

Ярость Джозефа прорвалась.

— В 1960-м! У тебя в 1960-м было целое состояние, а ты позволил своей жене гнить в той змеиной яме, потому что не было денег платить за лучшую клинику? — Он тряс Стива за лацканы.

— Дедушка, — кричала Пит. — Прекрати!

Но Джозефа нельзя было остановить.

— Ты допустил, что моя дочь разбилась, как яйцо, когда ты мог платить двадцати докторам, чтобы вылечить ее?

— Да! Хорошо! — закричал Стив страдальческим голосом. — Возможно, это было неправильно, но я…

Джозеф продолжал трясти его, осыпая голландскими ругательствами.

— Rotvent! Sodemieter! Ублюдок! Вонючий, мерзкий, проклятый ублюдок!

— Не надо, — кричала Пит, хватая Джозефа за руку и пытаясь оттащить его. — Пожалуйста!

— Посмотри на нее, — гремел Джозеф, указывая на Беттину, которая сейчас съежилась от страха в своем кресле и переводила глаза с одного лица на другое. — Посмотри, что сделало то заведение — что сделал ты!