Коуди подождал, пока исчезнет дрожь, сотрясающая тело Кэсси, затем вышел из нее и ласково уложил на постель. Быстро раздевшись, он тоже лег, прижался к Кэсси и стал жадно покрывать ее тело поцелуями, лаская самые потаенные его уголки. Когда возбуждение, с новой силой охватившее ее, достигло своего апогея, Кэсси почувствовала истому. Отбросив всякую стыдливость, она отдавалась самой смелой ласке его пальцев, языка, губ… Кэсси чувствовала, как нарастает наслаждение, ей хотелось кричать, и, готовая вот-вот снова забиться в экстазе, она поднесла руку ко рту, чтобы заглушить стоны. И тогда Коуди снова вошел в нее. Теперь он мощными движениями вел ее к наслаждению… Они, словно подхваченные сильной штормовой волной, одновременно достигли наивысшей минуты любви и, содрогаясь, замерли, сжимая друг друга в объятиях.

Коуди приподнялся на локте и взглянул на Кэсси. Она лежала обессилевшая, утопающая в беспредельном блаженстве. Он нежно провел рукой вдоль ее распростертого и такого прекрасного тела… Ее глаза приняли какое-то странное, отсутствующее выражение; полуприкрыв веки, Кэсси, казалось, забылась в легкой дремоте. Он не заметил, как из-под ресниц ее скатилась одна-единственная слезинка. Кэсси хотелось плакать. Она сдерживалась изо всех сил.

Он доставил ей неземное наслаждение. Она занималась любовью с женатым мужчиной. Значит, она ничем не лучше «девочек» Сэл, разве что не берет деньги за то, что спит с Коуди. И она сама пошла на это, по собственной воле и желанию! Теперь ей до самой смерти предстоит нести на себе этот тяжкий грех…

— Я боялся, что ты не успеешь, — сказал Коуди. — Не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь так терял над собой контроль. Когда я с тобой, то становлюсь беспомощным. Я просто занимаюсь любовью — и хочу делать это снова и снова.

— Ты не поторопился, Коуди, мне было хорошо, — прошептала Кэсси.

Он улыбнулся ей своей неповторимой улыбкой:

— Это прекрасно!

Он замолчал, дыша ровно и глубоко, и положил руку на гладкий, шелковистый живот Кэсси. Засыпая, он услышал ее голос:

— Коуди!..

— М-м?

— Не спи! Ты должен уйти отсюда до того, как тебя увидит миссис Смит или кто-то другой.

Он перевернулся; весь сон мгновенно у него пропал.

— Я еще не готов уходить. Я снова хочу тебя любить.

— Я больше не выдержу, — еле выдохнула Кэсси.

Он взглянул на нее так, будто она сказала несусветную глупость. Его руки нежно сжали ее грудь, губы мягко накрыли рот, и все закружилось в танце любви. Это было упоительное пробуждение! Кэсси то сжималась под поцелуями Коуди, разжигая в нем еще более страстное желание, то сама начинала неистово ласкать его, даря такое же наслаждение, какое он доставлял ей. Она едва заметила, что Коуди лег на спину, а она оказалась сверху. Он слегка приподнял ее, и его орудие любви медленно вошло в нее. Кэсси откинулась, впуская Коуди, и горячий, безумный, исступленный поток вновь подхватил их, повергая в пучину сладостного блаженства, наслаждения, похожего на боль, пронзающего, как кинжал. И когда оба они, словно два обезумевших пловца, наконец достигли желанного берега, Кэсси в упоении вскрикнула:

— Коуди! Я люблю тебя!

Когда их дыхание наконец стало ровным, Кэсси томным и покорным движением повернула к нему голову и взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы. Коуди показался ей таким задумчивым и хмурым, что она испугалась: не допустила ли какой-нибудь ошибки; но прежде чем Кэсси успела спросить, в чем дело, Коуди заговорил сам:

— Ты это серьезно сказала?

Кэсси удивленно вскинула брови:

— Что именно?

Неужели она произнесла что-то обидное или неуместное, когда они занимались любовью? Смешно, но она не могла вспомнить, говорила ли что-нибудь вообще.

— Что… любишь меня. Это правда?

О Господи, значит, она все-таки сделала это! Должно быть, признание вырвалось в минуту экстаза. Иначе она никогда не осмелилась бы прямо сказать ему о своей любви. Ведь он муж другой женщины! Но даже если бы он им не был… Мысли путались у нее в голове.

— Так это правда, Кэсси? — настаивал Коуди, желая непременно добиться ответа. Он был так важен для него!

— Да, я люблю тебя, давно уже люблю, — еле слышно прошептала она дрожащим голосом.

— Но я же полукровка и незаконнорожденный! Я груб, невоспитан и невыдержан. Большинство женщин смотрят на метисов как на существ низшей расы и считают позором брак с ними. Даже ты, которая только что призналась мне в любви, отвергла мое предложение.

— Я уже говорила тебе почему, Коуди! Я думала, что ты хочешь на мне жениться только ради детей, а не потому, что испытываешь ко мне глубокие чувства.

— Да уж, натворили мы с тобой дел, а? Мм любим друг друга, но не можем быть вместе, по крайней мере сейчас. И все из-за дурацкой, никому не нужной гордости и нескольких запальчивых слов!

— Так ты… тоже любишь меня? — выдохнула Кэсси.

— Люблю… Клянусь всем святым! Я ничего не говорил тебе, так как боялся, что ты высмеешь меня. Когда ты отказала мне… Господи, это был какой-то кошмар!.. Я ничего не соображал от отчаяния. И сломя голову помчался в Додж для того, чтобы напиться и забыть обо всем хоть на время. Но я и в мыслях не держал, что возвращусь на ранчо с женой! Я так надеюсь, что ты немного потерпишь, пока я улажу дела с Холли!

— Знаешь, я очень боюсь, что адвокат Бакстер отклонит твое прошение об усыновлении, — помолчав, сказала Кэсси откровенно. — Холли, конечно же, не лучшая мать для Эми и Брэди, и в суде это сразу поймут.

— Я думал об этом, — озабоченно ответил Коуди. — Но развод займет несколько месяцев. А я не могу подать на него, пока Бакстер не приедет и не вынесет собственное суждение. Если только…

— Прости меня, Коуди. Больше всего меня волнует то, что детей могут отправить в сиротский приют.

Она немного помолчала, раздумывая, сказать ли Коуди о предложении Уэйна или нет, и в конце концов решилась.

— Уэйн просил меня выйти за него замуж. Он хочет вместе со мной усыновить ребят. Уэйн сказал, что у нас будет больше шансов выиграть дело в суде, чем у тебя с Холли, — выпалила она.

Коуди приподнялся на локте, изумленно глядя на нее:

— Надеюсь, ты сказала ему, чтобы он убирался к дьяволу?! Какая же он мразь! Думает, что может добиться тебя, так же как он добился твоей матери?!

— Я уже говорила о предполагаемой связи Линды с Уэйном. Так Бак из-за этого лишил его наследства? Я хочу услышать от тебя правду. Коуди покраснел. Он совершенно не собирался говорить Кэсси о Линде вот так, открыто.

— Я не хотел причинять тебе боль, милая.

— Все это было много лет назад, — ответила Кэсси мягко. — Я уже приучила себя к мысли, что моя мать была отнюдь не ангелом.

— Я только предполагаю — но не без оснований, — что отец изменил завещание именно из-за этой истории.

И вдруг Коуди заговорил, открывая то, чего он никогда и никому не рассказывал, то, что он намеревался хранить в тайне всю жизнь:

— Я сбежал из дома потому, что однажды Линда затащила меня в постель и мы с ней занимались любовью. Это был мой первый в жизни опыт. Я не мог посмотреть отцу в глаза после того, что сделал. Мне было пятнадцать лет. Боже мой, я был совсем еще зеленым юнцом! Я понял, что не смогу удержаться от соблазна, если Линда придет ко мне снова, поэтому покинул дом. Думаю, отцу это было все равно — для него существовал только Уэйн. Я же оставался всего лишь ублюдком, которого Бак терпел потому, что все-таки во мне была его кровь. А Уэйн меня ненавидел. После смерти матери у меня не осталось никого. Пойми, я не стараюсь оправдать себя за то, что я сделал, а лишь пытаюсь объяснить, как все произошло. Я не должен был говорить тебе об этом, но я не хочу, чтобы между нами стояла хотя бы малейшая ложь.

Сердце Кэсси сжалось от боли и сострадания. Мысленно она представила себе Коуди — одинокого, заброшенного ребенка, изгоя среди других детей, которого ненавидит брат и еле переносит отец. Когда Линда соблазнила его, он не смог вынести чувства вины и ушел из дома. Ушел, потому что любил отца. Как могла она осуждать Коуди, если это ее мать выступила в качестве соблазнительницы? А когда Коуди сбежал, Линда не стала терять времени даром и заманила в кровать Уэйна, вернувшегося из колледжа.

Кэсси отчетливо вспомнила похороны матери и жестокие слова, сказанные Баком над ее могилой, и вдруг поняла, что ребенок, умерший вместе с матерью при родах, скорее всего был от Уэйна, а не от Бака…

— Я все понимаю, Коуди, и не виню тебя. Я не очень хорошо помню мать, разве только то, что она была красивой. Что же касается Уэйна, то я никогда не выйду за него замуж! Ни за что на свете, какие бы доводы он ни приводил.

— Так, значит, ты подождешь, пока я разведусь с Холли?

Неожиданно Кэсси пришла в голову счастливая мысль.

— Коуди! — радостно воскликнула она. — А почему бы тебе не аннулировать брак? Ведь если мужчина никогда не занимался любовью со своей женой, то по закону он имеет все права на признание этого супружества ошибочным, и развод ему дают незамедлительно!

Коуди обреченно застонал. Как он хотел бы с чистой совестью сказать Кэсси, что никогда не спал со своей так называемой супругой! Но у Холли были свидетели, которые видели, что он поднимался к ней наверх в «Длинной скамейке» и спускался вниз утром. И с этим невозможно было ничего поделать, даже если бы он стал доказывать, что абсолютно ничего не помнит о прошедшей ночи!

— Коуди, ты меня слышишь?

— Слышу, — безжизненным голосом тихо ответил он. — Этот брак не может быть аннулирован.

Кэсси негромко вскрикнула:

— Значит, ты мне лгал, а Холли сказала правду: ты с ней спал!

— Но не на ранчо, Кэсси, клянусь! Это случилось или, вернее, могло случиться — я уж и сам не помню — после свадебной церемонии. Я проснулся в комнате Холли; она утверждала, что мы занимались ночью любовью. Честно сказать, сомневаюсь, что в том состоянии я мог что-то сделать, но доказать-то ничего невозможно!